Страница 69 из 71
А вскоре эта дружба превратилась в страсть, и король назначил своего юного фаворита сначала хранителем гардероба, потом обер-шталмейстером Франции… Наконец, он объявил м-ль де Отфор, что не желает больше видеть ее при дворе.
— Почему? — спросила девушка.
— Потому что я отдал свое сердце г-ну Сен-Мару [135].
Мари, слегка остолбеневшая — и было отчего, — уехала в Ман к своей бабушке [136].
На протяжении многих месяцев Сен-Мар пользовался самой настоящей любовью Людовика XIII, что позволило Шавиньи написать однажды Мазарини: «Никогда еще король ни к кому не относился с такой неистовой страстью».
Не следует ли из этого, что монарх, всегда равнодушный к женщинам, внезапно открыл в себе гомосексуальные наклонности?
Ни в коем случае. Людовик XIII любил Сен-Мара так же целомудренно, как в свое время Луизу деЛафайет и Мари де Отфор. Однако поверхностные наблюдатели вполне могли ошибиться, видя, как эти двое частенько напоминали влюбленную парочку. Они прогуливались под руку, читали вдвоем одну книгу, вместе варили варенье, потом неожиданно для всех начинали препираться, ссорились и не разговаривали между собой по три дня. И тогда кардиналу, полагавшему, что он уже избавился от этой неприятной обязанности, приходилось идти и мирить их.
В такие моменты оба, и король, и Сен-Мар, вели себя точно дети: они подписывали бумагу, подтверждавшую, что оба больше не сердятся… Вот пример такого «свидетельства» от 26 ноября 1639 года. Людовик XIII писал кардиналу:
«Из свидетельства, которое я вам посылаю, вы увидите, чем завершились вчерашние ваши усилия. Когда вы вмешиваетесь в какое-нибудь дело, оно не может окончиться плохо. Я шлю вам привет.
Людовик».
А вот и само свидетельство, приложенное к письму:
«Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем тем, кому надлежит знать, что довольны и удовлетворены друг другом и что никогда не были в большем согласии, чем пребываем сейчас. С верой в это мы подписали настоящее свидетельство.
Составлено в Сен-Жермене, 26 ноября 1639.
Людовик и по моему указанию Эффиа де Сен-Мар».
Очень скоро, впрочем, одной женщине предстояло сделать эти размолвки куда более серьезными.
Эта женщина была самой знаменитой куртизанкой того времени: ее звали Марион Делорм.
Когда в Сен-Жермен-ан-Ле все мирно спали, Сен-Мар бесшумно выскользнул из замка, проник в конюшню, вскочил на коня и галопом направился в Париж. «Он часто совершал эти короткие и никому не известные выезды, — рассказывает Монгла, — всегда опасаясь, как бы об этом не узнал король; у него не оставалось ни часа для сна, так как он был обязан каждый день находиться при короле. Эта обязанность в сочетании с работой, которой от него требовала каждую ночь мадемуазель, лишали его сил до такой степени, что он по большей части был в плохом настроении и заставлял короля думать, что фавориту скучно с ним, все это вело к ссорам, в которых кардиналу приходилось постоянно играть роль посредника».
Но однажды Людовик XIII узнал, что у его фаворита есть любовница. Король едва не заболел.
Ришелье, которому немедленно об этом доложили, был ошеломлен. Связь Сен-Мара с женщиной могла иметь весьма неприятные политические последствия. На протяжении пяти месяцев король предпринимал серьезные усилия для завоевания провинции Артуа (бывшей в то время испанским владением) и лично руководил военными операциями. Им уже были захвачены Эзден, Мезьер, Ивуа, Сен-Кентен. Но Аррас, столица провинции, еще сопротивлялся, и жестокие бои продолжались, Ришелье, знавший ранимость и ревнивый нрав короля, тут же понял, что есть серьезная опасность потерпеть военное поражение, если только Сен-Мар не порвет со своей куртизанкой. Поэтому кардинал пригласил Марион Делорм к себе, а так как он не знал другого способа прекратить ее связь с фаворитом, то ради блага государства сам стал ее любовником.
