Страница 50 из 71
Король знал, что Австрия мечтала прибрать к рукам эти земли, надеясь стать в ряд европейских монархий, и потому энергично поддержал сторону наследников. А это означало только одно: в Шампань вошла сто десятитысячная армия, двенадцать тысяч лошадей и сто пушек.
[95]
28 апреля 1660 года передовые части армии находились в Мезьере. 29 апреля Генрих IV сообщил эрцгерцогу, что французские войска собираются вторгнуться на его территорию и встать под Брюсселем, требуя выдачи принцессы де Конде. Принимая во внимание задействованные силы, между Францией и Испанией вот-вот должна была разразиться беспрецедентная война из-за новоявленной Елены [96]…
Большинство авторов исторических трудов, как правило, уклоняются от изложения истинных причин столь грандиозной мобилизации военных сил. Эти господа из какой-то ложной стыдливости напирают на политические цели, тогда как у сердца есть свои резоны, и все объясняют разногласиями по Юлихскому делу. Вилвруа сказал однажды Пекнюсу: «Пусть только принцесса де Конде. вернется во Францию, и тогда для решения Юлихского дела достаточно будет трех-четырех тысяч человек». Это только подтверждает, «то главной целью предпринимаемых Генрихом IV действий была Шарлотта. Сен-Симон также пишет в своих „Мемуарах“, что под предлогом Клевского дела король „стремился прежде всего выступить против эрцгерцогини и похитить у нее красавицу, мысль о которой переполняла его любовью и яростью“. И, наконец, в ответ на утверждения тех, кто принимает всерьез великий „замысел“ сокрушить Австрию, изложенный Сюлли, достаточно привести такую фразу Ришелье: „По всей видимости, покончив с разногласиями по Юлихскому делу и вырвав из рук иностранцев госпожу принцессу де Конде, он бы, благодаря ей, обуздал себя и остановился на достигнутом…“
Наконец, Вильгомблен еще более категоричен: «Полагают, что вся эта пышная подготовка к войне была прежде всего обусловлена, намечена и предпринята лишь с целью похитить силой это прелестное создание оттуда, где она укрывалась по совету своего мужа, и что, не будь этой любовной царапины, король в его почтенном возрасте никогда бы не переступил границы своего королевства ради победы над соседями, и что он был решительно настроен начать именно с этого; тем не менее, дабы не быть опозоренным, он прикрывал свое намерение более благородными целями…»
БЫЛА ЛИ МАДАМ ДЕ ВЕРНЕЙ СООБЩНИЦЕЙ РАВАЛЬЯКА?
В любви излишества позволительны только с теми, с кем вы собираетесь вскоре расстаться.
Генрих IV хотел немедленно отправиться на театр предполагавшихся военных действий. Однако королева, неодобрительно относившаяся к этой войне, затеянной лишь для того, чтобы вернуть фаворитку, неожиданно страшно испугалась. Ей показалось, что королю достанет безумия развестись с нею, отправить ее во Флоренцию и жениться на принцессе де Конде, и она потребовала своей официальной коронации до начала военных действий.
Король подумал, что это прекрасный случай заставить Шарлотту вернуться в Париж, и попросил королеву обратиться к эрцгерцогу, чтобы тот позволил молодой женщине покинуть Бельгию на несколько дней.
— Она будет украшением вашей коронации! — воскликнул он с воодушевлением, которое очень не понравилось Марии Медичи.
— За кого вы меня принимаете? — спросила она. Он не стал настаивать. Церемония коронации состоялась 13 мая в Сен-Дени. Когда королева вышла из базилики, король, которого все время не покидало мальчишески легкомысленное настроение, вскочил на окно и вылил па нее сверху стакан воды. То была его последняя шалость…
На следующий день, 14 мая, в то время как Париж был украшен по случаю предстоящего официального вступления в столицу королевы, король сел в карету и поехал к малышке Поле. По словам Тальмана де Рео, «он собирался познакомить с нею своего внебрачного сына, герцога де Вандома. Ему хотелось пробудить в молодом человеке вкус к женским прелестям, так как он заметил, что сын не интересовался женщинами…». Свернув на улицу Ферронри, королевская карета попала в затор и была вынуждена остановиться: две тяжело груженные фуры никак не могли разъехаться на узкой улочке. Внезапно, откуда ни возьмись, какой-то негодяй вскочил на заднее колесо кареты и нанес три удара ножом прямо в грудь Генриху IV.
Король воскликнул:
— Я ранен!
Герцог де Монбазон, сидевший рядом и ничего не заметивший; спросил:
— Что такое, сир?
Королю хватило сил произнести:
— Ничего, ничего…
После этого кровь хлынула горлом и он упал замертво.
Пока карета мчала в Лувр тело короля, гвардейцы схватили убийцу и потащили в отель Гонди, чтобы подвергнуть там первому допросу. Однако им не удалось заставить его заговорить. Все, что они смогли, — это записагь его имя: Франсуа Равальяк…
Простой народ, в конце концов полюбивший старого волокиту, узнав о смерти короля, был просто ошеломлен. Торговцы позакрывали свои лавки, многие люди откровенно плакали прямо на улицах.
В день похорон весь Париж высыпал на улицы. «Толпа была так велика, — пишет историк, — люди буквально убивали друг друга, желая пролезть вперед и взглянуть на траурный кортеж…»
И это только усиливало впечатление от траура…
26 мая Равальяк был казнен на глазах у разъяренной толпы. Несмотря на пытки, он не назвал ни одного имени, и можно было подумать, что у него не было сообщников. Но через несколько дней после его казни женщина по имени Жаклин д`Эскоман представила во Дворец правосудия странный манифест, в котором обвиняла маркизу де Верней как одну из участниц заговора с целью убийства короля.
«Я поступила на службу к маркизе после того, как вышла на свободу, — писала она, — и здесь я заметила, что, помимо частых визитов короля, она принимала множество других посетителей, французов с виду, но не сердцем… На Рождество 1608 года маркиза стала посещать проповеди отца Гонтье, а однажды, войдя вместе со своей служанкой в церковь Сен-Жан-анТрев, она сразу направилась к скамье, на которой сидел герцог д`Эпернон, опустилась рядом с ним, и на протяжении всей службы они что-то обсуждали шепотом, так, чтобы их никто не услышал».
Опустившись на колени позади них, м-ль д`Эскоман быстро поняла, что речь шла об убийстве короля.
«Через несколько дней после этого случая, — продолжала рассказчица, — маркиза де Верней прислала ко мне из Маркусси Равальяка со следующей запиской;
«Мадам д`Эскоман, направляю вам этого человека в сопровождении Этьена, лакея моего отца, и прошу о нем позаботиться». Я приняла Равальяка, не интересуясь, кто он такой, накормила обедом и отправила ночевать в город к некоему Ларивьеру, доверенному человеку моей хозяйки. Однажды за завтраком я спросила у Равальяка, чем он так заинтересовал маркизу; он ответил, что причина кроется в его участии в делах герцога д`Эпернона; успокоившись, я пошла за бумагами, намереваясь попросить его внести ясность в одно дело. Вернувшись, я увидела, что он исчез. Все эти странности меня удивили, и я решила войти в доверие к сообщникам, чтобы побольше узнать».
Именно тогда м-ль д`Эскоман решила предать огласке то, что ей было известно, но люди, к которым она обратилась, не захотели ей поверить.
После гибели короля Жаклин д`Эскоман отправилась к королеве Марго:
— Я знаю тех, кто приказал убить короля, — сказала она ей, — это прежде всего герцог д`Эпернон и маркиза де Верней. Я могу подтвердить это на суде [97].
В конце концов она предстала перед французским высшим судом. На заседание были приглашены герцог и маркиза. Допрос свидетельницы длился пять часов. «На следующий день, — сообщает Л`Этуаль, — королева-регентша через посланного дворянина обратилась к председателю суда с просьбой сообщить ей, что он думает об этом процессе. „Скажите королеве, — ответил этот достойный человек, — что Бог определил мне жить в этом веке для того, чтобы видеть и слышать невероятные вещи, которые, я думал, мне никогда в жизни не доведется ни увидеть, ни услышать“. А в разговоре с одним из его и моих друзей, высказавшим мнение, что эта особа (м-ль д`Эскоман) обвиняет всех разом, даже самых высокопоставленных людей в королевстве, не приводя никаких доказательств, председатель, закатив глаза и воздев руки к небу, воскликнул: „Доказательств? Но их даже слишком много… Хорошо бы, чтоб было поменьше!“
95
Элеонора де Бурбон была старшей сестрой принца Конде.
96
Которая давно мечтала стать королевой Франции и уже написала папе прошение о расторжении своего брака…
97
Впрочем, как отмечает «Меркюр де Франс», допросы м-ль д`Эскоман, равно как и допросы герцога д`Эпернона и маркизы де Верней, велись тайно, при закрытых дверях…