Сомов и другие

Д р о з д о в. Яков Антонов?

К р ы ж о в. Кто это?

Д р о з д о в. Богомолов-то?

К р ы ж о в. Не знаю. Детали рассказывать - не буду, а прямо скажу: устроили так, что раньше болванка из кузницы ко мне шла четыре часа, а наладили дело - идёт семь часов. И так и дальше всё. У меня - записано. Я и говорю старикам: как будто чего-то неладно вышло, братья-товарищи? Видим, говорят, однако - может, так и надо.

(Китаев на террасе, мрачно жуёт что-то.)

К р ы ж о в. Всё-таки решили поговорить с директором, он у нас литейщик с Лысьвенского завода, партизан, красным командиром был, по армии скучает. "Вот, говорим, Демид, брат-товарищ, какие штуковины наблюдаются". - "Вы, говорит, старики, неправильно считаете, и вообще, говорит, специалист, как паук, своё дело знает". И так и дальше. Успокоил.

(Китаев ушёл, потом вынес бутылку пива, сел, пьёт. Постепенно начинает вслушиваться в рассказ, встаёт, подходит к скамье. Людмила шьёт, тихонько напевая, Арсеньева, не переставая шить, внимательно слушает.)

К р ы ж о в. Успокоил, ну - не меня! Я, погодя немного, в завком. Там - тоже успокаивают. Ну, тут я поругался, эх, говорю, братья-товарищи, так вас и разэдак. Н-да. Погорячился. Какие, говорю, вы хозяева? И так и дальше. Вызывают в ГПУ, там у нас хороший парень сидит, однако и он тоже: "Ты, говорит, товарищ, разлад в работу вносишь!" А молодёжь начала и высмеивать меня. В стенгазету попал: склочник, бузотёр. Н-да. Только рабкор один, комсомолец Костюшка Вязлов, на моей стороне, ну - ему веры нет, он у меня на квартире живёт. Даже внука моя, тоже комсомолка, и та - против. Ну, ладно! Однако я всё считаю, записываю и вижу - нет, моя правда: нехорошо сделано! Стало так туго мне, что огорчился, выпивать начал. Девятнадцать лет сверлил, тридцать четыре на заводе, всё знаю лучше, чем дома у себя. Понял, что дело моё - плохо, пожалуй, и пить привыкну на старости лет. Ну и решил, скрепя сердце рассчитался и - в Москву! Вдруг тебя, Иван, вижу на станции. И вот я вам, братья-товарищи, прямо говорю: там дело нечисто, повреждённое дело! У меня кетрадка есть, в ней сосчитано всё, все часы, вся волокита...

Д р о з д о в. Можно взглянуть?

К р ы ж о в. На то и писано, чтоб читали. Разберёшь ли? Писатель я не Демьян... победнее его буду...

Д р о з д о в. Разберу.

К р ы ж о в (Арсеньевой). Ты что глядишь на меня? Понравился?

А р с е н ь е в а. Очень.

К р ы ж о в (толкая Терентьева локтем). Слыхал? Хо-хо! Вон оно что! У меня дочь старше тебя, только - дурой выросла. Ребят - родит, а - больше ничего не умеет. Вот внука, так эта - что надо! В Свердловск поехала, учиться. Ты - партийка?

А р с е н ь е в а. Нет.

К р ы ж о в. А чего делаешь?

А р с е н ь е в а. Ребят учу.

Д р о з д о в. Иван!

К р ы ж о в. Вам, молодым, надобно в партию записываться, круче дела-то загибать. Я вот ехал сюда - горой, водой, лесом, парусом, - как говорится, гляжу: тут - строят, там - строят, инде - выстроили, ух ты, мать честная! Бойко взялись за дело, крепко! Конечно, я и по докладам, по газетам знал, ну, а когда своим глазом видишь, это уж другой номер!

(Дроздов и Терентьев, сидя на другой скамье, рассматривают книжку.)

Т е р е н т ь е в. Склочником он не был.

Д р о з д о в. Да, не похож! А цифры - нехорошо поют.

К и т а е в. А ты - в партии?

К р ы ж о в. Я - нет. Мне - не надо, я и без того - природный пролетар. До Октября, до Ленина, я даже и понимать не хотел партию. Думал так это, молодёжь языки чешет. И дело у меня - строгое, требует всех сил. А заседать я - не мастер, да и грамотой не богат. Года три тому назад хотели меня в герои труда произвести, ну - я чинов-званий не любитель, упросил, чтобы не трогали.

К и т а е в. Это - напрасно! Коллектив знает, что делает, ему герой нужен...

К р ы ж о в. Герой, голова с дырой...

Д р о з д о в. Видишь?

(Терентьев молча кивает головой.)

Д р о з д о в. Зови-ко его в комнаты.

