Страница 22 из 71
В пропагандистской литературе чрезвычайно часто цитируются и отрывки и; двух кровожадных речей Гиммлера, произнесенных или якобы произнесенных 4 и 6 октября 1943 года в Познани. В первой речи рейхсфюрер, мол, заявил следующее [107]:
«Я хочу со всей откровенностью здесь поведать вам о довольно трудном вопросе Мы должны быть совершенно откровенны меж собой, но никогда не говорить об этом в открытую... В данном случае я имею в виду эвакуацию евреев, истребление еврейского народа. О таких вещах говорят легковесно. „Ясно, что еврейский народ – заявляет каждый партайгеноссе, – уничтожается; мы занимаемся изоляцией истреблением евреев, как значится в нашей программе“. Возьмем 80 миллионов бравых немцев – у каждого есть свой приличный еврей. Этот еврей – отличный человек, хотя остальные, понятно, свиньи... У нас есть моральное право, обязанность по отношению к нашему народу, уничтожить народ, который хотел нас погубить .»
Через два дня Гиммлер якобы сказал рейхсляйтерам и гауляйтерам [108]:
«Прошу вас хорошо лишь выслушать сказанное в этом кругу и никогда об этом не говорить. К нам поступил вопрос: „Что делать с женщинами и детьми?“ И в этом деле я решил найти абсолютно четкое решение. Я не считаю, конечно, справедливым истреблять одних мужчин, – скажем, убивать их или приказывать убивать – и взращивать из детей мстителей нашим сыновьям и внукам. Надо принять трудное решение – смести этот народ с лица земли... Вам теперь ясно – запомните это. Возможно, позднее мы к этому вернемся, если немецкий народ что-нибудь скажет на сей счет еще раз. Лучше полагаю будет, чтобы мы – все сообща – понесли за наш народ, взяли бы на себя ответственность (ответственность за дело, не а идею) и потом унесли бы эту тайну в могилу».
Подлинника этих речей нет; Гиммлер обычно говорил по заметкам. Текст этой и других речей рейхсфюрер, наверное, записал потом (для кого? для потомства, дабы оно могло заполучить хоть какое-то доказательство истребления евреев?). От первой речи якобы сохранилась граммофонная запись отвратительного качества, которая хранится в архиве радио во Франкфурте на Майне. Валенди считает ее «примитивной фальшивкой как по звучанию, так и по содержанию» [ 109]. Штеглих [ 110] и Валенди [111] основательно проанализировали текст обеих речей, обнаружив большое количество неувязок и нелепостей, что заставляет сделать вывод не только о фальсификации, но и о манипуляции с текстом. Технически у фальсификаторов, вероятно, не было особых проблем, поскольку тексты были отпечатаны на машинке. По мнению Ирвинга, критические, т.е. относящиеся к холокосту, отрывки явно были вставлены позже, судя по расположению строк, которые не совпадают меж собой на соответствующих страницах [112]. Укажем на наиболее грубые смысловые противоречия:
В первой речи Гиммлер приравнивает «эвакуацию» евреев к «истреблению». Так как смысл этих слов совершенно разный, то возникает подозрение, что фальсификатор, очевидно, добавил «доказательство» «тайного языка», якобы применяемого нацистами. в партийной программе нацистов, с которой был, разумеется, знаком каждый из присутствовавших эсэсовских руководителей, на самом деле нет ни слова об истреблении евреев. в обоих выступлениях, особенно во втором, Гиммлер подчеркивает необходимость сохранения абсолютной тайны в деле убийства евреев, но сам не соблюдает предупреждение и вместо того, чтобы «унести с собой тайну в могилу», разбалтывает о ней людям, не имеющим никакого отношения к антиеврейской политике. Мало того, речь записывается на пленку (тогда не было мини-диктофонов, которые можно спрятать в кармане) и по его приказу даже делается пластинка! Последний аргумент и заставляет нас усомниться в подлинности обоих выступлений, в которых, кстати, ни слова нет о газовых камерах Освенцима.
Еще менее убедительно, чем высказывания Гитлера и Гиммлера, выглядят протоколы совещания на Ваннзее. 20 января 1942 года на озере Большое Ваннзее собрались на совещание высокие нацистские чины; самым крупным из них был глава СД Рейнгард Гейдрих. Согласно легенде, тут и было положено начало физическому истреблению евреев. Приведем краткие выдержки из протокола совещания [113]:
"По приказу рейхсмаршала (Геринга) в январе 1939 года было создано Имперское центральное бюро по еврейской эмиграции, руководство которым поручено начальнику полиции безопасности и СД. В задачи бюро входило:
а) принять все меры к расширению активной эмиграции евреев,
б) руководить выездным потоком,
в) ускорить в отдельном случае ход эмиграции,
Конечной целью этой задачи была очистка законным путем от евреев немецкого жизненного пространства/.../ Ныне эмиграция заменена эвакуацией евреев на Восток согласно соответствующему предыдущему распоряжению фюрера /.../
Ныне в процессе окончательного решения необходимо при надлежаще" руководстве, чтобы на Востоке евреи были надлежаще привлечены к труду. В большие рабочие колонии, где мужчины отделены от женщин, трудоспособные евреи доставляются для постройки дорог в данной местности, в ходе чего их числа естественным образом уменьшится /.../
Эвакуированные евреи перевозятся в составах в т.н. транзитные гетто, откуда транспортируются дальше на Восток..."
Как и с речами Гиммлера, серьезные возражения относительно подлинности документа вызывает его содержательная сторона. Особенно бросаются в глаза частично сильно преувеличенные данные о количестве евреев, проживающих в отдельных европейских странах: например, во Франции называется 865 тыс. евреев, хотя реально их было меньше более, чем вдвое. Против подлинности протокола Ваннзее говорят также формальные моменты: в нем, например, нет даты и подписи. Но даже если документ не фальшивка, об истреблении евреев в нем нет ни слова, отчего экстерминистам волей-неволей приходится опять раздувать теорию «тайного языка». Очень метко об этом пишет коллектив авторов-ревизионистов [114]:
"Судя по трудам экстерминистов, ни одного четкого письменного приказа об уничтожении людей нет потому, что нацисты их якобы маскировали тайным языком понять который можно было, лишь расшифровав ключевые слова. Так, мол, слово «переселение» на самом деле означало «уничтожение», а «особое отношение» и «особые меры» – «убийство». Сегодня каждому ребенку втемяшивается, будто Третьем рейхе рабское послушание носило почти гротескный характер.
Если с этим согласиться, то тогда почти всякий подчиненный выполнял полученные приказы строго по уставу и буквально. Однако в приказах и распоряжениях, рассматриваемых как шифрованные приказания по массовом уничтожению, написано было вовсе не то, что, согласно гипотезе экстерминистов подлежало выполнению. Следовательно, получивший приказ, в определенных – а именно в этих – случаях, не должен был действовать буквально. Разумеется, не было такого приказа, где имелся бы ключ к расшифровке подобных распоряжений подчиненным. Как же исполнитель приказа догадывался, что и под каким шифром следовало понимать? Сделав такие умозаключения, можно сообразить, что теория тайного языка является сплошной чушью.
Слово «особое отношение» не всегда означало насилие (в некоторых случаях убийство или казнь), оно могло означать и привилегии. Судя, кстати, по общепризнанной литературе, «особое отношение» могло, например, значить привилегированное размещение (гостиница), обращение (дополнительно питание), обслуживание (уход за больными) или меры по борьбе с эпидемиям (карантин, дезинфекция), меры по размещению в гетто, по арийскому воспитанию иностранных детей и т.д. На нюрнбергском процессе начальника Управления имперской безопасности Кальтенбруннера обвиняли, например, в том, что он-де сам распорядился об особом отношении к некоторым лицам. Вскоре, однако, выяснилось, что под этим отношением подразумевалось привилегированное проживание в хорошей гостинице, люксовое обслуживание, свобода переписки, допуск посетителей и т.п. /.../ Учитывая тогдашнее отношение немцев к приказу, трудно представить, чтобы эсэсовцы стали выполнять устные распоряжения для отходили от буквального смысла приказа."