Особняк

- Вы за это ответите, - грозно предупредил Тарапунька и протянул Штепселю носовой платок. - Мы еще вернемся.

Они подозрительно быстро покинули квартиру, скорым шагом пересекли двор и скрылись в лабиринте переулков. Возможно, где-то там их ждали две машины. Одна санитарная, где Штепселю сделали укол-противоядие, ибо к утру попугай околел...

Сережа забрался на чердак и проплакал там весь день в одиночестве. Он был начитанный мальчик и, готовясь высиживать подаренное яйцо, взял в библиотеке книжку по орнитологии, откуда узнал, что попугаи не куры, которые могут нестись без петуха, к тому же Боря был самец. Пять тщетных лет надежд. Пять лет иллюзий. Такого его десятилетнее сознание выдержать не могло. А еще он хорошо знал историю пионерского движения и потому вырвал из тетрадки двойной лист и написал куда следует про попугая-антисоветчика и его хозяйку.

Скрыпник умерла во сне через месяц после своего любимца.

Сережу осенью выбрали старостой класса...

- И это все? - спросила Антонина.

- Все... Клянусь.

- Ну и дурак же ты, Ватсон, выкинь из головы и наплюй. Конечно, тогда ты был порядочной сволочью, но многие оказались куда сволочней. Дети вообще народ жестокий. Но если ты себя винишь в ее смерти, то напрасно. Я тебе как медик говорю, да ты и сам врач. Должен понимать. Возраст. Ты меня слышишь? Возраст - вот причина ее смерти.

Антонина подошла к шкафчику, достала бутылку хорошего "КВК" и налила мужу рюмочку. Он выпил ее залпом, чего не позволял себе никогда.

- А теперь иди на чердак и принеси оттуда наши коробки.

Архив семьи Ватсонов, разумеется кроме семейного альбома, хранился на чердаке в двух коробках из-под болгарских яиц.

Глава 22

Она сидела на полу И груду писем разбирала И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала.

Софа точно сидела на полу. Перед ней лежали два альбома и целлофановый пакет - весь архив некогда большой, полноценной семьи.

Альбомы, один сафьяновой кожи, другой синего бархата, вмещали как бы основное, парадное. В целдофане же хранились дубли, некачественные или затертые и надорванные фотографии. Снимки из альбомов она знала наизусть, потому что, когда становилось особенно тоскливо, открывала, как некоторые открывают книгу, с любого листа и вспоминала (альбом нельзя читать, его можно только вспоминать). Софочка с детства росла романтической фантазеркой и мечтала стать парашютисткой. Откуда это взялось в хрупкой девочке с двумя крысиными хвостиками косиц, семь дней в неделю занимающейся с бабушкой французским языком и вырабатывающей особый парижский прононс, неизвестно. Но факт остается фактом, во сне она летала, и это ей нравилось больше, чем играть в куклы. Когда Софа рискнула поведать свою тайну бабушке, не случилось ничего страшного. Собрали семейный совет из трех человек, мама накапала валерианы, но бабушка железно стояла на своем: пусть попробует. Если бы отец не был в командировке, говорила мама, ни за что не позволил бы. Так что Софе повезло в этом смысле. Решено было в следующее же воскресенье осуществить мечту в ЦПКиО.

Настало воскресенье. Девочку нарядили как на первое сентября. В парк пошли пешком. На этом настояла мама: Софье нужно морально подготовиться. Бабушка не возражала. Вышли на Крымский мост. От воды тянуло прохладой, и все вокруг было так замечательно, что у Софы стеснило грудь и захотелось кричать. Внизу, обдав их музыкой, прошел речной трамвайчик, и мама с надеждой поинтересо- валась у дочери, не хотела бы та стать капитаном. Софа не хотела.

На входе билетерша поинтересовалась, на какой аттракцион ведут такую красивую принцессу, и бабушка с гордостью сказала - на парашютную вышку. Билетерша ахнула и осенила себя крестом.

Тут впервые у девочки начали закрадываться подозрения.

- Бабушка, наш дедушка летчиком был? - начала она издалека.

- Летчиком. Разве ты не знаешь? - удивилась бабушка.

- А где вы познакомились?

- В аэроклубе.

- Ты тоже хотела быть парашютисткой?

-Да.

- И не стала?

- Мы пришли. Смотри, Софочка как высоко... - Мама показала на конструкцию из труб, и Софья задрала голову так, что заболела шея.

И тут ею овладел тихий ужас. Внутри живота зашевелилось что-то живое, похожее на свернувшегося под снегом зайца, и начало распрямляться, занимая все свободное пространство. Она увидела маленького человечка наверху, а рядом другого. Они копошились с какими-то веревочками. Только что, три-четыре минуты назад, один из них стоял рядом и казался Софочке таким большим. Отсюда он походил на лилипута из "Новых путешествий Гулливера".

Бабушка пошла договариваться с инструктором.

Это сейчас Софочка понимала, что ее все равно не допустили бы до прыжка - лет маловато, но тогда она об этом не знала, как не знала, о чем говорит бабушка с инструктором.

- Ну что, не боишься? - спросил тот.

- Она у нас храбрая, - ответила за Софочку бабушка. - Скажите, а какая тут высота?

- Двадцать шесть метров. Почти девятиэтажный дом. Как тот, во дворе которого вы живете.

Откуда чужой дядя мог знать, где живет Софа, девочка не догадалась. Ее поразило сравнение. Чтобы привыкнуть к высоте, она однажды забралась на чердак строения No 2, вылезла через слуховое окно на крышу и долго сидела без движения, убеждая себя подойти к краю и взглянуть вниз. А когда увидела внизу стол для игры в домино и четверых словно приплюснутых высотой игроков, ей стало дурно. Не столько от высоты, сколько от того, что живо представила себе хруст собственных костей.

Софочка вспомнила и крышу своего дома, и громадину дома-комода, который серым монстром нависал над их жилищем, и снова посмотрела на вышку. Дяденьки наверху все еще копошились с веревочками. У Софы обильно потекли слезы.

На этом опыт закончился. Девочку увели подальше, и она не видела, как дядя бесстрашно сиганул вниз и не разбился, а, наоборот, остался доволен и даже счастлив, потому что девушка, с которой он пришел, визжала от восторга и гордости за своего ухажера.

Софочку усадили на лавочку, купили мороженое. Девочка ела сладкое, и оно казалось ей горьким. Мама с бабушкой горячим шепотом спорили о чем-то в кустах неподалеку.