Ворошилов

Ни интеллигентности, ни наследственной культуры у Ворошилова нет. Рабочие Луганска рассказывают, что в подпольной работе, которую вел среди них в 900-х годах этот отчаянный машинист крана, у Ворошилова на все была только одна поговорка: "Черт возьми, что мы будем смотреть!"

В этом - весь Ворошилов. Этот донской "большевик по темпераменту", очертя голову, с юности бросился в водоворот революционного движения. И под этой водой налетел на Ленина. "Черт возьми, что мы будем смотреть!" История России в октябре 1917 года высказалась за Ленина и за Ворошилова. И, в детстве ходившего по миру просить милостыню, Ворошилова октябрь вынес на верх государственной карьеры, предложив кресло военного министра России.

2. "Володька"

Среди советского генералитета, где с царскими генералами и полковниками Каменевым, Сытиным, Вацетисом, Верховским причудливо смешались вахмистр Буденный, портной Щаденко, гвардии поручик артистократ Тухачевский, солдат Криворучко, парикмахер Хвесин, "великий неизвестный" псевдоним Блюхер,- у Клима Ворошилова перед всеми есть преимущество, давшее ему пост главы Красной Армии.

В жилах Ворошилова не какая-нибудь "голубая", а благородная "красная" кровь. Он - "потомственный пролетарий". И ни у кого из советских полководцев нет генеалогического древа такой пролетарской чистоты, как у Ворошилова.

Ворошилов родился в 1881 году. Его отец, крестьянин-шахтер такого же, как сын, буйного нрава, нигде не уживался, шляясь с шахты на шахту, вел "кочевую" жизнь. Ворошилов с детства узнал нужду и нищету. Ходил с сестрой просить милостыню: на шахтах за гривенник в день мальчишкой собирал колчедан; был пастухом. И только случайное знакомство с будущим членом 1-й Государственной Думы, учителем Рыжковым вывело мальчика из темноты.

Рыжков определил Ворошилова в школу, потом на металлургический завод в Луганск; в чугунолитейный цех, откуда и пошла революционная карьера Ворошилова.

Упорный, бунтарский Ворошилов пошел путем боевика, подпольщика-революционера. "Черт возьми, что мы будем смотреть!" Уж к первой революции 1905 года он достает рабочим оружие, организует боевые дружины и в центре Донбасса в Луганске выходит в провинциальные рабочие вожди.

В 1903 году, когда еще только начинался раскол между ленинским и плехановским крыльями партии, крановщик Ворошилов, иль "Володька", как звали его в подполье, уже заявлял рабочим:

- Я, конешно, товарищи, с ленинцами!

В смазных сапогах, в кепке "шесть листов одна заклепка", в косоворотке под дешевым спинжаком, Ворошилов - яркий, нутряной оратор, любимец рабочих на массовках. Он - "свой", кровный, низовой. Он привез в Луганск 20 револьверов системы "Смит и Вессон" и в коробках из-под дамских платьев доставил браунинги, маузеры и карабины для вооруженной борьбы.

"Черт возьми, что мы будем смотреть! - кричал на массовках ленинец "Володька".- Если наседка имеет, товарищи, яйцо, а в яйце зародыш, то при нормальных условиях из яйца обязатель-но вылупится цыпленок! А зародыши революции налицо! И товарищ Ленин говорит, что надо учиться, товарищи, руководить массами! Правда, нам и револьвер и булыжник и болт и гайка все хлеб! Но не забывай, товарищи, что во время революции массы будут вооружены! И тогда мы должны будем иметь своих командиров, товарищи!" орет буйный "Володька".

Один из тогдашних слушателей, рабочий Мальцев, вспоминает, что на массовке как-то крикнул ему:

- "Володька", мы тебя назначим красным генералом!

- Далеко хватил,- ответил Ворошилов,- какой я к черту генерал! Я в этом ничего не смыслю!

Но через 15 лет "Володька" стал-таки "красным генералом от рабочих", как назвал его Сталин в нарадной речи к пятидесятилетнему юбилею военного министра.

Тогда этот головокружительный пост не снился. "Володька" был занят меньшими делами. По его приказу рабочие сожгли луганскую тюрьму. Ворошилов был арестован, но ненадолго: рабочие буквально силой вырвали "Володьку" из тюрьмы, грозя забастовкой в случае, если не освободят Ворошилова. В революцию 1905 года он стал председателем совета рабочих уполномоченных города Луганска.

