Страница 63 из 72
– Ничего, дайте только шанс.
Тем временем ему и его людям удалось поставить шнорхель. Перед этим посоветовались и решили ставить его в фиксированной позиции, потому что не хватало компонентов, чтобы сделать его убираемым. Но всё-таки это был шнорхель, хотя как он работает, команда не имела понятия. Нет, слышать они, конечно, слышали о нём…
Наконец настал день выхода в море. Все на базе хотели отправить домой хоть какую посылку. Даже те, чьи мрачные предчувствия портили настроение команде, увидели луч надежды.
– Тоже мне нашли способ слать посылки домой! – засмеялся механик и одобрительно махнул рукой двум парням, которые мялись на пирсе с маленькой коробкой вина. – Ладно, давайте, ставьте сюда, мы потом пристроим это куданибудь.
Несмотря на самоотверженные старания команды, лодку никак нельзя было считать годной к решению боевых задач.
А на транспортировку таких грузов в сложившихся обстоятельствам «Карл Малый» – Дениц закрыл бы глаза. Лодка уже выдвигалась задним ходом из бетонного бункера, а по пирсу ещё бежали люди и передавали посылки и письма домой.
В бетонных стенах прозвучало троекратное приветствие. Это приветствовали не только команду смелой развалины, но и передавали привет на родину те, кто оставался здесь. Последний привет в ожидании того, как распорядится ими их горькая судьба.
Шансы на то, что «U-534» доберётся до родины, представлялись, по совести говоря, достаточно скромными. На лодке царил полный беспорядок. Но Шлумбергер, как механик – человек, отвечающий за дифферентовку лодки, – быстро взялся за наведение порядка.
– Не брать больше посылок с берега, – предупредил он, – а то все это барахло полетит за борт.
И действительно много чего полетело за борт. И хотя механику никак не удавалось как следует удифферентовать лодку, команда могла беспрепятственно передвигаться по лодке.
Шлумбергеру хотелось проверить в работе шнорхель, но «U-534» не могла погрузиться на мелкой воде.
В небе появились первые истребители-бомбардировщики противника. А за предыдущую ночь другие самолёты разбросали акустические мины в Жиронде. Союзники, которых французское Движение Сопротивления предупредило, что подводная лодка «U-534» намерена прорваться из Бордо, не жалели средств, чтобы воспрепятствовать прорыву одиночной лодки.
Германские тральщики уже несколько дней, как прекратили расчистку акватории, и командиры готовились взрывать свои корабли.
– Не самые приятные перспективы, – ворчал командир, глядя на усеянную минами реку.
Но команда уже восстановила веру в себя и веру в него. Она сделала даже то, что, по мнению персонала доков, было невозможно. Лодка была на плаву, и не только на плаву, но и на первом отрезке пути домой.
В качестве предупредительной меры командир приказал разместить на верхней палубе резиновые лодки и накачать их. Он проследил, чтобы в них положили еду, воду и оружие. По обоим бортам разместили «шумовые буи» для противодействия акустическим минам, которые должны были взорваться по крайней мере на приличном расстоянии от борта. С помощью этих буев было взорвано четырнадцать мин, пока «U-534» шла по Жиронде – и некоторые опасно близко. Бабах! Огромный столб воды справа по борту. Бабах! Столб воды за кормой. Лодка вздрагивала от каждого взрыва. Люди на мостике стояли бледные – бледнее, чем тогда, когда они возвратились из своего последнего похода.
– Отлично, ребята! – крикнул командир в люк. – Это только мины.
– Мне нравится это «только», вот радости-то! – откликнулся механик.
Но его спокойствие произвело впечатление на других и заставило их забыть об опасности.
– Механик командиру! Разрешите совершить пробное погружение для дифферентовки?
– Да, давайте, механик.
Командир осмотрел горизонт в бинокль. Вдалеке он заметил самолёт, но он летел к берегу. Потом по правому борту он увидел мелкие точки – группу самолётов.
– Бринкманн, как ты думаешь, а не лечь ли нам на грунт и не отлежаться ли до темноты? – спросил командир старпома. – Я уже немного нервничаю, как бы не попасть под бомбы. Ты можешь поклясться своей жизнью, что французы не предупредили их о нашем уходе?
