Страница 65 из 71
Конец легенды летальным не был бы для политической элиты демократического западного мира, но задел бы ее очень чувствительным образом. Пришлось бы переписывать историю, поскольку вскоре возник бы вопрос о вине во Второй мировой войне и наверняка выяснилось бы, что борьба велась не между добром и злом, а между двумя империалистическими блоками. Вера общественности в демократическую систему была бы заметно поколеблена – какая же это демократия, если она террором и цензурой поддерживает обман огромного масштаба? Особенно досталось бы левым, которые с великой для себя выгодой пользовались мифом холокоста – это сильнейший козырь в деле агитации за «мультикультурное общество», возникающее в результате массовой иммиграции из стран третьего мира.
Наконец, в продолжении лжи в высшей степени заинтересованы творцы общественного мнения в западных демократиях за пределами Германии и Австрии В популярных газетах не позволено писать никому, кто сомневается в навязанном мнении относительно Третьего рейха и холокоста. Можно себе представить, как безнадежно будут однажды дискредитированы «мальчишки-чернильные пачкуны» (Шопенгауэр), исписавшие вороха бумаги о смерти шести миллионов! Неудивительно, почему цензура работает с чрезвычайной строгостью!
(Сведения взяты у Беннета и вполне возможно, что фильмов было не три, а целых пять).
А все эти писаки и творцы киночернухи, которые разжирели на холокосте? За 12 лет гитлеровского режима были сняты только три антиеврейских фильма: «Еврей Зюсс», «Вечный жид» и еще один, утверждает ревизионист из Австралии Джон Беннеп (активист-либерал и защитник цветных иммигрантов)."
Тогда как до 1984 года было состряпано почти 400 антинемецких фильмов: от «Выбора Софии» до «Бразильских парней», от «Человека-марафона» до «Одесского дела», от «Холокоста» до «Ветров войны», если назвать самые известные. Однако в Голливуде уже наперед знают: Третий рейх и холокост, наверняка, послужат материалом еще для 400 фильмов такого же рода, поэтому приготовимся и просмотру. Еще долго, очень долго на экране будут маршировать толпы орущих «Хайль Гитлер!», убивающих, пытающих, грабящих и насилующих эсэсовцев во главе с Гитлером в роли Гольдштейна из Оруэлла, которого каждый день побеждают, разбивают и высмеивают, но прикончить не могут! И это на 20, 100 лет, навсегда! Что станет с кинопромышленностью, если рухнет холокост? Кто пойдет смотреть «Победу духа» Шимона Арамы, в основу которого положена новелла Шимона Арамы и Циона Хаена и который рекламировали следующим образом:
«1939 год. Саламо Арух – боксер с Балкан, чемпион в среднем весе. Когда нацисты оккупировали Грецию, он, его семья и друзья были арестованы и отправлены в Польшу. В лагерь смерти Освенцим. Соседей по деревне мучают, вешают, расстреливают или убивают газом, а у Саломо появляется шанс выжить. Чтобы забавлять офицеров-эсэсовцев, ему приходится боксировать с одним из заключенных. В схватке без определенного числа раундов. Победитель будет жить, чтобы снова состязаться. Саламо состязается, чтобы жить. Однако он постоянно задается вопросом: может ли он спасти отца, друзей, свою душу? Ибо всякий раз, когда Саламо одерживает победу, его соперник отправляется в газовую камеру!!!»
Но кто в будущем захочет смотреть такой фильм и 399 ему подобных, и еще 400 запланированных? Если исчезнет холокост и газовые камеры, кто будет читать мемуары Фани Фенелон, по которым Артур Миллер написал сценарий для фильма «Playing for time» и где есть строки:
«Граф Бобби с удовольствием подставляет свое лицо солнцу. Вероятно, он наслаждается приятными минутами. Он незаметно улыбается, довольный собой и миром – и своей работы. А почему бы и не ею? У всех хмурые и озлобленные лица, но не у него. Разве ему легче? Носок сапога на его вытянутой ноге блестит и как зажигательное стекло притягивает солнечные лучи. Эсэсовцы расставляют оставшихся по пятеркам, после чего граф Бобби небрежно и непринужденно, с сигаретой во рту, отбирает людей, как ему заблагорассудится. Одних он отправляет в лагерный ад, других через трубу – в рай. Благородное занятие, занятие офицера-эсэсовца! ... Медленно движется мимо него процессия приговоренных к смерти стариков, детей и женщин. Мать подзывает своих птенцов: „Пошли, пошли, детки!“ Кто-то оглядывается на сумасшедшего и смеется. Когда же по платформе все прошли в газовую камеру, безумец остается один на один с умершими в вагоне, потом другие узники погрузят их на тачки и увезут».
А кто будет читать «Исход» и «Мила 18» Леона Уриса? Или книгу Леи Флейшман – «Это не моя страна. Еврейка уезжает из ФРГ», которую критика превознесла до небес и в которой автор беседует со своей бабушкой, переработанной на мыло:
«Представь себе, бабушка, меня спросили, согласна ли я с моим использованием? Спрашивал ли тебя эсэсовец, согласна ли была ты со своим использованием? Твои волосы пошли на изоляционные прокладки, жир – на мыло. В 1976 году твою внучку спрашивают на немецком канцелярите: согласна ли она с использованием? Спрашивать-то по-прежнему спрашивают, но не используют как прежде. Сегодня я по профессии учитель и меня используют как учительницу. Вчера ты была жертвой и поэтому тебя использовали на мыло».
Кто, скажите на милость, захочет потом читать эту книжку Флейшман? И кому интересны будут все эти «уцелевшие при холокосте», которые еще сегодня, промолчав полвека, берутся за перо и заводят в своих мемуарах старую песенку: «Я один спасся, чтобы рассказать вам, что случилось с другими!» Кто возьмет книгу «Перед лицом пламени» Труди Биргер, где написано следующее:
'Тем временем я так близко подошла к печам, что могла видеть лица заключенных-поляков, которые бросали в огонь живых людей Они хватали женщин за что попало и заталкивали их головой вперед /.../ А потом, увидев, что настал мой черед, я окаменела /.../ Затем я услышала голос, или это было во сне ? /.../ Там стоял комендант лагеря, лет 45-ти, невысокого роста /.../ Он проворчал: «Эту девушку отсюда унесите!». Поляки-уголовники положили меня на носилки, вместо того чтобы сжечь как остальных женщин..."
Биргер спаслась не только от огня, но и от воды:
«По какой-то причине командиром был повар-немец /.../ Вдруг он заорал: "Корабль перегружен. Жидов – в воду !" /.../ Зэки, поляки и литовцы, бросились выполнять его приказ /.../ Меня хотели бросить первой, так как я первой вышла из трюма. Я была на краю и, чтобы не упасть, уцепилась за стоящую за мной женщину. Взглянула вниз и увидела прозрачную, холодно-ледяную воду /.../Я патетически воздела руки и воскликнула, как можно громче: „Слушай, Израиль!“ /.../ Внезапно повар, отдававший приказы, остановился. „Что ты там орешь?“ /.../ Что-то заставило его передумать. Он крикнул: „Жиды остаются на борту!“ Он велел заключенным полякам и литовцам нас больше не теснить на край борта и таким образом никто из 30 оставшихся женщин не был сброшен в воду...»
Если рухнет холокост, то Биргер придется распроститься с гонорарами, а ее литпомощнику – с обещанной долей. Не будет восторженных рецензий во «Франкфурте Альгемайне», лишатся гонораров рецензенты. Поэтому холокост не может умереть. По крайней мере, умереть вскоре.