Страница 20 из 22
— Хороший знак, — бормотала княгиня Дубравка, поднимая голову и глядя, как темный дым уходит в самое небо. — Добрый знак.
Всю ночь вокруг широкого кострища ходили жрецы с острым железом в руках, били в колотушки и гремели, отгоняя вредоносные силы смерти.
А Зимобор так и не появился. Его продолжали искать, обшарили каждую тропинку и каждую захудалую избушку на расстоянии дневного перехода, но никто его не видел. Он словно в воду канул.
Избрана не находила себе места. Она не знала, что в точности произошло, и никого не хотела расспрашивать, хотя имела очень сильные подозрения — кто именно знает правду. Кровь на земле означала, то кто-то с кем-то дрался. Но тел не осталось. Зимобор мог оказаться как победителем, так и побежденным. Если он побежден — тело его давно на дне реки и его соперничество ей больше не грозит.
Но это — если все дело затеял Хедин! А если это сделали Секач и Буяр — тогда следующей жертвой будет она сама! И Секач, в конце концов, не совсем дурак и понимает, что Буяр для него — та самая синица в руках, которую надо держать крепче и не менять на лебедя в небе — ее, Избрану. Она ни на шаг не отпускала от себя Хедина, и возле них всегда маячили три-четыре варяга. Даже ночью они устроились на пороге ее горницы и по двое сторожили, сменяясь, до рассвета. Люди видели эти предосторожности, но ее страх за свою жизнь мог означать как невиновность княжны, так и боязнь возмездия. Челядь только переглядывалась, не смея даже шептаться. Соперничество брата и сестры было слишком очевидно, чтобы даже самый глупый водовоз не догадался, кому выгодно исчезновения Зимобора.
Но мертв ли он? А если он просто похищен? Кем же? И куда увезен? Эти мысли всю ночь не давали Избране покоя, а утром ей предстояло опять идти на Княжеское поле.
На другой день, когда кострище остыло, Вещая Мара поднялась наверх с железной лопаточкой и глиняным сосудом, вылепленным в виде человеческой фигурки с головой, плечами и руками-ручками. В этот сосуд она собрала пепел князя, на самый верх положив кости черепа, прикипевшие к оплавленному шлему. Умерший обрел новое тело, в котором будет теперь пребывать его земная часть. В это время возле Вещей Мары уже сидел волхв-кощунник с гуслями и пел погребальную песнь:
И теперь песня эта доставляла всем, кто ее слушал, драгоценное чувство единства мира — земного и небесного, живого и мертвого, прошлого и будущего. В этот скорбный час бесчисленные лица ранее живших глянули с небес на своих потомков, чтобы возобновить связь поколений.
На склоне Твердова кургана вырыли небольшую яму и в нее опустили сосуд с прахом — князь Велебор вошел в общий для всего рода посмертный дом. Смоляне принялись за погребальное пиршество. Конечно, страва вышла не такой обильной, как это бывало в прежние годы, — после двух голодных зим даже князья не могли еще дать всем своим гостям простого хлеба. Угощением служили в основном дичь и рыба, а к ним грибы, собранные в лесу осенью. В больших котлах варили похлебки из свежей зелени — белой лебеды, щавеля, дикого лука, дикого чеснока, листьев одуванчика. Каждый, кто пришел сюда из Смоленска или окрестностей, получил свою долю, хотя и небольшую: кусочек мяса или рыбы, несколько ложек похлебки. Все сидели прямо на земле: на вершине кургана домочадцы князя и знать, пониже — кмети, а простые смоляне — на траве вокруг кургана, слушая песнь волхва-кощунника, который держал на коленях гусли:
Полагалось бы продолжать страву несколько дней, но из-за недостатка припасов пришлось уже к вечеру все закончить: вся глиняная посуда была разбита, железные котлы перевернуты вверх дном и продырявлены, ложки и ножи переломаны и брошены тут же на землю. То, что применялось на погребальном пиру, теперь принадлежало смерти и уже не могло служить живым.
Пришло время собирать вече для выборов нового князя. Но за день до того к княгине Дубравке явилась толпа смолян во главе с кузнецким старостой Бражко.
— Вот, княжич Зимобор пропал, и воевода сыскать его не может! — заговорил он. — А мы так себе думаем: нехорошо вече устраивать и князя выбирать, когда неизвестно, жив он или того, нет. Ты бы, княгиня, погадала о нем. Если помер, значит, судьба. На нет и суда нет. А если жив, то как же без него вече делать?
Княгиня не могла возразить и кивнула. Приказав принести ей воды из трех разных ручьев, она сняла с пальца золотое кольцо и опустила его в гадательную чашу...
Когда она, наконец, вышла к ожидавшим ее людям, на лице княгини, еще хранящем следы погребальных слез, было некое недоумение.
— Княжича Зимобора нет на белом свете, — сказала она, покручивая на пальце еще влажное кольцо. — Его нет среди живых. Это было мне открыто. Его нет, — повторила она, словно сама никак не могла уразуметь собственные слова. — Следует выбирать иного... правителя.
Смоляне раскланялись и ушли, не скрывая своей удрученности. Кмети стояли с вытянутыми лицами, но никто не спорил с волей богов. Когда княгиня поднялась в горницы, Избрана прибежала к ней почти бегом и плотно закрыла за собой дверь.
— Это правда? — выдохнула она.
— Что? — Княгиня хмуро глянула на дочь.
— Что его... нет на белом свете?
— Правда... Но это еще не все!
— Как — не все? — Избрана опешила.
20
«Велесова книга». Рассматривать ее как подлинный памятник решительно невозможно — она представляет собой очень своеобразное фантастическое произведение, созданное Ю. П. Миролюбовым в 50-х годах XX века, но некоторые его идеи мне кажутся художественно привлекательными. Так что эта сноска — дань его авторским правам.