Мемуары

Никогда особы столь высокого положения не препровождались в тюрьму столь малым числом людей: всего насчитывалось шестнадцать всадников да еще помещавшиеся вместе с арестованными в карете. Кромешная тьма и плохая дорога повели к тому, что карета опрокинулась и, таким образом, тем, кто пожелал бы предпринять освобождение арестованных, предоставлено было достаточно времени, но никто не почел своим долгом решиться на это. {35}

Хотели одновременно арестовать также принца Марсийака и Ламуосэ, но их не нашли. {36} Государственного секретаря г-на де Лаврийера {37} послали передать г-же де Лонгвиль приказание королевы явиться к ней в Палэ-Рояль, где имели намерение ее задержать. Но вместо того, чтобы повиноваться, она по совету принца Марсийака сразу же решила выехать из Парижа, собираясь направиться как можно быстрее в Нормандию, чтобы склонить эту провинцию и руанский парламент на сторону принцев и обеспечить себе поддержку друзей, крепостей герцога Лонгвиля и города Гавр-де-Грас. Но поскольку, чтобы покинуть Париж, ей нужно было остаться неузнанной, поскольку она хотела увезти с собой и м-ль де Лонгвиль {38} и поскольку, не имея при себе ни своей кареты, ни своих слуг, была вынуждена дожидаться их в таком месте, где не могли бы ее обнаружить, она укрылась в одном частном доме, из которого видела праздничные огни и другие свидетельства народного ликования по случаю ареста ее братьев и мужа. Наконец, когда приготовления к отъезду были закончены, принц Марсийак выехал вместе с нею. Затем, после неудачных попыток завоевать руанский парламент, она направилась в Дьепп, где пробыла до приезда двора, который вскоре туда прибыл и прибытие которого посеяло в ней такую тревогу, что, дабы обеспечить себя от возможности быть задержанной горожанами Дьеппа, а также Леплесси-Белльером, {39} двигавшимся туда с отрядами короля, ей пришлось, претерпев много опасностей, взойти на корабль и переправиться в Голландию, чтобы оттуда добраться затем до Стене, куда удалился г-н де Тюренн сразу же после ареста принцев.

Принц Марсийак выехал из Дьеппа несколько раньше г-жи де Лонгвиль и направился в свое губернаторство Пуату, дабы иметь в своем распоряжении все необходимое для войны и попытаться вместе с герцогом Буйонским, Сен-Симоном {40} и Лафорсом {41} снова разжечь недовольство в бордоском парламенте и в горожанах Бордо и таким образом вынудить их принять сторону Принца. Этот город и этот парламент были тем сильнее восстановлены против двора, что его манифесты после заключения Принца вменяли тому в вину как наиболее тяжкое его преступление отстаивание с чрезмерной горячностью интересов Гиени. {42}

Благодаря заточению принцев и примирению с фрондерами власть двора казалась в ту пору более прочной, чем когда-либо прежде. Нормандия приняла короля с полной покорностью, и крепости герцога Лонгвиля капитулировали без всякого сопротивления. Герцог Ришелье был изгнан из Гавра; Бургундия сделала то же, что и Нормандия; Бельгард оказал постыдно слабое сопротивление; дижонский замок и Сен-Жан-де-Лон последовали примеру крепостей герцога Лонгвиля. Герцог Вандом был назначен губернатором Бургундии, граф Аркур {43} - Нормандии, маршал Лопиталь {44} - Шампани и Бри, а граф Сент-Эньян {45} Берри. В Мурон никто не получил назначения ввиду отсутствия в нем гарнизона; гарнизоны Клермона и Дамвиллье восстали. Марсен, {46} командовавший каталонской армией, подвергся аресту: у него отняли Тортосу, комендантом которой он был. Из всей Шампани только Стене сохранил верность партии принцев, и почти все их сторонники, видя, что в столь короткое время на них обрушилось столько несчастий, довольствовались тем, что жалели их, не вменив себе в долг прийти к ним на помощь.

Г-жа де Лонгвиль и г-н де Тюренн, как я сказал, удалились в Стене, герцог Буйонский - в Тюренн. Принц Марсийак, который вследствие кончины его отца, {47} последовавшей в это самое время, будет отныне именоваться герцогом Ларошфуко, находился в своих владениях в Ангумуа, {48} герцог Сен-Симон - в Блэ, комендантом которого был, а маршал Лафорс - в Гиени. Сначала все они выказывали одинаковую приверженность Принцу, и, когда герцоги Буйонский и Ларошфуко совместно составили план военных действий в Гиени, герцог Сен-Симон, которому они его сообщили, предложил принять в свою крепость герцога Энгиенского; {49} но он недолго оставался при том же образе мыслей.

Между тем герцог Ларошфуко, рассудив, как важно для его партии показать, что она берется за оружие не только ради возвращения Принцу свободы, но и ради того, чтобы ее сохранил его сын, при соучастии герцога Буйонского направил Гурвиля к вдовствующей Принцессе, {50} высланной в Шантийи и пребывавшей там под надзором приставленного к ней полицейского офицера, равно как и Принцесса, {51} ее невестка, а также герцог Энгиенский. Гурвиль имел поручение поставить в известность вдовствующую Принцессу о положении дел и указать ей на то, что, поскольку особе герцога Энгиенского грозят всевозможные преследования двора, его нужно укрыть в надежном месте, дабы он мог стать одним из главнейших орудий борьбы за свободу своего отца, и что для выполнения этого герцогу и его матери необходимо тайно перебраться в Брезе, в Анжу близ Сомюра. Герцог Ларошфуко изъявляет готовность прибыть за ними с пятью сотнями дворян и проводить их в Сомюр, если ему удастся осуществить свой замысел относительно этой крепости. На худой конец он предлагает перевезти их в Тюренн; там к ним присоединится герцог Буйонский, чтобы сопровождать их в Блэ, где они пробудут, пока не увенчаются успехом старания, прилагаемые герцогом Ларошфуко и герцогом Сен-Симоном склонить бордоский парламент и город Бордо принять их у себя. Сколь бы заманчивым ни было подобное предложение, трудно было предугадать, будет ли оно принято или отклонено вдовствующей Принцессой, которая при непостоянстве своего характера, нерешительности и скупости была мало пригодна к тому, чтобы пойти на осуществление этого замысла и твердо его держаться.

Хотя герцог Ларошфуко оставался в неведении, какое решение она изберет, он все же почел своим долгом принять все необходимые меры. чтобы быть в состоянии выполнить предложенное им через его посланца. В связи с этим он решил созвать своих друзей и единомышленников, воспользовавшись таким предлогом, который не выдал бы его истинного намерения, с тем чтобы быть готовым к выступлению, как только прибудет Гурвиль, ожидавшийся с часу на час. Он рассудил, что не найти предлога более благовидного, чем похороны его отца, которые должны были состояться в Вертее, одном из его поместий. Исходя из этого, он пригласил всю знать соседних провинций, а также приказал всем способным носить оружие из проживавших на его землях явиться туда же. Так в короткое время он собрал свыше двух тысяч всадников и восемьсот пехотинцев.