Страница 2 из 12
Император Франц знал, как горяча его собственная кровь и как плодовиты женщины австрийского королевского дома, и потому требовал с особым тщанием оберегать целомудрие Марии-Луизы. А дабы очаровательный ребенок, подталкиваемый нездоровым любопытством, не совершил непоправимого поступка, были приложены все усилия, чтобы девочка вообще не знала о существовании мужского пола.
Столь неординарная затея требовала, как можно догадаться, немалых хлопот. Вот что можно прочесть на этот счет у Фредерика Массона:
«Дабы сберечь невинность Марии-Луизы, ее воспитатели в принимаемых ими мерах предосторожности перещеголяли даже казуистов знаменитой испанской школы; их изощренность граничила с дикостью. К примеру, на птичьих дворах разгуливали одни только куры, и никаких петухов; ни одного кенаря в клетках — одни канарейки; в доме держали лишь одних сучек. А книги! На них жалко было смотреть: при помощи ножниц из них вырезали целые страницы, вымарывали строки и даже отдельные слова. И как это цензорам не приходило в голову, что именно это могло навести их воспитанницу на мысль разгадать тайну зияющих пустот».
Как бы то ни было, подобные ухищрения привели к тому, что в пятнадцать лет будущая императрица Франции из-за своей полной неосведомленности искренне считала своего отца женщиной…
Между тем австрийский император был, что называется, настоящим мужчиной. И убедительно доказывал это, отдавая должное каждой представительнице противоположного пола, если, конечно, она не была лишена обаяния, имела красивые глаза, упругий бюст и стройные ножки. С утра до вечера возбужденным взглядом обшаривал он дворец в поисках подходящей субретки, компаньонки или аппетитной кухарки, а, найдя, немедленно показывал, на что он способен.
При этом к вечеру он ничуть не был изнурен, напротив. Он устремлялся в спальню с пылкостью молодожена, и никакие доводы Марии-Терезии не могли его остановить.
Его несчастная супруга, не обладавшая таким страстным темпераментом, родив ему семнадцать детей, умерла от родов. 19 августа 1807 года императрицу похоронили.
Восемь месяцев спустя неуемный император женился на своей племяннице, очаровательной Марии-Людовике д'Эсте, бывшей всего на четыре года старше Марии-Луизы.
Когда в шенбруннском дворце появилась молодая мачеха, приходившаяся двоюродной сестрой Марии-Луизе, последняя стала испытывать к ней пренеприятное чувство ревности. Однако вскоре Мария-Людовика сумела приручить ее, и они стали неразлучными подругами и все делали вместе: собирали гербарий, танцевали, вышивали, занимались живописью. Но в четыре часа пополудни, когда эрцгерцогиня в обществе дочери своей гувернантки полдничала на свежем воздухе, юная императрица поднималась к себе в комнату. И там весьма оригинальным образом выполняла супружеский долг: писала мужу крайне фривольные записки, которые тот, оставшись один, читал, сгорая от желания.
Добросовестно заполнив четыре страницы непристойными словами, бесстыдными описаниями и похотливыми воспоминаниями, Мария-Людовика присоединялась к падчерице, и они простодушно играли в кошки-мышки …
В начале мая 1809 года безмятежной жизни Марии-Луизы и Марии-Людовики пришел конец: они вынуждены были спасаться от Наполеона, в очередной раз подступавшего к Вене. Они нашли убежище в Венгрии. И там 2 мая узнали о битве под Эсслингом и гибели двадцати семи тысяч австрийцев. С этого дня не было таких жестоких и оскорбительных слов, которыми Мария-Луиза не называла бы французского императора.
— Он — антихрист, — говорила она. — Кто же, наконец, освободит мир от этого чудовища?
Каждый вечер она молилась о том, чтобы ее дядя, эрцгерцог Карл, победил Наполеона. А потом, лежа в постели, блаженствовала, рисуя в своем воображении пытки, которым подвергла бы своего врага. С закрытыми глазами, с ангельской улыбкой она представляла себе, как выцарапывает ему глаза, наносит удары кинжалом в живот или поджаривает на медленном огне. Ей казалось, она слышит душераздирающие стоны Корсиканца, и приходила от этого в восторг.
Поражение под Ваграмом ее потрясло.
