Огненный нож

- Валяй! - бросил на это Конан.

Балаш тоже счел нужным подать голос:

- Я ранен, но, если возьмешь меня силой, мои воины будут преследовать вас в горах, пока не перебьют всех до последнего.

- Храбрая речь, но еще одна битва - и у тебя не останется воинов, ответил горцу Готарза. - Ты не хуже меня знаешь, что соседние племена не упустят случая воспользоваться твоей слабостью: они немедленно нападут на деревни и уведут ваших женщин. Наш царь владеет горами Ильбарс только потому, что у горцев никогда не хватало ума объединиться и выступить против него сообща. Так было и так будет!

Балаш помолчал немного. Потом спросил:

- Скажи мне, Готарза, как вы узнали дорогу в Джанайдар?

- Мы прибыли в Кушаф прошлой ночью и там, прибегнув к помощи ножа для свежевания туш, убедили одного малого рассказать нам все. Тот и выложил, что вы подались в Друджистан, и даже согласился - опять же не без нашей помощи - стать проводником. Незадолго до рассвета мы подошли к стене с козырьком, с которого свисала веревочная лестница, - дурни кушафи так торопились на выручку, что даже не удосужились втащить ее за собой. Мы связали воинов, оставленных при лошадях, а сами двинулись дальше.

А сейчас - о деле. Лично я против вас обоих ничего не имею, но я поклялся именем Асуры, пока жив, исполнять волю Кобад-шаха, и я ее исполню. С другой стороны, было бы недостойно втягивать в новую резню наших людей: они и так до предела измотаны, к тому же сегодня полегло уже немало храбрецов.

- Что ты задумал? - проворчал Конан.

- Полагаю, мы с тобой могли бы уладить дело в личном поединке. Если паду я, ты сможешь отправиться на все четыре стороны, и никто не посмеет тебя остановить. Если выйдет наоборот, я захвачу Балаша с собой в Аншан. Готарза нашел глазами горца. - Кто знает, вдруг ты докажешь, что не причастен к заговору? Я расскажу повелителю, как ты помог покончить с Невидимыми, - это будет веским доводом в твою пользу.

- Я довольно наслышан о подозрительности Кобада, не думаю, чтобы он внял голосу разума, - ответил на это Балаш. - Но все равно - я согласен, потому как знаю, что ни один городской неженка, воспитанный на мягких перинах, никогда не одолеет в поединке Конана-варвара.

- Решено! - коротко бросил Конан и повернулся к своим воинам: - У кого есть большой меч?

Испробовав на вес несколько штук, он выбрал длинный и прямой меч работы хайборийского кузнеца. Затем - лицом к Готарзе:

- Ты готов?

- Готов! - ответил тот и ринулся в бой.

Два меча сшиблись и зазвенели, высекая искры. Круги, очерченные сталью, сверкнув как молния, сменялись новыми, и глаз не различал, где чей клинок. Противники подпрыгивали, разворачивались наступали, отступали, нагибались, уклоняясь от смертоносных лезвий, а их мечи, не останавливаясь ни на миг, как будто сами по себе все продолжали свою страшную работу. Удар! - вправо - кровь! - вниз - искры! - влево - и так без конца! Впервые за тысячи лет существования Джанайдара черные пики были свидетелями подлинного искусства владения мечом.

И вдруг:

- Остановитесь! - И так как бой продолжался, тот же голос: - Я сказал - хватит!

Готарза и Конан, с подозрением глядя друг на друга, отступили в стороны и вместе повернулись на голос.

- Бардийя! - удивленно воскликнул Готарза. И точно: у входа в расселину, ведущую к козырьку в отвесной скале, виднелась тучная фигура дворцового управляющего. - Ты здесь откуда?

- Прекратить бой! - снова крикнул иранистанец. - Я загнал трех коней, пытаясь вас настигнуть. Кобад-шах умер от яда - кинжал Джезма был отравлен. Страной правит его сын Аршак. Он снял все обвинения против Конана и Балаша и желает, чтобы Балаш по-прежнему охранял северные рубежи, а Конан вернулся на службу в столицу. Иранистану нужны такие храбрые воины, потому что король Турана Ездигерд покончив с бандами козаков, наверняка скоро опять захочет силой подчинить себе соседей.

- Если дело обстоит так, как ты говоришь, - ухмыльнулся Конан, - то в туранских степях скоро можно будет славно поживиться. Честно сказать, я по горло сыт интрижками придворных шаркунов. - Он повернулся к своим воинам: - Кто хочет вернуться в Аншан, пусть уходит. Завтра я выступаю на север.

- А как же мы? - хором взвыли гирканские гвардейцы в шлемах с перьями. - Иранистанцы нас перережут. Наш город захвачен упырями, семьи растерзаны, начальники убиты. Что будет с нами?

- Кто хочет, пусть идет со мной, - безразличным тоном указал Конан. Прочие могут попросить убежища у Балаша. В его племени сейчас найдется немало женщин, кому потребуются новые мужья... Кром всемогущий!!!

- Что с тобой! - встревожился Тубал.

Глаза Конана жадно шарили по жалкой кучке спасшихся женщин.

Вот он увидел Париситу, но той, что он искал, среди них не было!

- Да что случилось?

- Наложница, Нанайя! Совсем о ней забыл! Она все еще в башне. Проклятье! Как я мог? Ну и скотина!

- Зачем же так? - раздался рядом нежный голосок, и Конан круто обернулся, как ужаленный. Один из уцелевших зуагиров стащил с головы бронзовый шлем, и глазам варвара открылись прекрасные черты Нанайи. Девушка встряхнула головой, и по ее точеным плечам рассыпались черные волосы.

От удивления киммериец разинул было рот, но, скоро очнувшись, оглушительно расхохотался:

- Я вроде приказал тебе остаться, но... так тоже неплохо!

Варвар бесцеремонно привлек к себе девушку, громко чмокнул ее в щеку... и тут же дал звонкого шлепка по мягкому месту!

- Одно тебе за доблесть и находчивость, - пояснил он, - другое - за непослушание. Как, сама разберешься? Идем!.. Вставайте песьи души! Вы что, так и будете сидеть на камнях толстыми задницами, пока не передохнете с голоду?

И, взяв гибкую, смуглую девушку за руку, Конан повел ее туда, где в скале зияла пасть расселины - выход в ущелье Призраков, откуда брала начало дорога на Кушаф.