Бронепоезд 'Гандзя'

И тут вновь как живого я увидел матроса. Вот он перелезает через борт в вагон и ставит угощение - корзину моченых яблок.

"Вот мы и в кубрике... Кажись, сюда попал? Вы уж, ребята, извините, что я без винтовки. Проспал, пока выдавали..."

Забегая вперед, скажу, что Иван Васильевич Крысько по моей просьбе побывал на родине Федорчука (Басюка).

Он с отменным усердием исходил вдоль и поперек село, опросил множество людей, но разведка дала немного. Даже фотографии доблестного моряка и той не нашлось.

Семья Басюков, как выяснил Иван Васильевич, когда-то была большой: отец, мать, три дочери, пятеро сыновей, один из которых - наш Филипп. Но две войны - гражданская, потом Отечественная - и от семьи почти ничего не осталось.

Крысько познакомился с молодой колхозницей Антониной Яковлевной. Она и слыхом не слыхала, что у нее был брат - герой гражданской войны. Впрочем, не так уж это и удивительно: Филипп Яковлевич погиб в бою в 1920 году, Антонина же только в 1931-м родилась.

"Пришлось мне установить их родство, - докладывает Иван Васильевич, через вдову старшего брата, Пелагею, которой восемьдесят четыре года".

Побывав на вокзале, у заветной платформы, мы, каждый со своими думами, возвратились в город. Нас ждали в музее.

Из Хмельницкого мы поехали в Каменец-Подольский.

Нас, бойцов "Гандзи", здесь приняли в крепости, уцелевшей от далекой туретчины. Крепость воздвигнута на огромной скале. Скала неприступна - она окружена гигантской глубины рвом. И самое примечательное, что человек не копнул здесь ни одной лопаты. "Земляные работы" выполнены речкой. Извившись петлей, речка на протяжении, быть может, десятков тысяч лет точила и точила камень, одновременно сама, вместе с руслом, опускаясь все ниже от поверхности земли.

В музее состоялась научная сессия. Тема: "Гражданская война на Подолии и участие в ней бронепоезда "Гандзя". Сессия была приурочена к нашему приезду, и в ней пожелали участвовать не только каменчане, но и товарищи из Хмельницкого.

К сведениям, которыми располагали здесь, много ценного, как сказали нам, добавили наши воспоминания. Да и как же могло быть иначе: ведь мы живые участники боев!

Показали нам стенд "Боевой путь бронепоезда "Гандзя". Маршруты были вычерчены на художественно сделанной карте. Здесь же, на бархатной обивке стенда, поместили наши портреты.

- Хлопцы, - говорю, - а это что?! Гильза!

Медная "кастрюля", стоявшая у стенда, пошла по рукам, и все мы единогласно признали ее гильзой от шестидюймовой гаубицы.

Неужели с "Гандзи"? Но как она могла сохраниться и спустя сорок лет попасть сюда?

- Вы не первые у нас с "Гандзи", - сказали работники музея.

Так я узнал, что здравствуют еще несколько наших бойцов. Гильзу с "Гандзи" сохранил как память и сдал в музей Григорий Калинкович Маниловский, старый коммунист. В молодые годы Маниловский был в Жмеринке рабочим вагонных мастерских. Вместе с ним в мастерских стоял за станком бывший матрос Иосиф Васильевич Гуминский.

Если железнодорожники Проскурова создали "Гандзю", дали, как говорится, ей путевку в жизнь, то железнодорожники Жмеринки братски заботились о "Гандзе", вовремя снабжали, чинили ее после боев.

И все же главное, что принесла нам Жмеринка, не в этом. Бронепоезд молодой, команда представляла собой еще пеструю вольницу. И жмеринские коммунисты взялись за наше воспитание. Больше всего нами занимались как раз большевики-подпольщики Гуминский и Маниловский. И как умело... Не припомню случая, чтобы в команде их не приняли, не пожелали слушать. А ведь боец, измотанный боями, не потерпит ни сладеньких уговоров, ни нравоучений.

Здесь мало было таланта педагогов - требовался талант коммуниста. Маниловский и Гуминский обладали этим высоким талантом.

Впоследствии Гуминский и сам вступил на бронепоезд. Он смело вызывался на самые трудные боевые задания.

Добровольцами пришли к нам и другие железнодорожники. Среди них - Павел Андреевич Шак, ставший отличным артиллеристом.

