Воспоминания

Молодежи дядя Никита не любил, да и она его не могла любить. Когда начались студенческие волнения, он всецело обвинял в них студентов и был сторонником самых суровых мер по отношению к ним, всячески поддерживая в этом направлении Н. П. Боголепова. Сначала он очень дружил с моей матерью, но затем несколько охладел к ней, вероятно, потому что не одобрял поведения, впрочем весьма невинного, моего старшего брата, одно время жившего у него студентом в Петербурге.

А вместе с тем сухой человек когда-то, будучи юношей, был остряком и весельчаком и даже писал стихи. Одно его юношеское стихотворение сохранилось в моей памяти:

(68)

"Нет plus beau et plus aimable

Dans la toute Europe

Чем Никита ladorable

Et le nez, les yeux, le лоб

Так прекрасны и готик

Как statue antique".

Тетя Екатерина, или, как мы ее называли, тетя Катя, физически очень походила на своего брата Никиту. Мне трудно говорить о ее характере, т. к. судьба этой женщины была трагична и характер ее сложился или изменился под влиянием перенесенных ею несчастий. Знаю только, что она была очень религиозна и что ее политические взгляды были чрезвычайно реакционны и даже черносотенны. В этом отношении она далеко ушла от своего брата и своего мужа. Вышла она замуж против воли отца за Н. П. Боголепова, домашнего учителя, происходившего из духовного звания, но сделавшего впоследствии ученую и служебную карьеру. Известно, что ее муж погиб от руки политического убийцы. Двое детей ее скоро умерли почти в один и тот же день от дифтерита. Через некоторое время у ней родилась дочь, которую она берегла как зеницу ока. Но, достигши 15-летнего возраста, и эта дочь, недолго проболев, умерла. Нападки либеральной части общества на политику ее мужа и ненависть к нему русской учащейся молодежи и, наконец, его трагическая смерть озлобили ее. После кончины мужа она покинула Петербург и вернулась в Москву. С тех пор я ее больше не встречал, но знаю, что она сделалась активным членом либо "Союза Михаила Архангела", либо "Союза Русского Народа" - двух крайних черносотенных организаций. Конец ее был столь же трагичен, как и вся ее жизнь. Было объявлено, что она упала с балкона своей квартиры на третьем этаже. В действительности же она покончила жизнь самоубийством, под влиянием событий первой русской революции 1905 г. и неизлечимой болезни, которой она долгое время страдала.

Третья сестра моей матери, принадлежавшая тоже к Панкратьевскому типу, звалась Мария. Она очень редко посещала нас, и о ее характере я ничего не могу сказать. Помню только ее внешность. Это была очень полная седая женщина, чертами лица походившая на мою мать. Она рано вышла замуж по любви и сделала настоящий "mesalliance". Не только ее (69) родители, но и все братья и сестры старались уговорить ее отказаться от этого брака, но все было напрасно. Ее муж был не только акушером, но представлял собой и физически, и морально комическую фигуру. Впоследствии он держал приют для кормилиц.

Выше я говорил, что от своего брака со Стрекаловой дядя Андрей имел двух детей сына Александра и дочь Александру. Эти мои двоюродные брат и сестра были гораздо старше меня, и ко времени, с которого я их помню, Саша Ливен был уже женат и имел троих детей. Дина же, его сестра, могла уже быть зачислена в старые девы. Физически оба они ничем не походили на Ливенов. Небольшого роста, дурные лицом какого-то нездорового, землистого цвета, они были вылитыми портретами их матери. Саша, в первое время нашей жизни в Москве, был предводителем дворянства Бронницкого уезда Московской губернии. Он редко приезжал в Москву, но всегда в свои наезды посещал тетю Лину. Если физически он не напоминал своего отца, то по своей культуре и образованию, а равно и по моральным качествам он очень походил на него. Отличался он от него своими политическими убеждениями. Дядя Андрей дулся на имп. Александра III, но все же придерживался правоверных монархических убеждений. Сын же его был явным либералом и критиковал самый монархический принцип и придворный этикет, что не мешало ему, однако, быть камергером и служить по выборам от дворянства. Умный и талантливый, он был еще и прекрасным музыкантом, т. е. не только хорошо играл на фортепиано, но и тонко понимал музыку. Женат он был на Александре Петровне Васильчиковой, женщине, хотя и красивой, но невероятно большого роста. Контраст между ростом мужа и жены был большой и подавал повод различным шуткам. Олеся, как звали его жену, была женщиной прекрасных правил, но по своему уму и развитию значительно мужу уступала. Она была добра и радушна, но при всех своих достоинствах отличалась некоторой странностью. Разговаривая с кем-нибудь, она могла вдруг поразить собеседника неожиданной парадоксальностью своих суждений, не лишенных некоего задора. Можно было подумать, что она хочет спровоцировать или соригинальничать.

Жили Саша и Олеся очень дружно, и никакая семейная история не омрачила их семейного счастья до конца. Детей у (70) них было трое: два сына и дочь. Ростом они вышли в мать, а лицом, кроме старшего, Андрея, в отца, т. е. были так же некрасивы, как и он. Об этих двух двоюродных племянниках я вспоминаю не только с грустью, потому что двое из них уже умерли, но и с родственной нежностью и благодарностью. Редко можно встретить столь внимательное, дружеское и доброе отношение, как то, которое я видел от покойных Петрика и Машеньки Ливен.

Дина Ливен, оставшись старой девой, не приобрела дурных сторон этого положения, вероятно, потому что сумела заполнить свою жизнь серьезными интересами. Хорошо образованная, она много читала и, будучи, как брат, хорошей музыкантшей, много играла на фортепиано. Досуги свои она посвящала благотворительности, помогая в этом своей бабке, известной в Москве Александре Николаевне Стрекаловой, обладавшей большими средствами.

Дина очень любила и высоко ставила своего отца, что же касается ее брата Саши, то он совершенно с ним разошелся. Причиной этому было то, что дядя Андрей и Олеся не выносили друг друга. Не берусь судить о том, кто из них был прав, но думаю, что началом их размолвки была странная провоцирующая манера Олеси и резкая реакция на нее дяди Андрея. К сожалению свою нелюбовь к тестю Олеся передала своим сыновьям, которые более чем пренебрежительно относились к нему, что его огорчало.