Страница 12 из 20
Уже в самом конце недели она известила его о том, что они с отцом не поедут в воскресенье за город, все только что определилось. Она добавляла, что отец ее вообще никогда не может принять никакого решения и целиком полагается на нее. Поэтому ей и на этот раз пришлось все решать самой, ну вот она и решила. Она ни словом не обмолвилась о причинах, заставивших ее поступить именно так, предоставив Полу Оверту простор для самых смелых предположений. В доме на Манчестер-сквер в это воскресенье ему не так повезло, как прошлый раз, ибо приглашено было еще трое или четверо гостей. Однако наряду с этим было и еще три или четыре обстоятельства, вознаграждавших его за эту потерю; самым значительным из них было то, что в последнюю минуту отец ее уехал за город один. При этом известии смелое предположение, о котором я только что упомянул, стало как будто превращаться в нечто еще более смелое. И к тому же ее присутствие говорило само за себя, и была эта наполненная им красная комната, какие бы призраки ни появлялись там и ни исчезали, какие бы невнятные звуки они ни издавали. Да, наконец, у него была еще возможность оставаться там и ждать, пока все гости не разъедутся, и думать, что ей это будет приятно, хоть она и ничем этого не показала.
Когда они остались вдвоем, он сказал ей:
— Сент-Джордж все-таки был у вас прошлое воскресенье. Я его увидел сразу после того, как от вас ушел.
— Да, но это было в последний раз.
— В последний раз?
— Он сказал, что больше никогда не приедет.
Пол Оверт смотрел на нее с удивлением.
— Что же, он больше никогда не увидится с вами?
— Уж и не знаю, что у него на уме, — ответила девушка, улыбаясь. — Во всяком случае, сюда он больше ко мне не придет.
— Но скажите же почему?
— Не знаю, — ответила Мэриан Фэнкорт, и ее гостю показалось, что он никогда не видел ее такой красивой, как в те минуты, когда она произносила эти невразумительные слова.
Глава 5
— Нет, послушайте, я хочу, чтобы вы остались, — сказал Генри Сент-Джордж, когда часы пробили одиннадцать в тот вечер, когда Пол у него обедал. Гостей было много, но они начинали уже разъезжаться; попрощавшись с миссис Сент-Джордж, молодой человек протянул руку хозяину дома. Вслед за протестом Сент-Джорджа, о котором уже была речь, последовало еще несколько его слов о том, что теперь-то только они смогут уединиться и спокойно посидеть у него в кабинете, а ему еще так много всего надо сказать. Пол Оверт был в восторге оттого, что его попросили остаться; тем не менее он начал шутливо отговариваться, ссылаясь на то, что обещал прийти еще в один дом.
— Ну в таком случае вы нарушите свое обещание, вот и все. Обманщик вы эдакий! — вскричал Сент-Джордж тоном, который еще больше расположил к нему Оверта.
— Разумеется, я его нарушу, но оно действительно было дано.
— Вы говорите об обещании, которое вы дали мисс Фэнкорт? Так вы, значит, едете вместе с ней? — спросил Сент-Джордж.
Пол Оверт ответил на это вопросом:
— А разве она уже уезжает?
— Негодный обманщик! — в голосе его хозяина звучала ирония. — Я повел себя с вами благородно в том, что касалось этой молодой девушки. Больше я вам никаких поблажек делать не стану. Подождите меня здесь, минуты через три я приду.
Он вернулся к уезжавшим гостям, проводил до самых дверей одетых в длинные платья дам. Вечер выдался жаркий, окна были открыты, с улицы долетали крики факельщиков и грохот проносившихся экипажей. Это было блестящее общество; в душном воздухе ощущалось что-то праздничное — не только оттого, что все происходило именно в этом доме, но и от той особой атмосферы наслаждений, которые в Лондоне летними ночами бурным потоком проносятся по столь многим благоденствующим кварталам этого противоречивого города. Постепенно гостиная миссис Сент-Джордж опустела; очутившись наедине с хозяйкою дома, Пол Оверт объяснил, почему он остался.