К и т а е в. Куда же ты едешь?

К р ы ж о в. Вот сюда приехал.

Л ю д м и л а. Что же обедать - завтра будем? Никто не идёт.

Т е р е н т ь е в. Отвяжись! Подь-ка сюда, Крыжов.

К р ы ж о в (идя). Порядка у тебя, видать, нет насчёт обеда-то? Остался ты, видно, как был, - беспорядочный, а? (Хлопает Терентьева ладонью по спине.) Приятно мне, что встретились!

Л ю д м и л а (около Арсеньевой). Бестолочь какая! И так - почти каждый день.

А р с е н ь е в а. Какой интересный старик!

Л ю д м и л а. Молодые - интереснее. Дроздов, например, а? Замечаешь, как он присматривается к тебе?

А р с е н ь е в а. У него такая служба...

Л ю д м и л а. Обыкновенная - мужская. А мне инженер нравится.

А р с е н ь е в а. Который?

Л ю д м и л а. Яропегов, конечно! Он в клубе читал лекцию по истории земли, по металлам, - интересно! Весёлый, чёрт!

А р с е н ь е в а. Что ж он - ухаживает за тобой?

Л ю д м и л а. Заговаривает. Смешит. Я - люблю весёлых!

А р с е н ь е в а. Ты бы лучше со своим с кем-нибудь веселилась.

Л ю д м и л а (вздыхая). Свои, свои... Вон Китаев просит записаться с ним.

А р с е н ь е в а. Неприятный парень.

Д р о з д о в (с террасы). Катерина Ивановна! Можно вас на минутку?

(Арсеньева идёт.)

Д р о з д о в. Помогите нам расчётец сделать - ладно? Папироску хотите?

А р с е н ь е в а. Не курю. Бросила.

Д р о з д о в. Отчего?

А р с е н ь е в а. Ребятам дурной пример.

Д р о з д о в. Резонно.

(Ушли. Людмила шьёт.)

К и т а е в. Скушно по воскресеньям!

Л ю д м и л а. Тебе и в будни скучно.

К и т а е в. Так - как же? Сходим, запишемся, а?

Л ю д м и л а. От скуки?

К и т а е в. Зачем - от скуки? От любви.

Л ю д м и л а. У тебя на пиджаке - капуста.

К и т а е в. Капусту я не ел.

Л ю д м и л а. Ну, тогда что-нибудь из носу.

К и т а е в. Ты очень грубая барышня.

Л ю д м и л а. Вот видишь! А приглашаешь меня в загс.

(Силантьев стоит за углом террасы.)

К и т а е в. Потому что влюбился. От любви и скучаю.

Л ю д м и л а. А что чувствуют, когда влюбляются?

К и т а е в. Это - в зависимости от девушки.

Л ю д м и л а. Всё-таки?

К и т а е в. Ну... примерно, как в опере "Деймон" - желаю видеть вечной подругой жизни...

Л ю д м и л а. А - она?

К и т а е в. Она, конечно, смеётся. Любовь - дело весёлое, игристое дело!

Л ю д м и л а. Ух, какой ты глупый, даже страшно!.. (Убежала.)

С и л а н т ь е в [входит]. Здравствуйте, товарищ Китаев! Я - к вам.

К и т а е в. Ну?

С и л а н т ь е в. Доски у меня взяли, те самые...

К и т а е в. Кто взял?

С и л а н т ь е в. Мишка-комсомол.

К и т а е в. Так просто - пришёл и взял?

С и л а н т ь е в. Нет, конечно, за деньги, только он платить стесняется.

К и т а е в. Почему?

С и л а н т ь е в. Нету денег у него, погоди, говорит! А мне нужно, я - бедный человек...

К и т а е в. Ты - не человек, а кулак.

С и л а н т ь е в. Какой же я кулак? У кулака пальцы сжаты, а у меня вот они - растопырены, потому - держать мне нечего.

К и т а е в. От тебя водкой пахнет.

С и л а н т ь е в. Ну, так что? Водку и немец пьёт.

К и т а е в. Немец - пиво! У тебя в кармане бутылка.

С и л а н т ь е в. Она мне не мешает.

К и т а е в. Ну, ступай! Доски меня не касаются.

С и л а н т ь е в. Так ведь вы заведуете клубом и всем этим... устройством. Ведь я вам за них...

К и т а е в. Ступай, ступай! Доски получишь... Водку пьёте, черти...

С и л а н т ь е в. Эх, трудно с вами, товарищи! Не деловой вы народ! (Уходит.)

(Троеруков навстречу; мимоходом - перешёптываются. Крыжов вышел с бутылкой нарзана, прошёл в кегельбан, прилёг на койку, курит.)

К и т а е в. Устал, старик?

К р ы ж о в. Есть немножко.