Страница 34 из 43
- Можете не сомневаться. На этот счет моя племянница даже давала почитать справку.
- Читали сами? Какое у вас образование?
Далее Фрося рассказала, что ее племянница с мужем-капитаном живут в рабочем поселке, что от них довольно далеко, и что племянница через кого-то уже дала знать: добрались туда благополучно и что ее мужа взяли работать старшим агрономом Площанской МТС.
На этом рухнуло и мое подозрение о том, что Цветков был убит Духаренко, и вместе с тем нашлось подтверждение того, что капитан Цветков, очевидно, располагал чистыми бланками военного госпиталя и взамен справки о предоставлении ему отпуска по ранению на три недели сварганил другую - об отпуске на полгода.
К моменту моего появления в нашей прокуратуре появились новые вопросы: как в руки Цветкова попали бланки военного госпиталя; было ли у него вообще какое-то ранение; почему он предпочел уклониться от нового назначения?
Все это еще предстояло выяснить.
4
И вновь я собираюсь в дорогу. Справляюсь по собственной полевой карте. Вот здесь расположена наша дивизия. А там, за петлей реки, за лесными массивами и кривыми изгибами железной дороги, на расстоянии от нас почти в сто километров этот населенный пункт Площанка, маленькая точечка. До него еще нужно добраться, а напрямик - дороги нет.
Вчера Прут подписал командировку сроком на пять дней. Я должен добраться до Площанки и арестовать Цветкова, если тот окажется там. Старик еще спросил:
- Все продумал как следует?
- Вроде как.
- К сожалению, это не всегда удается сделать в полном объеме. Готовь себя ко всяким неожиданностям.
Карта топорщится. Придавив ее граненым стаканом, черную точку Площанка - обвожу красным кружочком. Так приметнее.
Долговязый Клименко тянется через мое плечо, дыша мне прямо в ухо. Он тоже смотрит на карту, щурится и сочувственно роняет:
- Да-а, брат, моцион тебе предстоит основательный. Даже по прямой здесь почти сто.
- Ничего, - спокойно говорю я, - за речкой, вот этим путем, через лес выйду к ветке железной дороги, - в подтверждение этих слов я делаю уверенный прочерк по карте ногтем, - а дальше...
- А дальше, - вступает в разговор Гельтур, - встанешь на четвереньки, возьмешь в зубы папироску и потопаешь до бесконечности по шпалам. Ведь там наверняка поезда не ходят.
- С чего это ты взял? - не соглашаюсь я. - Если есть железная дорога, значит, по ней и ездят.
Клименко похлопывает меня по плечу.
- Лихой ты, Сереженька, хлопец! Только надежды мало.
- А что?
Он отбирает у меня красный карандаш и тычет в карту:
- Мост видишь?
- Ну.
- Так забудь о нем. Уж очень он близко от линии фронта, да и дорога за ним, к нашим передовым позициям, по существу, уже ведет в никуда, на оккупированную немцами территорию. Как говорится - дальше ехать некуда! Вот и приходится прислушаться к тому, что тебе говорят. Этот мост, разумеется, немцы давно разбомбили. Значит, тебе только и остается, что топать по шпалам.
- Подожди... - Я стряхиваю с плеча руку Клименко. - Почему ты так уверен? Мост небольшой, от него до линии фронта далеко.
- Ты что, с луны свалился? - настаивает Клименко. - На другое и не надейся!
- Ну а если, - уже неуверенно говорю я, - от Кременного в обход податься на Лисичанск? - И нахожу этот узловой железнодорожный пункт на карте.
Клименко молчит, размышляет.
В это время подает голос Гельтур:
- Тебе сколько суток Прут отвалил на всю эту музыку?
- Пять.
- Сам просил?
- Да.
- Ну и дурак! - Это опять Клименко. - Лишний день в запасе всегда надо иметь. Вот бы и пригодился для Лисичанска.
Он, пожалуй, прав, мысленно соглашаюсь я, но переигрывать уже не хочу, тем более что в этот момент Прута в прокуратуре нет и вернется он не скоро. Переделать командировку некому.
- Слушай, Сережа, - вдруг неожиданно уверенно заявляет Гельтур. Советую тебе на этот мост вообще плюнуть.
- Уже плюнул, - я поднимаю голову. - Буду держать курс на Лисичанск.
