Червонная Русь

От автора (об исторической основе)

По генеалогической таблице и историческим справкам, где на двадцать четыре реальных исторических персонажа придится всего четверо вымышленных, читатель уже понял, о в данном произведении есть достаточно весомая историческая основа. Сведения о князьях, городах и княжествах в основном правдивы. Не выдумана история о борьбе между сыновьями перемышльского князя Володаря Ростиславича. Он действительно умер в 1124 г., оставив Перемышль младшему сыну Ростиславу, а старшему, Владимирку, – Звенигород и Белз. Не удовлетворенный этим разделом, Владимирко через два года попытался отнять Перемышль у брата, но не преуспел. Киевский князь выступал в этом конфликте на стороне Ростислава, призывая Владимирко соблюдать отцовскую волю. Сделав Ростислава зятем туровского князя Вячеслава Владимировича и племянником (по жене) киевского князя Мстислава Владимировича, я лишь обосновала эту поддержку, которую он имел в реальности. При этом нарушения исторической правды не произошло: на ком Ростислав был женат в действительности, неизвестно, но какая-то жена у него была, судя по тому, что остались дети.

Сам же сюжет о разводе Прямиславы вымышлен, хотя и полностью историчен. Примерно такой же конфликт разыгрался сто лет спустя между Мстиславом Удалым и его зятем Ярославом Всеволодовичем. Поссорившись с Ярославом, Мстислав отнял у него жену Ростиславу, свою дочь, обвиняя зятя в супружеской измене, и остался глух ко всем мольбам Ярослава, который уже не смог бы вступить в новый брак и оставить законных наследников. Однако через несколько лет у Ярослава начали рождаться дети, среди которых был и будущий национальный герой Александр Невский. Кто была их мать – неизвестно. То ли Ярослав сумел-таки вернуть Ростиславу, то ли раздобыл другую жену (которая по церковным правилам была ему не положена). И подобных драм в истории русского средневековья довольно много. Просто удивительно, как мало внимания на них обращают писатели и с каким упорством их фантазия вращается вокруг десятка одних и тех же хрестоматийных персонажей.

Правда, писатель, желающий сделать свое повествование не только достоверным, но еще и романтичным и увлекательным, сталкивается со значительными трудностями. Брачный возраст в княжеских семьях наступал для юношей лет в 14—15, а для девушек (девочек) – начиная с 7—8 лет. То есть годам к 18, когда девушка созревала для любовного сюжета, всякая княжна уже давно была замужней женщиной и матерью нескольких детей. Самой взрослой парой (для первого брака) из мною обнаруженных были опять же Александр Невский и его жена Александра – на момент свадьбы они были не только тезками, но и ровесниками – и было им по 19 лет. Остальные, видимо, вступали в брак гораздо раньше. Для этого у любой княжеской семьи постоянно имелись и политическая необходимость, и возможность: к XII в. Рюриковичи размножились настолько, что могли подбирать брачные пары внутри рода, не допуская при этом кровосмешения.

Вообще типичный Рюрикович XI—XII вв. был кем угодно, но не русским. В самых знаменитых героях нашей ранней истории причудливо смешалась скандинавская, греческая, венгерская, польская, чешская, осетинская, немецкая, англо-саксонская, половецкая кровь, и лишь три невесты из новгородских боярских родов принесли им несколько капель русской крови (и то это считалось мезальянсом, вызванным суровой политической необходимостью). Рюриковичи редко умирали в тех же городах, где рождались, за свою жизнь успевали поменять несколько земель, породниться со смертельными врагами и насмерть рассориться с ближайшей родней. Все их существование было сплошным парадоксом. Их внешний облик, манеры, привычки, акцент и суеверия (позаимствованные у иноязычных матерей) – при том что они считались русскими православными правителями! – чрезвычайно интересны и достойны стать предметом особого художественного исследования.

