Вещи

2.

Валентин стоял на кухне у раскрытого окна, смотрел вниз и курил. Внизу суетились маленькие люди, по периметру крохотного дворика стояли спичечные коробки машин. На разломанной, за десять лет, детской площадке бегали совсем уж малюсенькие ребячьи фигурки. Валентин затянулся, пустил в окно струю дыма. Десять лет здесь живет, а все удивляется, что с высоты семнадцати этажей мир кажется маленьким, съеживается в десятки раз. Валентин затянулся в последний раз, затушил окурок и швырнул его в окно. Бычок уменьшался на глазах до тех пор, пока не превратился в точку исчезнувшую в гуще кустов. Вот это полет! Как быстро и как долго! Чем бы еще швырнуть? Валентин подумал, что у человека забравшегося высоко наверх неминуемо появляется желание плюнуть вниз. Он высунулся из окна, воровато огляделся и плюнул. Еще один полет. Интересно, хотя занятие достойно дебилов. Кажется чем-то подобным занимался слуга господина Д'Артаньяна у Дюма. - Валя! - голос жены оторвал от маразматического занятия. - Принеси мне пожалуйста ножницы. Валентин нехотя закрыл окно и потопал в комнату. В абсолютно пустой некогда комнате, помимо дивана теперь стояла небольшая стенка, пара кресел и журнальный столик. На стене, над столиком висела картина. Эта картина была единственной в комнате вещью, которая не вызывала у Валентина негативных эмоций. Как это раньше делал диван, так теперь вся комната пугала Валентина. Он не любил сюда заходить, а если и заходил, спешил поскорее уйти. Валентин залез в ящик стенки, начал копаться в его содержимом, но ножниц не нашел, как не старался. - Ты ящик перепутал, милый, - заметил женский непоседливый голосок.

- Спасибо, - поблагодарил Валентин и полез в соседний ящик. - Валя! С кем ты там разговариваешь? И где ножницы? Валентин замер, потом резко отшатнулся от ящика. Только теперь до него дошло, что первый раз прозвучал не Ленин голос. Валентин обернулся, но в комнате никого не было. Показалось, послышалось. - Ни с кем, - закричал он жене. - сам с собой. - Значит я никто? - непоседливый женский голосок звучал теперь обиженно. - Фи, какой ты противный, милый. Валентин подпрыгнул на месте, обернулся - никого. Повернулся к стенке, потом снова резко обернулся - снова никого. Черт, совсем нервы расшатал. - Дьявол! - пробурчал он себе под нос. - Не ругайся, милый, - в голосе все больше сквозила обида. Валентин завертелся на месте, внутри сидел страх, сердце колотилось, как ненормальное. - Кто тут? - хрипло прошептал он. - А кого ты тут видишь кроме меня? - Я тебя не вижу. - Да вот же я, прямо перед тобой. - Где? - Валентину показалось, что он сходит с ума, хотя чувствовал он себя, как обычно, если не учитывать дикий страх. - Милый, ты что совсем ничего не видишь? Ну тогда давай на ощупь. Открытый ящик стенки с силой захлопнулся, хотя Валентин к нему не притронулся. Более того, захлопнувшись он отдавил Валентину пальцы. Валентин закричал, на крик прибежала Лена. - Валя, что случилось? Валентин беспомощно открывал и закрывал рот, его колотила дрожь, а ко всему жуткая боль пронзала пальцы. Лена наконец увидела отдавленные пальцы: - О господи, Валечка. Как тебя угораздило? Господи. Погоди, сейчас.

Лена умчалась на кухню за аптечкой, а Валентин снова услышал женский непоседливый голосок: - Ну что, теперь ты меня видишь? Валентин поднял глаза. Из стеклянной дверки посудного отделения стенки на него смотрело милое женское личико. Валентин судорожно развернулся, но в комнате по-прежнему никого не было. Валентин снова взглянул на отражение. Личико преобразилось в ехидной улыбке: - Ну что, милый, чего пялишься? Нравлюсь? Лена услышала грохот, стремглав бросилась в комнату. Когда она вбежала в комнату, Валентин валялся на полу без сознания.

3.