А вскоре в 1906 году ничего кроме Донбасса, завода, степей и шахт не видавший, провинциал-рабочий Ворошилов отправился в первое далекое путешествие в Санкт-Петербург, на съезд партии.

"Это мое самое сильное впечатление в жизни",- вспоминает сейчас военный министр. В Петербурге Ворошилов впервые увидел Ленина и был ошеломлен. Известно, что Ленин производил на людей сильное впечатление. И "ошеломительное" петербургское впечатление Ворошилова, большевика по темпераменту, провинциала-рабочего, разумеется, законно.

"Все в нем мне казалось необыкновенным, и его манера говорить, и простота, и главное,- вспоминает Ворошилов,- пронизывающие и сверлящие душу глаза".

Встреча оказалась сильной вехой в жизни Ворошилова. Но кроме этой встречи - кряжистого, сладко любящего жизнь, и "баб", и "водочку", и песни, и пляски молодого крановщика ошеломи-ли и потрясли блеск, дворцы, наряды, магазины - жизнь царского Петербурга.

В том же году Ворошилов двинулся дальше, на съезд в Стокгольм. А в 1907 году - в Лондон, где партия на съезде раскололась на большевиков и меньшевиков; и где донской крановщик "Володька" стал уже ярым большевиком.

И после лондонского съезда в родной Луганск Ворошилов привез оружие, хоть уж спадали волны первой революции. Но в Луганске бывшего председателя совета, буйного "Володьку" уже ждала полиция.

Рабочие прятали, переводили Ворошилова от одного подпольщика к другому. Носили скрывавшемуся в зарослях реки "Володьке" любимую "водочку" и "закусон". По все ж полиция схватила Ворошилова, и в 1908 году "Володька" пошел на три года на север в Мезенскую ссылку.

На вокзале провожавшим его "Володька" кричал:

- Не падай духом, товарищи! Мы ще вернемся! Придем! Держись, покажем ще им! "Черт возьми, чего там смотреть!"

И ничего не скажешь: через 9 лет "Володька" пришел и начал "показывать".

3. Октябрь

Не классовый, но непримиримый враг Ворошилова Троцкий характеризует военного министра России со всей убийственностью для марксиста: Ворошилов и не марксист, и не интернациона-лист, а национал-социалист, "крайний революционный демократ из рабочих" и "по всем повадкам и вкусам всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария".

В этой характеристике не все неверно. Не совсем верно, что Ворошилов демократ. Вороши-лов - русский национальный бунтарь, а бунтарь не часто равен демократу. Но что Ворошилов национален, это бесспорно. Да и откуда и как ему национальным не быть? Ворошилов воспитался не в женевских "кафешках" в интернациональной компании Троцкого, а в глуши русской провинции, в донских степях, где было много скверны, но была и жизнь подлинной России.

От этой низовой, буйной, народной России - Ворошилов. И от нее ему никуда не уйти, несмотря на всю фразеологию коминтерна и полный мундир интернационализма.

Троцкий упрекает Ворошилова в "патриотизме" во время войны и в "поддержке Милюкова - Гучкова слева". Как во всяком памфлете, и здесь палка несколько перегнута, но и это отчасти верно и законно для Ворошилова, переживавшего войну не из Америки, как Троцкий, а стоя у станка Петербургского орудийного завода, работая по 12 часов в сутки на оборону. Разница бытия всегда диктует и разницу сознания.

Но бунт, стихийность, жажда свалить "богачей" для себя, для рабочего народа, вот что жило в этом, по-звериному любящем жизнь металлисте. И когда в 1917 году петербургские улицы заволновались сначала голодными бунтами, а через пять дней страна вспыхнула страшной стихией российского разрушенья, Ворошилов сразу же схватился за этот рычаг, опрокидывающий вместе с "богачами" и "буржуями" в пропасть всю страну, всю Россию. "Черт возьми, чего там смотреть!"

В большевистском послужном списке нынешнего военного министра стоит: "...в дни февраля в Петербурге вывел на улицу лейб-гвардии Измайловский полк". Конечно, Ворошилову не мерещились тогда еще перспективы октября; их не было и у ехавшего из Америки Троцкого; они были только у торопившегося в Россию из Швейцарии Ленина, человека с "пронизывающими и сверлящими душу глазами".