Наваждение

С тех пор аресты и казни Возвышенных стали привычными. Аресты обычно проводились по ночам, когда народогвардейцы без предупреждения врывались в намеченные жилища. Их обитателей, включая слуг, запихивали в закрытые кареты, все более приобретавшие дурную славу, и перевозили в «Гробницу» под покровом темноты. С восходом солнца можно было увидеть еще одну городскую резиденцию Возвышенных со свежевыведенным черным кругом и алым ромбом внутри – эмблемой Комитета Народного Благоденствия и символом конфискации по решению Конгресса. Ежедневный рацион Кокотты во дворе «Гробницы» теперь обычно включал постоянную квоту Возвышенных, и публика уже привыкла к виду обреченных владетелей. Требовалось нечто большее, чем просто статус Возвышенных, чтобы взбодрить снижавшуюся восприимчивость шерринцев. Первая публичная казнь женщины – некоей мадам Иру, особы незначительной, но пособничавшей врагам государства, – вызвала повышенный интерес и ее посетило множество горожан, жаждавших оценить телосложение жертвы. За ней последовали другие женщины, и ощущение новизны вскоре тоже притупилось. Его не возродила и первая казнь женщины из числа Возвышенных – несчастной вдовствующей графини во Проск, известной заговорщицы против Комитета Народного Благоденствия. Интерес населения к подобным зрелищам постепенно утратил первоначальный накал, но не угас совсем, и казнь признанной красавицы всегда собирала толпу зрителей. Не менее популярными жертвами были люди очень молодые или совсем старые, чрезмерно тучные или очень костлявые, больные и дряхлые, и прежде всего увечные и обезображенные.

Число казней Возвышенных все увеличивалось, и даже самые гордые и отважные среди прежде привилегированной касты не могли не считаться с этим. Растущая тревога выразилась во множестве попыток уехать, предпринятых с дерзким пренебрежением к постановлению, ограничивающему переезды Возвышенных. Несколько самых высокомерных (или, может быть, попросту недальновидных) из желающих эмигрировать двигались по улицам в своих каретах с гербами, видимо, не веря, что кто-нибудь решится помешать им. Неминуемые аресты у городских ворот доказали их ошибку. Камеры «Гробницы» заполнялись такими людьми день ото дня, затем следовал скорый суд и немедленная казнь. Теперь эмиграция стала преступлением, и если раньше за нее наказывали конфискацией имущества, то ныне она влекла за собой смертный приговор.

Учась на страшном опыте своих собратьев, самые умудренные беженцы Возвышенные пытались пройти через городские ворота инкогнито. Однако это им удавалось не часто.

– Что происходит у городских ворот? – спросила Элистэ у кавалера во Мерея. Они сидели вдвоем в гостиной Рувиньяков. В любой момент могла появиться Цераленн, но пока Элистэ наконец-то могла поговорить с Мереем с глазу на глаз и задать вопросы, немыслимые в присутствии бабушки. – Слуги рассказывают что-то несусветное. Будто выходы охраняют демоны-стражи и механические чудовища и ни один Возвышенный не может избежать разоблачения, так как этих чудовищ не обманешь переодеванием. Но ведь это же просто праздные толки. Я живу здесь взаперти, мадам делает вид, что все в порядке, а я изголодалась по новостям. Вы знаете все, кавалер, сделайте милость, расскажите, что происходит.

– Вы несколько переоцениваете мои возможности, Возвышенная дева, но я сделаю все, что в моих силах. – Мерей, одетый во все серое, был как всегда элегантен, однако под глазами у него залегла синева. Крушение мира не могло изменить его безупречную учтивость, но он все больше выглядел на свои годы. – Вам стоит узнать, что россказни слуг о демонах и чудовищах – выдумки, основанные на крупице правды. Например, стражи у городских ворот – не демоны, но простые смертные, превосходно поднаторевшие в сыскном деле. Они распознают Возвышенного по малейшим оттенкам речи и произношения, по осанке и походке, по мимолетному выражению лица – по тысяче признаков, слишком микроскопических, чтобы их можно было сознательно отметить, но они очевидны этим сыщикам, интуиция которых кажется сверхъестественной.

– Может, они и хитроумны, но ведь это всего лишь люди, и даже не Возвышенные. Их наверняка можно обвести вокруг пальца.

– Конечно. Но человеческая интуиция – не самая большая опасность, с которой сталкиваются пытающиеся спастись Возвышенные. Остаются еще механические чудовища.

– Я надеюсь, это миф?

– Не совсем. Вам известно, что все кареты, покидающие Шеррин, теперь обычно направляются к Северным воротам?

Элистэ кивнула.

– Оцепенелость у этих ворот бодрствует. Сейчас она известна как Чувствительница Буметта и предназначена для роли совершенного охранника и официального сторожевого пса. Она способна распознать тех немногих Возвышенных, чье искусство позволило им обмануть караульных. Я не представляю себе, как ей это удается, может быть, и никто не представляет, кроме адептов, прошедших курс чародейства. Поклонники Буметты считают, что она умеет читать мысли.

– Но это смешно… это же машина! – Он не ответил, и уверенность Элистэ поколебалась. – Неужели вы верите в эти истории?

– Возвышенная дева, я в самом деле не знаю, во что верить. На первый взгляд это кажется абсурдом. Но Чувствительница Буметта не раз доказывала свою способность распознавать переодетых Возвышенных-беженцев в толпе простонародья, а это дает основания предполагать, что она может улавливать мысли или мысленные образы. Так это или нет, но ясно одно – Чувствительницы Буметты надо опасаться больше, чем самых проницательных сыщиков-стражей.

– И кого же она распознала? – Элистэ не хотела этого знать, но не могла вынести незнания.

– На прошлой неделе у ворот были схвачены Стацци во Крев и его сестра. Несколько дней назад разоблачили одного из кузенов Пленьера в'Оренна. Трое членов семьи во Шомель, включая вашу подругу Гизин, сейчас находятся в «Гробнице». И еще… – Он продолжал, словно читая невидимый список, и каждое имя больно ранило Элистэ.

– Но ведь это люди из самых знатных семей Вонара! Во Кревы время от времени женятся на девушках королевской крови, а один из во Шомелей был главнокомандующим вонарских войск во время Юрлиано-зенкийских войн. Эти негодяи не посмеют причинить им вред! Арестовать их – да, но они никогда не дерзнут… не дерзнут… – Ее голос пресекся.