– Отличная мысль, командир! Одна только маленькая деталь: боевая рубка будет видна над водой, а шнорхель – на несколько метров.
– Ну и что? Мы будем выглядеть, как старый затонувший корабль – мало ли их тут, – и никто не обратит на нас внимания.
– Хм! Только б вечер не прозевать – если мы до того времени доживём. Кстати, рубку можно замаскировать, и шнорхель тоже немного. Хотя бы маленькими деревьями. – И Бринкманн указал на берег реки.
Нарезали берёзовых веток и привязали их к мачте шнорхеля. Часть боевой рубки, которая, как предполагалось, должна была торчать над водой, накрыли маскировочной сетью. После этого погрузились.
Наконец-то механик занялся дифферентовкой. Командир остался у перископа. Время от времени его менял механик. С замершими сердцами смотрели они на проходившие над ними истребители-бомбардировщики и эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков, шедшие на Францию.
Когда наконец наступили сумерки и командир дал приказ всплывать, команда вздохнула с облегчением.
Шубакк, бывший лоцман на Эльбе, а теперь – в Руайане, был уверен, что выведет корабль в открытом море. Не было ни огней на берегу, ни другой навигационной поддержки, но Шубакк целиком полагался на свои глаза и глаза вперёдсмотрящих, и не пропускал ни одного фарватерного буя. Вдобавок, он успел узнать реку, как свои пять пальцев. И всё-таки этот отрезок пути был неимоверно трудным.
«Шумовые буи» продолжали делать своё дело, мины с грохотом взрывались то слева, то справа.
Потом над их головами раздался гул самолётов. Между городами Ле-Вердон и Руайан звезды вдруг померкли.
Облака? Нет. Самолёты, самолёты, самолёты.
Огромное соединение вдруг резко повернуло на Руайан. Через несколько мгновений ночь осветилась вспышками, загремели взрывы. Руайан засветился огнями пожаров.
– Вашу лоцманскую контору в клочья, небось, разнесло, господин Шубакк.
– Очень может быть. Весь город разнесло в клочья. Я думаю, мне нет смысла возвращаться туда, после того как я вас выведу в море.
– Как лоцман вы на Жиронде не нужны. А дома вы здорово можете пригодиться.
– А вы разрешите мне в создавшейся ситуации остаться на борту, господин командир?
– Конечно. Если вы предпочтёте наш бросок в неведомое твёрдой земле под ногами.
Шубакк сказал, что да.
Плавание по Жиронде потребовало от людей максимального напряжения сил. Казалось, их нервы на пределе и больше не выдержат. Их лица были красноречивее любых слов. Двигались и действовали они инстинктивно, руководствуясь животным рефлексом самосохранения. Каждый знал, что стоит на кону, и каждый делал все, чтобы не растерять остатков самоконтроля, чтобы быть способным в момент, когда от каждого будет зависеть жизнь корабля, действовать быстро и чётко.
Наконец-то перед ними оказалось открытое море.
– Шум по пеленгу ноль тридцать градусов. Эсминец, господин командир, – прошептал оператор гидрофонов Бринкманну. – Самолёт, пеленг ноль шестьдесят градусов, – продолжал он. – Шумы усиливаются… Шумы эсминца, пеленг триста сорок.
Затем, казалось, всё произошло одновременно.
– Самолёт слева по борту… самолёт справа… со всех сторон!
В любой момент в темноте может вспыхнуть прожектор. Зенитные расчёты напряглись.
– От командира. Доложите глубину.
– Тридцать пять метров.
– Спасибо. Продолжайте докладывать.
– Сорок девять метров… Пятьдесят метров.
Командир перед этим определил, что не будет погружаться на глубине меньше 75 метров из-за мин. Но и оставаться сейчас в надводном положении означало бы чистое сумасшествие.
– Лучше риск наткнуться на мину там, чем оставаться здесь и наверняка быть разнесённым на куски, – пробурчал командир, а потом, после небольшой паузы, добавил: – Артрасчетам вниз!
Люди посыпались в люк. Внезапно впереди ожил прожектор. Его белая рука стала внимательно шарить по устью Жиронды. Если прожектор заденет «U-534», то залпы последуют немедленно. Командир объявил срочное погружение.