Страница 20 из 43
Пока мы осматривали место происшествия и составляли протокол, полковник Смирнов во двор штаба не выходил. Я застал его в служебном кабинете, где он, сидя за письменным столом, быстро что-то строчил на бумаге. Скорее всего, это было его обширное донесение об общей обстановке в штабе бригады и об обстоятельствах происшедшего.
Когда я представился, Смирнов, бегло взглянув в мою сторону, даже не приподнялся с места. Мне показалось, что он мое представление пропустил мимо ушей - вполне возможно, что до него не дошло ни кто я, ни зачем к нему явился.
Поэтому я спокойно произнес:
- Должен вас допросить, освободите мне место, а сами пересядьте вот сюда. - И я указал ему на стул рядом с приставным столиком.
Смирнов несколько удивленно на меня взглянул, что-то понял, заторопился и пересел на указанное мною место. Я уловил его испуганный взгляд, брошенный на мои погоны капитана юстиции.
Я, конечно, начал с выяснения первопричины возникшего конфликта.
Смирнов объяснил его только тем обстоятельством, что старшина позволил себе явиться в штаб в неположенном ему обмундировании.
- Вы увидели его впервые? - поинтересовался я.
- Да.
- Откуда он прибыл в штаб и с какой целью? - продолжил выяснять я.
- Меня это не интересовало, - проговорил Смирнов.
- Кто выдал старшине это офицерское обмундирование и разрешил его носить?
- Этот вопрос я бы выяснил позже.
- Вам старшина что-то сказал?
- Нет.
- А вы этим не поинтересовались?
- Нет.
- Какая же была необходимость этого старшину незамедлительно отправить на гауптвахту, да еще и при вмешательстве штабного коменданта?
- Мое решение не обсуждается! - важно изрек Смирнов.
- Свидетели утверждают, что старшина вел себя пристойно и пытался что-то вам объяснить. Разве это было не так?
- Вы, капитан, свое мнение можете оставить при себе! - огрызнулся Смирнов. - Как мне следовало себя вести и что нужно было сделать, я хорошо знаю и без вас.
- А вы подумали над тем, что направление старшины на гауптвахту без всякой его вины могло ему показаться оскорбительным, тем более что он кавказец?
- Позволю себе заявить, что своими вопросами вы вторгаетесь во взаимоотношения начальников с подчиненными.
- Вы его даже оскорбили действием, схватили за гимнастерку и оттолкнули от себя. Как вы расцениваете эти свои начальственные действия?
- А это уже чей-то вымысел! - возмущенно заявил Смирнов.
- Можете объяснить, из-за чего старшина решил покончить самоубийством? - спросил я.
- Попросту дурью мучился. Вот и все!
Со Смирновым мы расстались довольно холодно. И поскольку мой следователь продолжал допрашивать свидетелей, я решил отправиться в Гульрипш.
Старшину Твилдиани мне было крайне жаль. Я знал, что он был родом из горного аула сванов. Его жена с малолетними детишками проживала где-то в Сухуми.
До Гульрипша мы доехали довольно быстро. Стало смеркаться, и я обратил внимание, что по ходу нашего движения слева, на разной высоте замелькали какие-то огоньки, двигавшиеся в разных направлениях: создавалось впечатление, что в кустарнике и между деревьев бродили какие-то люди и что-то искали. Никакого объяснения этому я найти не мог и лишь в госпитале все разъяснилось.
Все произошло после того, как к ним был доставлен Твилдиани. У него прощупывался слабый пульс, поэтому его сразу занесли в операционную. Незамедлительно к нему был направлен дежурный хирург. Однако стоило дежурному хирургу приблизиться к столу, на котором лежал старшина, как вдруг случилось совершенно непредвиденное. Старшина приподнялся, резко соскочил с операционного стола, через открытое окно выпрыгнул со второго этажа и убежал.
Вначале все остолбенели. Потом бросились за раненым, да его уже и след простыл. И это с огнестрельным ранением в висок!
По тревоге был поднят весь госпитальный персонал. На его розыски с факелами направились все врачи и санитары. Ведь старшина мог где-то упасть без сознания и истечь кровью. Но старшина так и не был обнаружен.
Тогда решил помочь общему делу и я. Дозвонился в расположенный поблизости отдельный батальон связи, объяснил обстановку и попросил поднять по тревоге людей, что и было сделано: вскоре прибыла целая рота. Развернувшись цепью, солдаты все вокруг вновь обшарили. Но безрезультатно. Старшина как в воду канул. И тогда дальнейшие розыски пропавшего было решено отложить до рассвета.
К себе в Сухуми я уже возвращался в первом часу ночи. Теперь мне стало вдвойне жаль старшину. Надежда на его спасение иссякла. Оставалось теперь только найти его труп. Однако, прежде чем ехать домой, я отправился в прокуратуру узнать, не произошло ли в мое отсутствие еще что-нибудь.
Дверь открыл наш секретарь, старший сержант Доня, которого мы все звали только по имени - Костя.
К своему удивлению, на его лице я заметил подобие улыбки. Он склонился к моему уху и прошептал:
- Товарищ прокурор! Вас дожидается один человек.
В нашей приемной, ближе к зашторенному окну, в глубоком кресле, положив ноги на приставленный табурет, мирно спал не кто иной, как всеми разыскиваемый старшина Твилдиани. Рядом на полу стояли его сапоги. Голова его была накрест повязана обычным платком, слегка обагренным кровью. Он дышал спокойно и ровно.
Очевидно, сон старшины не был глубоким. Он проснулся и, увидев меня, с возмущением произнес:
- Я ничего плохого не совершал, а меня он захотел упрятать на гауптвахту!
Прежде всего надо было его успокоить. Поэтому, дружески положив ему руку не плечо, я сказал:
- Все знаю и во всем разберусь! Честное слово. Во всяком случае, в обиду вас не дам.
Потом, естественно, поинтересовался:
- Как вы себя чувствуете?
- Вроде как чувствую себя нормально.
"И это он говорит с пулей, застрявшей в голове!" - подумал я. Тут же позвонил дежурному госпиталя, сказав, что старшина разыскан, и предложил подготовиться к срочной его операции.
Мы с Костей помогли Твилдиани надеть сапоги и посадили в нашу автомашину.
Нечего и говорить о том, что в госпитале нас встретили все, кто успел узнать о нашем приезде. Ведь всем не терпелось увидеть человека, который расхаживал с пулей в голове. Его, не раздевая, положили на операционный стол, после чего мне и всем остальным ничего не осталось, как ждать результатов операции.
Сказать честно, большинство из нас на успешный результат этой операции не надеялись. Каково же было общее удивление, когда к нам вышел хирург, сказал, что жизнь старшины вне опасности, и протянул пульку, извлеченную из головы Твилдиани.
Оказывается, произошло чудо. Эта пулька не пробила костей его черепа, а по касательной устремилась под кожей головы, справа налево, где и застряла возле левого уха: видимо, он поднес дуло нагана к виску не перпендикулярно, а по касательной.
След от ранения у Твилдиани зажил довольно быстро. Вот так для него закончилась эта эпопея с несостоявшимся самоубийством.
В ту памятную ночь в окно квартиры полковника Смирнова влетел булыжник. Это сразу было расценено как предупреждение о том, что братья старшины Твилдиани просто так действия полковника Смирнова не простят.
Командир бригады посоветовал Смирнову поскорей уехать. И тот с первым поездом уехал с семьей в Тбилиси.
Больше в Сухуми он уже не возвращался, а возбужденное против него уголовное дело я прекратил за отсутствием тяжелых последствий им содеянного. А через три дня из штаба Закавказского фронта поступил приказ о присвоении старшине Твилдиани офицерского звания "младший лейтенант".
Похороненный дважды
Это необычная история случилась в самом начале 1945 года, когда еще шли кровопролитные бои с немцами, а в Грузии, на побережье Черного моря, местные жители, предчувствуя окончание войны, уже занимались делами личными: дни рождения, свадьбы, встречи фронтовиков и родственников.
Именно на такую свадьбу к своим родственникам в Очемчири из Сухуми приехал главный бухгалтер стрелкового корпуса, дислоцированного в местном гарнизоне, подполковник интендантской службы Вано Меладзе, человек общительный и веселый.