Оборотень

Четвертый день начался, как обычно. Наблюдатели заняли посты на сикоморах, у домика появились обезьяны. Это были очень крупные самцы. Они медленно, с достоинством обошли домик, еще раз попробовали силу своих мускулов на кольях и уселись напротив двери. Живо жестикулируя, стали держать совет.

Я с любопытством наблюдал в бинокль за обезьянами, как вдруг раздался взволнованный крик Дрогожа:

- Сто тысяч крокодилов!.. Ведь это он... он... Дьявол в образе обезьяны!

Я обернулся к Янеку, а он, не отрывая глаз от бинокля, дрожащим от волнения голосом быстро заговорил:

- Смотри, смотри! Видишь того огромного павиана с гривой?! Это он... Это предводитель банды! Я узнал его! Дай мне скорее карабин!

Я успокоил его и объяснил, что расстояние слишком велико, а гром выстрела только вспугнет обезьян и вдребезги разобьет наши планы.

Между тем обезьяны продолжали совещаться. Самцы убеждали в чем-то своего предводителя: подскакивали к нему, размахивали лапами, некоторые даже рычали, скаля клыки. Вожак отмахивался от них, а наиболее надоедливых лупил по морде.

Неожиданно обезьяны смолкли и вытянули шеи. Старый самец встал на задние лапы, передними ухватился за дверной косяк и перешагнул через порог хижины. Обезьяны замерли. И вдруг, раздирая воздух истошными воплями, они подпрыгнули, словно сработали стальные пружины, и в панике умчались с холма.

Мы окружили домик. На сей раз западня не подвела. Когда обезьяна потянула кисть бананов, пришел в движение хитроумный рычаг, и тяжелая дверь соскользнула по пазам вниз.

Старый разбойник бесновался. Он орал ужасным голосом, кидался на стены, грызя колья зубами. Мне показалось, что в приступе ярости он сейчас разнесет хижину.

Но африканцы не теряли времени даром. Скоро руки предводителя были приперты раздвоенными на концах палками, а затем привязаны к кольям. Потом один из столбиков вырезали, и, когда бандит просунул голову в образовавшееся отверстие, старый опытный охотник умелым броском накинул петлю на его челюсти.

Тут пришла очередь Дрогожа. Он откупорил большую банку ярко-красного лака и покрыл им длинную собачью морду предводителя. Когда лак высох, мы подняли вверх дверь хижины и перерезали веревки, которыми был связан пленник. На какую-то долю секунды павиан задержался в дверях, оскалил клыки, подпрыгнул и в несколько огромных прыжков преодолел расстояние между домиком и зарослями кукурузы. Его возмущенные вопли были слышны еще долго.

Зов старого главаря обезьяны встретили радостным воплем и бросились ему навстречу. Они выбежали на широкую поляну, где обычно собирались перед набегом на плантацию, и вдруг остановились как вкопанные. На них мчалось какое-то немыслимое чудовище с ярко-красной мордой. Во время своих странствий по саванне павианы видывали немало удивительных созданий, но никогда им еще не приходилось встречать зверя, который так точно подражал бы их жестам, так великолепно имитировал их крики и у которого была бы такая ярко-красная морда, блестевшая на солнце, как зеркало. Оцепенев от страха, обезьяны уставились на зверя. Но по мере того как он приближался к стае, их стала охватывать тревога. Когда же чудище оказалось шагах в пятидесяти от них, стая развернулась на сто восемьдесят градусов и в ужасе понеслась к скалам.

Вожак, удивленный таким приемом, бросился за ними, грозно крича. Узнав знакомый голос, павианы было остановились, но, как только оборотень опять приблизился к ним, обратились в бегство.

С тех пор павианы больше не появлялись на плантации, зато через некоторое время до нас стали доходить слухи, что где-то далеко-далеко, на границе саванны, замечено было многочисленное стадо собачьеголовых павианов, спасающихся бегством от огромного самца с сияющей на солнце ярко-красной мордой.