Короче говоря, при всей авантюрности предложенного читателю сюжета, происхождение и судьбы героев романа в одних случаях историчны, а в других типичны для своего времени. Что же касается бытовых деталей, то в их воспроизведении большую и положительную роль играет опыт современных исторических реконструкторов, к московскому клубу коих – «Наследие предков» – автор имеет удовольствие принадлежать.

Об именах

Вопрос об именах, использованных в художественном тексте, постоянно вызывает интерес читателя, поэтому имеет смысл посвятить ему отдельный комментарий.

Как показывает анализ новгородских берестяных грамот, в первой половине XII в. народные языческие имена были более употребительны, чем христианские, причем в разных слоях общества. И нет оснований полагать, что в других областях Древней Руси дело обстояло как-то иначе. Общие принципы выбора, структура и значение дохристианских имен освещаются во множестве разных работ, как печатных, так и сетевых, и автор этих строк уже писал об этом в послесловии к роману «Огненный Волк» (М.: ACT, 2002).

В боярской среде весьма частым был случай, когда имя – христианское, а отчество – языческое: в летописях встречаются имена типа Петр Бориславич, Ян Вышатич, Иванко Чудинович, Фома Ратиборич, Демьян Куденевич, Димитрий Жирославич, Димитрий Завидович, Давид Ярунович, Мирошка (Мирон) Нездинич. Что интересно, «обратных» случаев (с языческим именем и христианским отчеством типа Жирослав Михайлович или Мирослав Андреевич) значительно меньше. Это можно объяснить относительной новизной христианской традиции даже для XII в. (ведь христианизация народа – не разовый акт, а длительный и сложный процесс), ввиду чего новые церковные имена легче приживались у представителей более молодых поколений. Исключение составляют княжеские семьи, где сочетания Юрий Ярославич – Ярослав Юриевич или Василько Ростиславич – Ростислав Василькович зависели только от порядка поколений «через один».

Династические княжеские имена вообще представляют особый случай. Это явление уже было предметом исследования профессиональных историков[73], но в нем до сих пор остается много неясного. Рюриковичами в течение веков использовался практически один и тот же набор родовых имен (это нормальная практика для правящих домов европейского средневековья). В список входили имена: Владимир, Святослав, Ярослав, Олег, Ярополк, Изяслав, Всеволод, Рюрик, Борис, Глеб, Роман, Давид, Игорь, Василий, Мстислав, Юрий, Вячеслав, Святополк, Ростислав. В полоцкой династии (и только в ней!) еще использовались имена Рогволод и Всеслав. Бывали варианты: Владимир – Владимирко – Володарь – Володьша. И это практически все. Любой мальчик из княжеской семьи мог получить одно из этих имен, но никто другой права на них не имел. В боярской среде тоже использовались двусложные имена, и даже имена с элементом «слав», но – другие. То есть никакой боярин (а тем более кузнец, как в некоторых исторических романах) не мог быть назван Изяславом или Мстиславом, зато не бывало князей по имени Борислав или Мирослав.

Этот запрет не распространялся на церковные имена из списка, которые при крещении мог получить любой. Именами Юрий, Давид, Роман, Василий могли окрестить представителей любого общественного слоя. С 1072 г., когда были канонизированы Борис и Глеб Владимировичи, их имена тоже стали крестильными и возможными для боярской среды.

Каждый князь имел два имени: княжеское языческое и крестильное христианское. В науке есть мнение, что княжеское и крестильное имена составляли устойчивые пары, то есть обладатель княжеского имени Владимир при крещении обязательно получал имя Василий, Мстислава крестили Федором, Всеволода – Гавриилом и т. д. В этом вопросе уверенности нет, потому что есть примеры, когда носители одного и того же княжеского имени (скажем, Ростислав) могли получать церковное имя Михаил или Григорий, зато окрещенный Михаилом мог быть как Ростиславом, так и Святополком.

73

Когда этот роман был уже на полпути к типографии, вышел весьма обширный научный труд А. Ф. Литвиной и Ф. Б. Успенского «Выбор имени у русских князей в X—XV вв.