Страница 3 из 21
— Ты кто такой, да откуда взялся, да как тебя по имени звать?
От их громких голосов Ивашка оробел. Он и дома-то не любил с ребятами водиться. Он молчит, а они наперебой галдят:
— Видал ладью-то? Хороша? Мы на ней в Смоленск-город поплывём. Ивашка шепчет:
— И меня Мудрила обещал взять в Смоленск. Они сразу исполнились к нему уважением, другими глазами смотрят, спрашивают:
— Ты Мудрилин ученик? Это тебе счастье, повезло. Он у нас такой мастер! Всему тебя обучит. Один мальчишка пищит:
— У него не зазеваешься. Он спуску не даёт. Зазеваешься — за уши оттаскает.
Это Ивашке не понравилось. Он губы надул и говорит:
— Да я ещё не знаю.
— Узнаешь, чего там!
Тут они стали перед ним свои знания показывать.
— Вот, гляди, эта большущая-то ладья — её на корню готовили. Такая была липа — пятерым мужикам не в обхват. Ей сколько лет в ствол вгоняли клинья, глубже да глубже — она и раздалась, тут её и повалили. А те две ладьи топором долблённые. Оно скорей, да не так прочно. А в этой и в море пуститься не страшно. Ишь, огромная — в ней десять коней поместятся.
Тот писклявый мальчишка примерился глазом, сплюнул и пискнул:
— Десять не поместятся. Не боле восьми.
— Десять!
— Восемь!
— Десять! И полезли драться.
Третий мальчишка посмотрел, пожал плечами и заговорил:
— Этот Ярмошка всегда всем наперекор говорит. Ты на него но обращай внимания. Лучше давай со мной водиться. Я тебе всё могу рассказать. И как ствол дерева сперва долбят топором, а затем тешут теслом. Колоду распарят и разведут бока, а чтоб не треснуло, к репко связывают нос и корму. А те канаты вьют из камыша, обвивают лыками. Я тебе все расскажу, а ты за меня замолви Мудриле доброе словечко. Мне тоже в Смоленск хочется, а меня не берут.
Этот день хорошо прошёл, и второй день прошёл так же, и назавтра поутру уж им в путь трогаться. А вечером тетка Любаша отвела Ивашку в угол и заговорила:
— Всё у нас хорошо и всего у нас хватает, а деток нам не дано. Без детушек какая это жизнь? Ни в чём толку не видишь, живёшь зазря. Ты мне так полюбился, Ивашенька! Такой ты тихий и ласковый. Никакого от тебя беспорядка не будет. Толстенький ты такой, во лосики пушистые. Я этих худых вихрастых мальчишек терпеть не могу! Задумчивый ты такой. Оставайся с нами, Иваша, будешь нам вместо родного сына. Я уж Мудриле про это говорила. Он тобой тоже доволен.
— Я бы рад, тётка Любаша, — говорит Ивашка. — А как же Аннушка?
— И про Аннушку не сомневайся. Поедет Мудрила ладьи сплавлять, он там, в Смоленске, найдёт её и выкупит и сюда привезёт. Будут у нас сынок и дочка.
Ивашка думает:
"Дяденька Мудрила — он всех мудрее, а без меня ему Аннушки не найти. А найдёт, не узнает. Он её сроду не видал, как узнать? Не у одной Аннушки косы длинные, не у ней у одной рубаха домотканая, не ей одной пятнадцатый годок. Многие в плен взятые. Бабка-то сказывала: "Плачут девушки во всех концах земли".
— Нет, — говорит Ивашка. — Спасибо тебе на твоей доброте, а я с дяденькой Мудрилой поеду. Без меня ему Аннушку не найти.
— Да постой ты! — говорит тётка Любаша. — Ты ещё после болезни слабенький. Куда тебе ехать? Я печку истоплю, ты на лежанке прикорни. Молочка парного не хочешь ли? Я мигом корову подою, цельную кринку тебе принесу. Чего тебе хочется, ты только словечко вы молви, я всё исполню.
У тётки Любаши слезы на глазах, Ивашке её жалко стало. Он говорит:
— Ты не плачь. Смоленск-то — он не за горами. Найдём Аннушку, сюда воротимся. Тебе Аннушка понравится. Она и ткать, и прясть, и по дому помочь, и горшки сполоснуть, ни одного не поколотит,
Тётка Любаша опять повеселела. Утром проводила их до околицы, платочком помахала, крикнула вслед:
— Скорей возвращайтесь!