- А почему бы тебе, Сереженька, - с нарастающим торжеством продолжает Гельтур, - не плюнуть и на этот Лисичанск?
Я смотрю с удивлением: что он еще придумал?
Решительно оттеснив нас, он склоняется над картой и спрашивает:
- В лесу пока не развезло?
- Не развезло, - подтверждаю я.
- На реке лед пока держится?
- Думаю, что так.
- Тогда зачем тебе мост?
Гельтур чувствует себя стратегом. Его руки с длинными пальцами парят над картой. Левой рукой он отмахивается от моста, а правой - двумя пальцами впивается в изгиб реки и уверенно произносит:
- Пока еще обстановка позволяет, перейдешь реку вот здесь - и топай до Кременной, по краю леса, пока несут ноги.
"Что ж, пожалуй он прав. В этом случае вариант с Лисичанском отпадает".
- Ну что ж, - тем не менее кислым тоном подтверждаю и я. - Можно и так!
- Только так и можно! - возмущается Гельтур.
После этого он отходит от нас с видом победителя, при этом не лишая себя возможности нравоучительно заявить:
- Медицина учит, что из пяти детей рождается умным лишь один. У меня есть все основания считать, что ты, Сережа, первоначально присоединился к большинству...
Я все это пропустил мимо ушей, но за меня вдруг обиделся Клименко. Обернувшись к Гельтуру, он недовольно говорит:
- Ты, Виктор Павлович, напрасно подшучиваешь, ведь Сереге предстоит серьезное дело. На первый взгляд выходит, что все ясно, а если хорошо поразмыслить, то совсем даже наоборот.
Гельтур, почувствовав, что малость переборщил, примирительно заявляет:
- Николай, ты прав! Моя шутка не к месту.
Надо сказать, что у нас в прокуратуре так повелось, что ее секретарь Гельтур, несмотря на то, что он по своему служебному положению был на ступень ниже нас - военных следователей и уступал в воинском звании Клименко и Рубакину, обычно обращался к нам запросто, по имени. Клименко величал Николаем, Рубакина звал Семеном, а меня- Сергеем и лишь в особых случаях, под настроение - Сереженькой, ласково так, по-отечески. Мы к этому привыкли и не обижались, признавая его право старшего по возрасту. Меж собой мы общались друг с другом так же. Зато Прут для нас всех был только Львом Давидовичем, а Гельтур - Виктором Павловичем.
Прежде чем отбыть в дальнюю командировку, пришлось ждать солдата, который должен был сопровождать меня в предстоящих странствиях. На этом настоял Прут:
- Без надежного помощника - ни шагу!
Вот почему еще вчера я позвонил в "свой" полк и попросил выслать надежного парня из взвода пешей разведки. А вот, кажется, и он.
Потеснив плечом в дверях одного из наших конюхов, в прокуратуру боком вваливается розовощекий богатырь. И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове сидит прямо, без лихости, основательно. Вещевой мешок набит до отказа: ведь я предупредил, что предстоит долгая дорога. На коротком ремне тускло поблескивает вороненой сталью новый, словно со склада, трофейный немецкий автомат. Богатырь докладывает Клименко, как старшему в звании:
- Ехврейтор Хвыленко! Прибыл по вашему приказанию.
- Это к нему! - кивает на меня Клименко.
Я подхожу к солдату, протягиваю руку:
- Старший лейтенант юстиции Громов.
Лапа у парня, как тиски. Переспрашиваю:
- Так как ваша фамилия?
- Хвыленко, - басит он одним дыханием.
И вдруг, вскинув руки к поясу, дополнительно поясняет:
- Руки в боки - хвы - Хвыленко!
Ах вон оно что! Он, оказывается, не выговаривает буквы "Ф". Для верности я спрашиваю:
- Значит, Филенко?
- Так точно! - обрадовался он.
Вот мы и познакомились...
5
Спускаемся к реке. Точнее сказать, сползаем, судорожно цепляясь за что попало. Берег высокий, обрывистый. Сапоги сбивают каменную крошку, живые, шуршащие струйки стекают вниз. Всего два года назад, в молодежном лагере в Крыму, инструктор по альпинизму делился с нами сведениями о том, насколько коварными бывают осыпи, даже на обрывистом берегу. И мы это принимали всерьез. Оказалось, что не зря... К нему надо было прислушиваться внимательно.