В течении недели Валентин под любым предлогом избегал страшной комнаты. Лене он ничего не говорил, боялся, что примет за сумасшедшего. А может он действительно сошел с ума? Нет, не может быть. Он стоял у окна и смотрел на маленький город, это всегда успокаивало его, но не теперь. Внутри него копошились страхи, что-то глодало и не уходило. - Валя, я в магазин схожу. Он оторвался от окна, вышел в коридор. Лена надевала сапоги. - Погоди, я с тобой, - ему мучительно не хотелось оставаться в квартире одному. - Лучше пока пельмени свари. Для того чтобы сварить пельмени обе руки не нужны. Кроме того, твои пальцы заживают, так что не сочти за труд, поставь водичку на плиту, а потом засыпь и вылови. Не так уж и трудно. - Хорошо. - Не грусти, я скоро вернусь. Дверь за ней захлопнулась. Валентин остался один. Он отправился на кухню, достал кастрюлю. - Валюха! - на этот раз голос был мужской. Приятный мужской голос. Это что-то новое. Валентин дернулся, подскочил к крану, включил воду. Струя с шумом ударилась в дно кастрюли. - Валюха! Иди, поговорим, - голос звучал из далека. Из дальней комнаты! Валентин увеличил напор, вода зашумела сильнее. - Милый, что ты там такое делаешь, что не можешь оторваться? Кастрюля наполнилась, вода полилась через край. - Валюха! - Милый! - Валентин Николаевич! Валентин не хотел слышать ничего кроме шума воды, но голоса стремились переорать. - Не слышит, - уже тише сообщил грубый бас. Валентин прислушался, но голосов не услышал. Он выключил воду, отлил излишек воды из кастрюли в раковину, вытер дно кастрюли и поставил ее на плиту. Прислушался. Тишина. ТИШИНА! Мать ее так. Валентин, стараясь ступать неслышно, прокрался к двери страшной комнаты, прильнул к ней ухом. Все тоже - тишина. Какое-то нездоровое любопытство проснулось в нем. Он знал, что пожалеет, чувствовал это каким-то шестым чувством, но рука толкнула дверь. Ничего не произошло. Валентин вошел в комнату. Ничего, тишина и покой. Он развернулся, вздрогнул. Дверь была закрыта. Раздался мерзкий козлиный смешок. Валентин с силой дернул дверь на себя, но она не поддалась. Он нервно повернулся, затравлено забегал глазами по комнате. Дружный хор ударил по ушам: - Сюрпри-и-из!!! Валентин заткнул уши руками, со всех сторон несся оглушительный хохот. Потом смех стих. Валентин разжал ладони, опустил руки. - Милый, ты что не рад? - А с чего ему радоваться? - приятный мужской голос звучал со стороны столика. Валентин пригляделся, с полированной поверхности на него смотрело приятное моложавое лицо. - А почему бы и не радоваться, - воспротивилась стенка. - А чего радоваться, когда ты ему пальцы отдавила? Будь я на его месте, никогда бы тебе не простил. - Правильно, - грубый бас со стороны дивана. - Валентин Николаевич, а помните, как вы нажрамшись на мне отсыпались? Все бока мне отдавили, епона мама! - Не выражайтесь, дорогой диван. Манеры у вас, фи! - противный блеющий голос, дверь. - Не тебе учить меня манерам, - грубо огрызнулся диван. - Я все-таки лет на пятнадцать тебя постарше. А что вы стоите, Валентин Николаевич, присаживайтесь. - Спасибо, я п-постою, - пролепетал Валентин. - Ага! - хриплый баритон со стороны кресла. - Что я тебе говорил? Старый скрипучий маразматик! Не фига было пружинам волю давать. А ты молодец, Валь. Помнишь обиду. Но в ногах правды нет, садись. Кресло сдвинулось с привычного места, Валентин отступил, ломанулся к двери, задергал ручку. Дверь не поддавалась. Послышался мерзкий смех, его подхватили со всех сторон. - Отпусти его! - вмешалась стенка. Смех оборвался, дверь распахнулась сама по себе. - Иди, милый, иди. Валентин пулей вылетел из комнаты. Ему вслед донесся женский голосок: