Двое

Байбаас почти насильно накормил Михася супом и сам поел досыта.

Остатки сваренного мяса и другую еду положил на полку. Налил бульон в бутылку, сунул её за пазуху: пригодится в пути. Отрезал от буханки половину, отдал оленям.

Запряг головного.

Оказывается, тундра только притихла и теперь снова бушевала. Всё было так же, как вчера: олень тянул нарту, а Байбаас толкал её сзади.

«Еще километров сорок. До вечера доедем», — думал Байбаас.

Когда до посёлка оставалось километров пять, олень поранил левую переднюю ногу, из раны потекла кровь. Олень виновато посмотрел на своего хозяина. Головного никогда не надо было понукать… Раз остановился — значит, всё. Байбаас освободил его от постромок и сам повёз нарту, налегая на лямку. Тяжело. Очень тяжело.

Олень шёл за нартой, но всё больше отставал. «Ничего, хороший олень, не пропадёт, сам вернётся домой».

— Ничего, ничего, — твердил Байбаас и шёл, шёл, шёл…

Тундра…

Снег, снег, снег. Снег в лицо.

«Неправду говорят, что стар Байбаас. Дойду».

Вечером во двор больницы вошел шатаясь облепленный снегом человек. Он тащил за собой нарту. Вокруг с громким лаем носились поселковые собаки.

На шум вышел врач.

Наткнувшись, как слепой, на крыльцо, человек показал ему на нарту, сказал еле слышно:

— Спасите его!.. — и упал.

Врач заметался — кого нести первым: того, кто на нарте, или этого, на снегу.

Тундра — это двое.

1962