Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 6



Аполлинарий Павлович, как и мы, пораженный видом чудовища, на минуту замолкший, как только хвост плюхнулся из трубы, закричал, всплеснув руками:

- Зауропод! Самый громадный ящер!

Хитрый старик. Заранее проследил возможный путь Машины в прошедшее и теперь безошибочно узнает фауну верхней Юры и Мела.

- Глядите!.. - кричит он, делая несколько шагов за чудовищем, сопровождая его в болото. Тут же возвращается к туннелю - что еще покажется из неведомого?

Глядим. Беспрерывно глядим в трубу. Кое-что до нас доходит. Машина сработала. Но что означает этот туннель, это зверье? Опять начали прыгать анкилозавры... Что из этого выйдет? Прошло полчаса - болотце кишит неведомой живностью. Что будет здесь через час, через день? Через год?..

Машина Времени!.. Ну и пусть себе. Сколько читано, думано о Машине. Ушла и пусть путешествует. В крчйнем случае Стась привезет с собой трилобит, невиданный цветок из палеозоя. И все. И хорошо. Большего нам не надо. А тут - прямое сообщение: юрский период - двадцатый век. Зверье лезет и лезет. Почему ничто не уходит от нас в трубу? Бабочки как кружились возле туннеля, так и кружатся. Все оттуда, оттуда. Вдруг вместе с потоком неведомые микробы, болезни? Придется же отвечать!.. Холодный пот пробирает нас до костей.

Туннель не скупится. Что-то новое шевелится в нем, плещет водой - тупое, громадное и безглазое. Для пего тоже туннель тесен. Чудовище нервно бьется в трубе, движется медленно другой змей! Но почему без головы, без пасти?.. Большого труда стоило понять, что это хвост бьется в трубе. Чудовище двигалось задом!.. Показались лапы с острыми роговыми когтями - они шевелились, скребли темноту, - зверь полз на брюхе. Наконец вывалился из туннеля. Тотчас вскочил на ноги, огляделся. Мамочка-мама!.. Голова как сундук! Пасть утыкана зубами-кинжалами!..

- Тиранозаурус рекс! - объявляет Аполлинарий Павлович.

Профессор не удивился, не испугался - он, словно мажордом, объявил о прибытии очередного важного гостя.

- Тиранозаурус рекс! - В голосе Аполлинария Павловича почтение.

Зато тиранозавр чувствовал себя сконфуженным. Было ли причиной этого его появление хвостом вперед, или умный ящер понял необычность обстановки, в которую он попал? Встав на задние лапы и сиротски прижав малые передние ручки к груди, казавшиеся совсем человеческими и так не шедшие к его громадному телу, он встряхнулся, как пес, вылезший из воды на берег, и заковылял в болото.



Голова его мерно покачивалась, ощеренные клыки придавали морде оскал, схожий с улыбкой. Но, право, улыбка была конфузливая.

Поток - уже не поток: река - хлестал из дыры, и это была не дыра, не туннель - прорыв. Машина и путешествие привели к невероятному. Образовалась брешь во времени, в пространстве, из немыслимой дали, из-за хребтов в миллионы лет появилась невиданная, потрясающая чужая жизнь. Жизнь имела свои законы, уклад, и это проявилось тотчас в ужасающей наготе. Все, что ползало, прыгало, шевелилось в болоте, было свирепо и голодно.

Анкилозавры набросились на камыши и осоку. Зауропод шарил по дну, то и дело опускал голову в ил, вытаскивал корни и чавкал так, что эхо разносилось далеко по холмам. Иногда он поднимал длинную шею, оглядывался и ухал: "Гу!" - выражал удовлетворение. Остальные сопели в болоте, хрюкали, тоже чавкали. Прислушаешься - работает заводской цех, с разболтанными машинами, неисправными клапанами, которые при каждом движении пропускают пар или воздух. Чавкающие звуки смешивались, заглушали друг друга, к ним примешивалось кваканье, турканье жаб и другой неведомой живности. В цехе существовала сигнализация - гудки, свистки...

Появление тиранозавра не смутило компанию. Очевидно, в те далекие времена звери не знали страха - по крайней мере до тех пор, пока хищные зубы не впивались в их тело. Или, может быть, в та времена все подразумевалось само собой: все что-то жрали, друг друга - тоже и, наверно, интенсивно плодились, потому что каждый вид существовал миллионы лет. Появление ящера никого не встревожило. Зато реке, оказавшись в болоте, оправился от смущения. Походя, бросил голову вниз, словно клюнул, перевернул анкилозавра на спину, коротким движением вырвал из него часть живота вместе с внутренностями - тот только визгнул, как свинья под ножом. Такая же участь постигла второго анкилозавра. Тиранозавр знал свое дело, не брал панцирных сверху: переворачивал на спину и выдирал живот с внутренностями...

Мелкота не удовлетворяла гиганта. Хищник увидел зауропода. Приоткрыв пасть, двинулся к травоядному, пошевеливая концом хвоста, как кошка, когда она находится в возбуждении. Согнутые ручки приподняты, будто зверь хотел ощупать добычу, выпуклые, величиной с арбуз, глаза шевелились в глазницах в них аппетит и предвкушение завтрака. Ни свирепости, ни кровожадности - рекс улыбался, приоткрыв пасть, - нам на холмах от этой улыбки было жутко до обморока.

Зауропод, до этого мирно перепахивавший болото, вытянул шею, насторожился. Перестал гукать. Рекс шагал спокойно, широким шагом, - кончик его хвоста все так же подрагивал. Зауропод понял опасность, дернул шеей, как селезень, вверх-вниз, зашипел. На рекса это не произвело впечатления, зверь приближался. Зауропод двинул хвостом, вздыбил волну. Волна докатилась до рекса,. плеснула у него под животом. Рекс дернул шеей, но не перестал улыбаться. Зауропод зашипел громче, поднял хвост над водой. Рекс заметил движение, отогнул шею с клыкастой головой назад. Но это не было движением испуга. Это подготовка к атаке. В следующий момент реке метнул голову вперед, с расчетом впиться зубами в шею зауропода. Тот гибким движением уклонился, так что голова рекса опустилась почти у него на спине. Одновременно зауропод могучим ударом обрушил хвост на голову рекса. Слышно было, как зубы хищника лязгнули.

- Так его!.. - сказал кто-то восторженно на холме.

Тиранозавр взревел. Рев у него был ослиный:

- И-а-а!..

Это сразу уронило его в наших глазах. Скажу: мы были зрителями. Только зрителями. И наши эмоции были как у зрителей. Пожалуй, все, что происходило внизу, нагоняло на нас оцепенение. От неожиданности оцепенение, от страха -как хотите. Поэтому мы не разговаривали. Лишь изредка издавали восклицания, и то - робко, негромко.