— О да, какой-нибудь ученый, профессиональный разговор, — улыбнулась она, — разве можно упускать его в такие вечера! Милый мой Генри, я так за него рада!
Молодой человек смотрел какую-то минуту из окна на подъезжавшие кэбы и на увозившие гостей легкие кареты. Когда он обернулся, миссис Сент-Джордж в комнате уже не было; снизу доносился голос ее мужа; он смеялся, разговаривая в подъезде с одной из дам, которая ожидала свою карету. Несколько минут Пол оставался совсем один в этих теплых опустевших комнатах, залитых мягким светом слегка расцвеченных ламп, где кресла были сдвинуты с мест и где слышался запах цветов. Это были просторные, красивые, уставленные дорогими вещами залы, где можно было увидеть решительно все, что принято иметь в «хороших домах». Минут через пять явился лакей, сообщивший, что мистер Сент-Джордж просит его сойти к нему вниз; Пол спустился по лестнице и пошел вслед за ним в апартаменты, расположенные в самом конце дома, назначение которых было, как он догадался, обеспечить писателю должные условия для работы.
Сент-Джордж был уже без пиджака и ожидал его, стоя посреди большой высокой комнаты, где совсем не было окон и куда свет проникал только с потолка, застекленного, как в каком-нибудь выставочном зале. Меблирована она была как библиотека, и плотно примыкавшие друг к другу книжные полки поднимались к самому потолку, лаская взгляд пленительно тусклою позолотою корешков; местами единый этот тон прерывался, чтобы уступить место висевшим на стене старинным эстампам и рисункам. В самом дальнем от двери конце стояло высокое и довольно широкое бюро, писать за которым можно было только стоя, как обычно пишут в конторах клерки; от двери же к нему была постелена широкая малиновая дорожка, прямая, как садовая аллея, и почти такая же длинная; Полу Оверту тут же представилось, как владелец дома расхаживает по ней из конца в конец в часы, когда он занят работой над новой книгой. Лакей привычным жестом подал ему домашнее одеяние, старую куртку, которую он достал из стенного шкафа, и удалился, унеся фрак, который Сент-Джордж перед этим снял. Полу Оверту понравилась эта куртка, он почувствовал, что она предназначена для беседы и обещает откровенные признания — она, должно быть, их выслушала уже немало, — а протертые локти выразительно говорили о причастности ее владельца к литературе.
— Мы люди практичные, мы люди практичные! — заметил Сент-Джордж, видя, как гость его разглядывает убранство комнаты. — Не правда ли, похоже на большую клетку, по которой ходишь от решетки и до решетки. Все это моя жена придумала: каждое утро она меня здесь запирает.
— А как же вы обходитесь без окна, не хочется вам разве иногда посмотреть на город?
— Первое время очень хотелось. Но расчет у нее был правильный. Это сберегает время; за последние десять лет я сэкономил многие месяцы. Тут вот я стою, и на меня смотрит дневное светило — в Лондоне оно, правда, чаще всего смотрит затуманенным старческим взором, — стою, отгороженный от всего мира и поглощенный своим ремеслом. Уйти отсюда мне некуда, и комната эта дает мне прекрасный урок сосредоточенности. Урок этот я, должно быть, уже выучил — взгляните на эту кипу корректур, и вы согласитесь, что кое-что я все-таки сделал. — Он указал на толстую пачку бумаг на одном из столов: она была не развязана.
— Так, значит, вы готовите еще один?.. — спросил было Пол Оверт тоном, всю неуместность которого он ощутил только после того, как его собеседник разразился смехом, да и тогда еще, видимо, не до конца.
— Обманщик вы эдакий, обманщик! Неужели, по-вашему, я не знаю, что вы о них думаете? — спросил Сент-Джордж, стоя перед ним, заложив руки в карманы и уже как-то по-новому улыбаясь. У него был такой вид, как будто он дает своему юному почитателю возможность всесторонне его теперь изучить.
— Честное слово, если так, то вы знаете больше, чем я сам! — отважился ответить Пол, признаваясь этим в какой-то степени, сколь мучительна для него невозможность ни бесповоротно признать его, ни окончательно отвергнуть.