— Нашей монархии пришел конец, — плача, твердила она.
Тогда ей было невдомек, что ее отец намерен отвести ей главную роль не только в деле спасения Австрии, но и в истории Европы в целом.
Император Франц в последнее время внимательно следил за тайными переговорами между Парижем и Санкт-Петербургом о возможном браке великой русской княжны Анны Павловны и Наполеона. Находясь в зените могущества и славы, Наполеон был одержим «манией» упрочения династии. Он хотел жениться на принцессе крови, иметь от нее наследника, который состоял бы в родстве со всеми королевскими фамилиями Европы. Но переговоры постоянно затягивались по инициативе вдовствующей императрицы, не скрывавшей своей ненависти к Наполеону. Франц, будучи в курсе этих проволочек, решил разыграть свою карту. Возможно, подумал он, последний шанс спасти Австрию — это выдать дочь за Наполеона и тем самым не допустить намечающийся альянс с Россией.
Он поделился этой мыслью со своими советниками, и барон Брандау поддержал его:
— Это позволило бы нам обуздать самого ужасного противника со времен турецкого нашествия в 1683 году…
Вскоре австрийскому императору пришла в голову еще одна плодотворная идея, поистине достойная самого Макиавелли. Ее осуществление помогло бы освободить Европу от этого деспота. Заключалась она в следующем: Наполеону уже исполнилось сорок лет, и его физические силы были порядком подорваны. А Марии-Луизе едва минуло восемнадцать лет, и она была крепкой, здоровой девушкой. Женитьба на молоденькой женщине, наделенной — уж в этом-то Франц не сомневался — неуемным темпераментом, отличительным свойством представителей австрийской августейшей фамилии, приблизит его кончину. Любовные излишества истощат его организм и могут способствовать преждевременному маразму.
Меттерних, посвященный в этот план, пришел в восторг:
— Этот брак непременно должен состояться! — воскликнул он.
В начале декабря 1809 года Наполеон, все еще надеясь жениться на сестре русского царя, официально расторг брак с Жозефиной и объявил, что его будущая супруга принадлежит к царствующему дому.
В Европе в смятении гадали, кто его избранница. И тогда с ловкой подачи Меттерниха в этой связи стали произносить имя Марии-Луизы. Поэтому легко себе представить, как обрадовало его следующее письмо Фаненберга:
«Регенсбург, 30 декабря
Развод императора Наполеона со своей супругой Жозефиной произвел здесь сенсацию. Никакие попытки объяснить этот шаг не могут считаться удовлетворительными. Когда-то Шарлемань также по совету матери Бертрады оставил первую жену Гимильтруду и женился на дочери короля Ломбардии Дидье. И вскоре ему пришлось в этом жестоко раскаяться.
По поводу избранницы императора высказываются самые разные мнения. Одни считают, что ею будет эрцгерцогиня Мария-Луиза; другие — наследная английская принцесса Шарлотта-Августа или русская великая княжна Анна Павловна; называют и королеву Голландии, которая предварительно должна развестись c мужем».
Гортензия, дочь Жозефины.
Читая письмо дальше, Меттерних не мог не улыбнуться.
«Первое предположение кажется вполне оправданным. В интересах высокой политики было бы весьма благоразумно обуздать этого возмутителя спокойствия с помощью любовных уз и родственных отношений. Разумеется, принести такую жертву нелегко, тем более что тягостные воспоминания еще усугубят ее. Но благополучие австрийской монархии, по-видимому, все же потребует этого, в особенности если в качестве свадебного подарка ей будут возвращены завоеванные ранее провинции».
Разумеется, Мария-Луиза не была посвящена в замыслы отца. И вот как раз 10 января, когда в Париже обсуждались предложения Австрии, она написала своей подруге графине Коллоредо наивное письмо, свидетельствующее об ее абсолютном неведении.
«Буда очень похожа на Вену, и здесь ни о чем другом не говорят, кроме как о разводе Наполеона. Я на эти разговоры не обращаю внимания, поскольку меня это не касается. Мне только жаль бедную принцессу, которая станет его женой. Что до меня, я совершенно уверена, что политической жертвой не буду. Молва в качестве претенденток называет дочь герцога Максимилиана Саксонского и принцессу Пермскую».