Глава четвёртая
ВОЛОК
Из всех мальчишек, кроме Ивашки, одного только писклявого Ярмошку взяли в Смоленск плыть. Он похвалился Ивашке:
— Меня мой дядька, такой-сякой, тоже не хотел брать. Я к нему прилип, как банный лист, не стряхнёшь. Я ему цельный день на пятки наступал, канючил. Он меня шугает, а я не отстаю. Заморил его, в пот вогнал. Вот не вру, потины с носа капают, большие, с гус иное яйцо. Он и согласился: "Езжай, такой-сякой".
— А мне не пришлось просить, — сказал Ивашка. — Меня дядя Мудрила сам взял.
— Я же говорю, везёт тебе счастье, что ты Мудрилин. Счастливчик!
— Да, счастливчик! — сказал Ивашка. — Много ты понимаешь! Может быть, несчастней меня на всём свете нет!
— Врёшь! — пискнул Ярмошка. — С чего так?
— А с того, что мою сестрицу Аннушку злодей украл и на коне прочь увёз. Мне бы надо схватить его за пояс сильной рукой, с коня сдёрнуть и ногой наподдать. Покатился бы злодей по дороге, от обиды взвыл бы. А я бы ему в лицо рассмеялся, вскочил бы в седло, Аннушку одной рукой обнял, на том коне бы домой поехали.
— Чего же ты так не сделал?
— Замешкался, — мрачно ответил Ивашка.
— А ты не огорчайся. Может статься, ещё встретитесь. Ты тогда не растеряйся, как следует ему наподдай.
— Я тогда наподдам! — говорит Ивашка.
— Он тогда горошком покатится, — пищит Ярмошка.
— Покатится! — вторит Ивашка. Они друг друга оглядели, очень довольные. Ярмошка спрашивает:
— А с чего её украли?
— Напали на наше село и украли.
— Чудной ты! — сказал Ярмошка. — У меня бы не украли. Я сам чего захочу — украду. А у меня самого и украсть нечего. Я сирота, у дядьки из милости живу. А у него, такого-сякого, без меня пятеро на шее сидят. Ну, прощай. Сейчас ладьям отчаливать, меня дядь ка хватится, как бы чего не вышло. Он на руку ужас какой скорый. Раз — и стукнул, увернуться не успеешь.
Что же это такое? Только познакомились — и прощай!
Ивашка печально спрашивает:
— Разве мы не вместе?
— Ты на первой ладье, а я с дядькой на третьей. Ты не унывай, ещё свидимся. — И убежал.
Плывут ладьи по Каспле по реке. Мужики поставили паруса. Хоть плохонькие парусишки, а ветер попутный. А спадёт ветер, они берутся за вёсла. Ивашке грести не доверяют, он весь день лежит на корме, глядит на третью ладью, где Ярмошка со своим дядькой едет.
Ярмошка то покажется, то опять скроется. Чего он там делает? Ивашка ему рукой помахал, он не заметил. Вон его на вёсла посадили, гребёт, сюда не смотрит.
Такой лядащенький — кожа да кости, в чём душа держится, — а гребёт. Ивашка думает:
"Тяжело ему. Я бы рядом на скамью сел, за весло бы ухватился, помог бы ему. У меня бы живо пошло".
Кулаками лицо подпёр, лежит, смотрит, как Ярмошка трудится. А тут солнышко пригрело, разморило Ивашку, он вздремнул.
Вечером ладьи пристали к берегу на ночёвку. Они опять встретились. Мужики костёр развели, кашу варят, когда-то поспеет.
Ярмошка говорит:
— Пойдём купаться. Ивашка отвечает:
— Не хочется, вода холодна.
— Да ты, может, плавать не умеешь? Боишься, такой-сякой? Не бойся. Я тебя научу. Я-то сам, как лягушка, плаваю. С камушка в воду бултых. На дно пойду, опять вынырну. Пошли!
Они отошли от мужиков, от костра подале. Ярмошка приказывает:
— Скидавай одёжку, становись на камушек. Прыгай!
Ивашка скинул одежку, взобрался на камень. От вечерней прохлады всё тело покрылось пупырышками. Река тёмная, небо тёмное — ещё звёзды не высыпали.
— Чего стоишь дожидаешься? Прыгай, такой-сякой!
Как наподдаст его, Ивашка и бултыхнулся в реку. От неожиданности он открыл рот и хлебнул воды. Барахтается, руками хлопает, а ноги тяжёлые, тянут книзу. Ой, тону! Он руками хватается за воду, да вода, она жидкая, утекает меж пальцев — буль-буль.
Тут его схватило под мышки, куда-то волочит. А под ногами уже чувствуется дно, о камушек палец зашиб. Встал Ивашка на ноги, вода ему по пояс. Он споткнулся, а Ярмошка его держит крепко, упасть не даёт. Выбрались на берег. Ивашка говорит: