Мемуары

Пока дела обстояли описанным образом и старания двора были направлены на усмирение беспорядков в Гиени, г-н де Тюренн извлек из отлучки короля немалые выгоды. Он вынудил испанцев предоставить ему командование над частью их войск, а также поиск герцога Лотарингского; {91} он присоединил к ним все то, что ему удалось сохранить из войск Принца; он был полновластным хозяином Стене и не имел противостоявшего ему неприятеля. Таким образом, ничто не препятствовало ему вступить в пределы Франции и добиться там внушительных успехов, если бы не обычное для испанцев отвращение к замыслам подобного рода, поскольку они страшатся подвергать свои войска превратностям случая ради выгод, которые их непосредственно не касаются, равно как и ставить себя в положение, когда могут оказаться нарушенными сообщения с подвластными им областями. Вот почему, осадив Музон, взятый ими {92} после затянувшейся на месяц осады, они сочли, что с них хватит. Тем не менее г-н де Тюренн преодолел все эти помехи и с величайшим трудом заставил испанцев пойти прямиком на Париж, надеясь, что его присутствие с этими силами вызовет достаточно смятения и разброда, чтобы доставить ему возможность предпринять многое. В то время и приверженцы Принца также начали составлять всевозможные планы, как вызволить его из заключения. Герцог Немур открыто объявил себя сторонником Принца, и наконец все, казалось, споспешествовало замыслам г-на де Тюренна. И вот, чтобы не упустить столь благоприятно сложившейся обстановки, он вступил в Шампань и сразу же захватил Шато-Порсьен и Ретель, оказавшие весьма слабое сопротивление, после чего продвинулся вплоть до Ферте-Милона. Но, узнав там о перемещении принцев в Гавр-де-Грас, испанцы не пожелали идти дальше, и г-н де Тюренн принужден был вместе с армией возвратиться в Стене. Все же он распорядился укрепить Ретель и оставил в нем испанский гарнизон во главе с делли Понти. {93} Он полагал, что, ставя начальника над крепостью, ставшей исключительно важной, нельзя сделать лучшего выбора, как препоручив ее человеку, который со славою защитил три или четыре наиболее значительных крепости Фландрии.

Известия о только что рассказанном мною ускорили возвращение двора. Фрондеры, действовавшие, пока принцы находились в Венсенне и в Маркусси, заодно с Кардиналом в надежде заполучить их в свои руки, полностью утратили эту надежду, узнав о перемещении их в Гавр. Свое недовольство Кардиналом они тем не менее скрыли под личиной того же самого поведения, какого держались ранее, дабы скрывать свое сближение с ним. Хотя со времени заключения принцев они постарались неприметно извлечь из своего примирения с Кардиналом все, что только могло пойти им на пользу, все же, чтобы сохранить свое влияние на народ, они, с согласия Кардинала, стремились внушить всем и каждому, что нисколько не оставили своего былого намерения добиться его падения. Таким образом, то, что сначала делалось фрондерами по уговору с Кардиналом, теперь, когда они по-настоящему захотели сбросить его, послужило им против него. Их ненависть к нему возросла еще больше из-за заносчивости, с какою он после своего возвращения стал относиться ко всем. Он с легкостью сам себя убедил, что, переместив принцев в Гавр и усмирив Гиень, вознесся над всеми партиями и группировками, из-за чего пренебрег теми, в ком больше всего нуждался, и помышлял лишь о создании сильной армии для отвоевания Ретеля и Шато-Порсьена. Начальствование над нею он вручил маршалу Дюплесси-Пралену, {94} которому повелел со всею поспешностью выступить с задачею обложить Ретель, решив прибыть к армии под конец осады, чтобы присвоить всю славу победы.

Г-н де Тюренн сообщил испанцам о замысле Кардинала и приготовился ему помешать. Делли Понти поручился, что сможет держаться достаточно продолжительный срок, и г-н де Тюренн, основываясь на этом, совместно с испанцами принял необходимые меры для оказания ему помощи. Он решил поспешно двинуться к Ретелю с целью вынудить маршала Дюплесси снять осаду или чтобы напасть на его размещенные в некотором удалении войсковые квартиры. Но трусость или измена делли Понти, который продержался на шесть дней меньше обещанного, не только сделала бесполезным замысел г-на де Тюренна, но и вынудила его сразиться в невыгодных для него условиях. Маршал Дюплесси, усилившийся благодаря прибытию подкреплений, двинулся с опережением в один переход, так что, не имея возможности уклониться от неприятеля, г-м де Тюренн вступил в бой, выказав много доблести, но потерпев неудачу. {95} Тогда он рассудил, что нужно как можно скорее отправиться к графу Фуенсальданья, {96} не только чтобы успокоить его и склонить к новым усилиям, но и для того, чтобы не подать повода испанцам подумать, будто случившееся способно оторвать его от их интересов и побудить к самостоятельным поискам выхода за спиною у них.

После этой победы Кардинал, успевший добраться уже до Ретеля, возвратился в Париж как бы с триумфом и выказал столько чванства по случаю этой удачи, что в умах всех с новой силою пробудились издавна питаемое к нему отвращение и страх перед era владычеством. Тогда же было подмечено, что судьба использовала исход этой битвы посвоему, а именно таким образом, что потерпевший в ней поражение г-н де Тюренн стал крайне нужен испанцам и получил верховное командование над их армией, а Кардинал, приписавший себе всю славу за это деяние, навлек на себя зависть и общественную ненависть. Фрондеры сочли, что он перестанет с ними считаться, поскольку переставал испытывать в них нужду, и, опасаясь, как бы он не разделался с ними, чтобы править единолично, или не отдал их на заклание Принцу, именно тогда и заключили соглашение с президентом Виолем, {97} Арно {98} и Монтереем, {99} ревностными приверженцами Принца, сообщавшими ему обо всем и получавшими от него ответные указания.

Начало этих переговоров повлекло за собой целый ряд других - особых и тайных, то с герцогом Орлеанским, г-жой де Шеврез, Коадъютором и г-ном де Шатонефом, то с герцогом Бофором и г-жою де Монбазон; некоторые повели переговоры непосредственно с Кардиналом. Но поскольку принцесса Пфальцская {100} как никто другой пользовалась в то время доверием принцев и г-жи де Лонгвиль, она и начала все эти многочисленные переговоры и в конце концов стала хранительницей стольких обязательств и стольких противоречащих друг другу соглашений, что, почувствовав на себе бремя такого множества несовместимых вещей, устрашилась, как бы не внушить подозрения и той и другой стороне. Охваченная этими опасениями, принцесса известила герцога Ларошфуко, что ему необходимо, оставаясь неузнанным, приехать в Париж, дабы она обрисовала ему состояние создающихся группировок и присоединилась затем к той из них, которая располагает наибольшими возможностями споспешествовать освобождению принцев.