Вот как протекали, согласно Тальману де Рео, две первые встречи кардинала и самой красивой женщины XVII века:
«Кардинал де Ришелье, — пишет автор „Маленьких историй“, — платил женщинам не больше, чем художникам за их полотна. Марион Делорм дважды приходила к нему. Во время первого визита она пришла к нему в платье из серого атласа, расшитого золотом и серебром, в изящной обуви и в украшении из перьев. Она сказала, что эта бородка клинышком и волосы, прикрывающие уши, производили самое приятное впечатление. Мне говорили, что один раз она явилась к нему в мужском платье: всем было сказано, что это курьер. Она и сама об этом рассказывала. После этих двух визитов он послал ей сто пистолей со своим камердинером де Бурне, который выполнил роль сводника».
Немного дальше Тальман де Рео добавляет:
«Она говорила, что кардинал де Ришелье подарил ей однажды кольцо за шестьдесят пистолей, которое ему дала его племянница м-м д`Эгийон».
«Я отнеслась к этой вещи, — говорила она, — как к трофею, потому что оно раньше принадлежало м-м де Комбале, моей сопернице, победой над которой я гордилась, а это кольцо было как добыча, в то время как она продолжает лежать на поле сражения».
Несмотря на скупость кардинала, Марион, польщенная тем, что ее выбрал этот могущественный и опасный человек, согласилась не встречаться больше с Сен-Маром, после чего король снова помирился со своим молодым другом.
В результате этого примирения они подписали из ряда вон выходящий мирный договор, оставляющий впечатление какого-то непроизвольного шутовства:
«Сегодня, девятого мая 1640 года, король, находясь в Суасоне, имел удовольствие пообещать господину оберу, что за всю эту историю не будет гневаться на него и что если упомянутый господин обер даст новый незначительный повод, жалоба на это будет подана Его Величеством господину кардиналу без досады, чтобы по совету Его Преосвященства вышеназванный господин обер избавился от всего, что может не понравиться королю, и тогда все умиротворятся. Что взаимно и обещают король и господин обер в присутствии Его Преосвященства.
Людовик. Эффиа де Сен-Мар».
Король был спасен, завоевание Артуа продолжалось. Довольный Ришелье, желая вознаградить себя за это, решил остаться некоторое время любовником Марион Делорм. Но, увы, красавица оказалась болтливой; она поторопилась похвастать своей новой связью, и злые языки тут же прозвали ее госпожой кардинальшей.
Иногда друзья Марион из квартала Маре и с Королевской площади говорили ей:
— Как вы можете спать с прелатом?
Она улыбалась:
— Да ведь без красной шапки и пурпурного облачения любой кардинал ничего особенного не представляет.
Потом добавила, что такая любовная связь, без сомнения, обеспечит ей полное отпущение грехов.
Вскоре весь Париж оказался в курсе этой удивительной любовной идиллии, и несколько озадаченный поэт Конрар написал господину де л`Эссо:
«Месье, верно ли то, в чем меня пытались убедить, а именно, что наш Великий Пан влюблен в (Марион Делорм), это он-то, глаза и уши своего принца, неусыпно пекущийся о благе государства и держащий в руках судьбу всей Европы?
Сообщите же мне, месье, должен ли я верить столь значительной и столь приятной новости. Я больше уже не в состоянии доверять никому, кроме вас».
Конрар не ошибался, и мы увидим, что он мог без колебаний называть Ришелье Великим Паном, настолько точно это прозвище подходило первому министру…
Кардинал и вправду был большим любителем женщин, и его кардинальское облачение нисколько не мешало ему бегать за юбками.
В одном из своих трудов Матье де Морг говорит совершенно откровенно о красавицах, «не только не распутных, но, наоборот, из самых добродетельных, жаловавшихся на посягательства и насилие, которые пытался учинить над их честью Ришелье…»
135
См. Монгла: «Любовь короля была совсем иной, чем любовь других мужчин; дело в том, что он любил девушку, не стремясь получить от нее ничего, кроме общения, и общался с ней как с другом; и хотя нет никакого противоречия в том, чтобы иметь одновременно любовницу и друга, для короля это было совершенно невозможно, потому что в его случае любовница была единственным другом и доверенным лицом, кому он поверял все огорчения своего сердца» (Мемуары).
136
В 1646 году она вышла замуж за маршала Шонберга, с которым жила очень счастливо. Она умерла в 1691 году, в возрасте 62 лет.