Так мы стояли у стенда, радуясь живущим и вспоминая павших бойцов. Самый старый из нас, Лукьян Степанович Головатый, вдруг вспомнил самого молодого из "Гандзи", своего односельчанина, Абрама Глузмана. Сейчас он инженер в городе Волжском.

Вспомнили мы и совсем уже молодого бойца - семнадцатилетнюю Маню Шенкман. Девушка окончила в Проскурове гимназию и пришла на бронепоезд. Боевое задание получила - обучать на бронепоезде неграмотных. Головатый похвалился, что учительница ставила ему только пятерки. Потом талантливую девушку взяли в политотдел бригады, оттуда в политотдел дивизии. А когда нам пришлось оставить Киев и город захватили деникинцы, Шенкман, уже коммунисткой, выполняла ответственные задания в нашем большевистском подполье...

К слову пришлось, и я рассказал товарищам о скульптуре, посвященной "Гандзе" и находящейся в Артиллерийском музее в Ленинграде. Авторы Черницкий и Якимович.

Сцена "решающего боя", которую воспроизвели скульпторы, соседствует с подлинной гаубицей времен гражданской войны.

* * *

Остается сказать, как обнаружился еще один наш боец - мадьяр Янош Боди.

В команде бронепоезда были русские, украинцы, молдаване, евреи, латыши, чехи - настоящая интернациональная бригада.

Прислали нам на службу двоих мадьяров. Они были из пленных, захваченных русскими войсками еще в первую империалистическую войну.

Бывшие австрийские солдаты нам понравились с первого взгляда. К тому же у одного из них было примечательное лицо. Теперь, когда мировая литература обогатилась знаменитым романом Гашека "Бравый солдат Швейк", я бы мог сказать, что мой новый боец - Янош Боди - вполне мог быть прообразом Швейка. Но где он теперь, бравый мадьяр-доброволец, решивший связать свою судьбу с Красной Армией Советской России?

Не сразу я отважился предпринять эти розыски. Сорокалетняя даль времен, другая страна. К тому же - почем я знаю, - может быть, Боди в Венгрии столь же распространенная фамилия, как у нас Иванов, Петров? Шансов на успех, казалось, никаких - нулевая вероятность!

Все же написал в Москву, в посольство Венгерской Народной Республики. И невероятное свершилось... Вдруг получаю из Будапешта пакет, а в нем вырезанный из журнала "Orzag Uilag" лист с портретом Яноша Боди и очерком о нем.

Оказывается, товарищи из посольства переправили мое письмо в Будапешт, в широко распространенный журнал. Там оно было опубликовано.

И вот Янош Боди в редакции - явился торжественно, в сопровождении старшего сына и невестки. Ему, нашему боевому товарищу, оказалось за семьдесят, вырастил многочисленную трудовую семью (три сына, дочь, внуки). Его деревня - Мадараш близ знаменитого своей природой озера Балатон.

В беседе с писателем Эндре Баратом (автором очерка) Янош с живостью вспомнил многих соратников по бронепоезду.

* * *

И еще - об одной прогулке. Когда мы, старики, впятером были в Хмельницком, встретился нам фотомагазин. Витрина. Остановились, чтобы посмотреть местную фотохронику.

В центре масштабная фотография - бронепоезд.

На снимке дата: "1957 год, 7 ноября". А в подписи сказано, что снимок сделан в сорокалетие Советской власти, на юбилейной демонстрации трудящихся Хмельницкого.

Трудно передать наше волнение, когда мы прочли название бронепоезда: "Гандзя".

В колонне демонстрантов шел, конечно, макет. Но народ вспомнил "Гандзю" - и в какой день: в великий советский праздник! Значит, наш бронепоезд, как и прежде, в строю!

* * *

Миновало 60 лет, как окончилась гражданская война. Вспоминаются и другие, более близкие события - Великая Отечественная. Тут уж обошлось без бронепоезда "Гандзи". Эпоха бронепоездов закончилась, появилось оружие, во много раз более грозное, - танки.

Оседлав тысячи и тысячи танков, орды немецких фашистов обрушились на Советскую страну. Гитлер поклялся стереть с лица земли ненавистный ему Ленинград, захватить и онемечить Москву, наши заводы, фабрики, шахты и пахотные земли раздать германским капиталистам и помещикам, советских людей обратить в рабство, а непокорных уничтожить.