Страница 12 из 18
Яков вошел, бегло осмотрелся и остановился у сейфа.
- Ключи у вас?
- Да, да, - поспешил Староверцев. - Вот они.
- Откройте и посмотрите.
- Здесь вообще порядок.
- Так, так, так, - проговорил Яков. - Был, искал, но, - он поднял палец, - но очень осторожно, будто не хотел, чтобы догадались, что именно искал, да? Дверь-то он изуродовать не постеснялся.
- Да, да, именно так и мне показалось. Вещи на своих местах, но заметно, что их трогали.
- Вы уверены, что ничего не пропало?
- С абсолютной уверенностью сказать пока не могу.
- Я тоже, - хмуро заметил Яков, снимая телефонную трубку.
После того как он вызвал эксперта, мы еще раз внимательно осмотрели музей, правда, без особых результатов, и вышли на заднее крыльцо.
- Это, видно, та самая "галдарея", о которой говорила тетка Маня? спросил Яков.
- Вы правы - это галерея, - поспешно ответил Староверцев. - Она была построена над оранжереей. Та уже давно заброшена, ею много лет не пользуются. По преданию, она связывала дом с флигелем, где граф держал своих... м-м-м... наложниц. Он проходил к ним среди диковинных цветов и, видимо, считал это очень романтичным.
- Так, так, так... Ну что же, - неопределенно высказался Яков.
- Товарищ Щипцов...
- Щитцов, - поправил Яков.
- Ох, простите, у меня очень плохая память на имена, - смутился Староверцев. - Скажите, пожалуйста, когда все это кончится?
- Скоро, - неожиданно ответил Яков.
Темнело. Яков включил свет, сладко потянулся и повалился на кровать.
- Ты бы хоть ботинки снял, - возмутился я.
- Они у меня чистые, не видишь? - возразил Яков. Он поставил на круглый живот пепельницу (консервную банку), сунул в рот папиросу и заложил руки за голову.
Я был рад, что он оставил Сашу в покое. Тем более что Яков не из тех, кто легко и быстро признает свои ошибки. Но рассчитывать, что он скажет об этом вслух, не приходилось.
- Знаешь, о чем я думаю? - Он смотрел в потолок и жмурил один глаз, морщась от дыма папиросы. - Мы забываем, что у нас две взаимосвязанные задачи, не считая деталей: найти преступника и объяснить, каким образом он и Самохин попали в номер, так? Так. Вот мы и шли по этому пути, в такой именно последовательности. А если взяться с другого конца? Ведь обстоятельства убийства очень странные, необычные, и именно это дает нам серьезный шанс. Что, если попытаться решить вторую часть задачи? Пойти, так сказать, назад. Не приведет ли нас эта дорожка к главной цели?
Я молча слушал, не понимая, к чему он клонит.
- Вот смотри, по нашей схеме все время, пока Самохин находился в номере - живой или мертвый, - комната была заперта и окно было закрыто изнутри; или же - в нем были люди: почтенные старушки, Саша с Олей по очереди.
- Ну?
- Ну-ну. - Яков приподнялся, едва успев подхватить пепельницу. - Как ты не можешь понять! Самохина ударили ножом именно в то время, когда в номере были люди. Улавливаешь? Постарайся понять разницу: Самохина ударили, когда в номере были люди, или - когда в номере были люди. Дошло?
- Нет, - честно признался я. - Что-то уж слишком сложно.
- Напротив - очень просто. Самохина ударили в то же время, но в другом месте. Убийца и не был в номере. Самохин попал туда уже раненный, смертельно.
- Да, - насмешливо кивнул я. - Его любезно подвезли на "скорой помощи", раз уж ему непременно хотелось умереть в моем номере.
Яков оставил без внимания мой выпад.
- Нет, он добрался туда сам. Если бы там был убийца, что помешало бы добить Самохина? Ведь в номере никого не было и он был заперт.
- Пожалуй, ты прав, - согласился я. - Может, оранжерея?
- Может. Вход в нее должен быть из подвала музея. И ведет она прямо к флигелю, если судить по галерее.
- Посмотрим.
- Я тебе посмотрю!
- А что? Мне кажется...
- А мне кажется, что тебе надо быть поскромнее, чтобы вновь заслужить мое расположение, как выразился бы Староверцев.
- И все-таки: мне кажется, что оба происшествия - убийство и попытка ограбить музей - связаны между собой.
- Безусловно. У меня уже что-то складывается. Вот что, Серега...
- Яков, - взмолился я. - Посмотри на часы. Я уже с ног валюсь.
- Черт с тобой, - сжалился Яков. - Отдыхай, а я тут смотаюсь неподалеку на полчасика.
Я выждал некоторое время, потому что Яков имел скверную привычку возвращаться с полдороги, потом отыскал в его письменном столе фонарик и вышел на улицу. Предостережение Якова "не зарываться" вылетело из головы другая мысль не давала мне покоя, мысль об этой чертовой "галдарее".
Когда я подошел к музею, было совсем темно. Как в ту ночь, когда мне показалось, что я видел свет в его окне.
Пробраться в музей мне было нетрудно: кое-какой опыт, которым время от времени делились со мной мои "подопечные" во время работы в розыске, сослужил-таки мне добрую службу.
Свет я, конечно, зажигать не стал, только включил фонарик и, минуя зал с манекенами, спустился в подвал.
Довольно долго, спотыкаясь и поругиваясь, я лазил по подвалу, пока не нашел дверь. В самом дальнем углу. Похоже, что раньше она действительно была завалена, но не так давно кто-то старательно разобрал проход к ней.
Дверь оказалась запертой большим висячим замком. Я подергал его петли держались крепко. Кроме того дверь была забита поперек толстыми досками. Но не может она быть заперта!..
Внимательно ее осмотрев, я заметил на полу возле нее горелые спички. Были они свеженькие, будто только что из коробки. "Сто лет не пользовались", - вспомнил я. В косяке торчал большой гвоздь, загнутый кольцом. Я сначала осторожно, потом сильнее потянул за него: косяк вместе с забитой дверью повернулся с тихим скрипом на невидимых петлях. Ловко!
Из черного отверстия дохнуло холодом. Я шагнул в темный проход. Луч фонаря не доставал до его конца - казалось, он тянулся бесконечно. Под ногами ватным слоем лежали пыль и мусор, по сторонам грудились, отбрасывая причудливые тени, разодранные корзины, набитые чем-то мешки, ящики. Но идти можно было довольно свободно, иногда только приходилось нагибаться. Луч фонаря вырывал из темноты то перевернутое кресло с надетой на ножку рваной шляпой, то пружины, торчащие из лопнувшего дивана...
Было до жути тихо, только гулко стучало мое сердце. Я невольно ускорил шаги.
И вдруг кто-то схватил меня сзади за руку. Я с силой дернулся, что-то загрохотало у меня за спиной, с треском порвался рукав куртки, и плечо стало мокрым и горячим. "Нож!" - мелькнула мысль.
Я отпрыгнул, как смог, в сторону, чтобы не получить второй удар, наткнулся на ящики и выронил фонарь. Он упал очень удачно - стеклом вниз, прямо в пыль.
В темноте я слышал рядом чье-то хриплое, тяжелое дыхание и на всякий случай присел. И стал тихонько шарить по полу. Левая рука горела.
Наконец я нащупал фонарик и резко повернул его. Мелькнула какая-то тень. Никого. Только хриплое, тяжелое дыхание: мое. А в проходе лежит здоровенный ящик. За торчащий в нем гвоздь зацепился рукав моей куртки. С досады я пнул ящик ногой и вдобавок ушиб палец.
Дальше я шел осторожнее, приложив платок к глубокой царапине на плече и держа фонарик в левой руке. Но идти пришлось недолго: обойдя водруженную на бочку тяжелую раму от зеркала или картины, я оказался в тупике. Вернее, опять перед массивной дверью - без ручки и даже без замка. Ручка - черт с ней, хорошо, что замка нет.
В ярком луче фонаря у двери я увидел ботинок. На правую ногу. Самохина?
Я взялся за дверь. К моему удивлению, она легко подалась, когда, вцепившись в крайнюю доску ногтями, я потянул ее на себя. Она широко раскрылась, и я чуть не засмеялся от неожиданности: за дверью была стена. Самая обычная, деревянная, из вертикальных досок, плотно подогнанных и чуть сыроватых. Мне показалось, что подобное я уже где-то видел, и не так давно. То ли в кино, то ли во сне.
Старенькая батарейка уже садилась, но все-таки в слабом свете фонаря можно было разглядеть массивные кованые петли, вделанные в верхнюю кромку стены. Я налег плечом, и она медленно повернулась вокруг заскрипевших петель. Я пролез в щель и оказался на полу... своего бывшего номера. Щит опустился за мной, глухо стукнув.