Страница 18 из 19
- Где тут крутой охранник Торы? - закричал Плаксин, входя на другой день с довольным видом, ведь можно прийти и утешить. Почему все такое редко случается - читалось в веселом блеске его глаз и каждом шраме лица.
- Ты смеешься, а я ночь не спала, - ответила Нинико.
Я попытался увести разговор немного в сторону:
- Какое совпадение: твой сын приехал, когда я милицию вызвал!
- Миша, а кто-то говорил мне, что совпадений не бывает...
- Кстати, как твой роман?
- Оказывается, рынок половыми извращениями перенасыщен. Вчера носил главы в издательство "Катюша", а там на меня скучно посмотрели и сказали: мол, лучше бы про мальчика-дошкольника, путешествующего по мирам в поисках своих родителей...
- ?
- Да вчера же и название придумал...
- "Из пеленок - в подпространство"!
- Тоже неплохо.
Уходя, Плаксин сказал:
- Миша, если б ты был внимательнее и заметил, как уносят Тору, тебя они и прирезать могли. - И радость проступила на сложнопересеченном лице друга. - Очень хорошо, что ты не был внимательным!
Тут Нинико стала неузнаваема - улетели куда-то все зазубрины энергии, она говорила медленно и тихо, как будто одна осталась и размышляет в тиши: "А мы ведь часто бываем проницательны, но тут..." Вдруг жена взвилась: это глобализация виновата - у каждой синагоги свой сайт в Интернете, а там любой залезет - и читай про все! Вот у нас какая Тора старинная, столетняя, приезжайте, воруйте.
- Макс утром почему не убрал Тору в сейф? - спросила жена с шерлокхолмсовским выражением лица.
- Но он не имеет права ее трогать, Макс - тоже русский.
- Как русский? Он же из Израиля вернулся!
- Так, русский. Женат на еврейке.
Вдруг вспомнилось: бронзовый Баграт участливо расспрашивает Хони: откуда он такой молодой, да очень верующий?.. "Даже ночевать в синагоге будешь", - громко восхитился Баграт.
Наверное, Хони в самом деле для меня ангел-посланник: без него воры полезли бы в окно того же туалета ночью... Но узнали, что Хони ночует, и вынужденно ускорились.
- Этим русским нельзя ничего доверять! Все проворонят гои-раздолбаи! такими словами встретили меня старики в девять утра в начале следующего дежурства. Но мощный Алекс Сендерецкий, сутки назад вернувшийся из отпуска, заступился за меня:
- Вы дудаки обрезанные! Тора вам дорога? Так надо было в сейф каждый раз прятать, раз русскому нельзя ее трогать! У вас под кипами мозги или что?
- Так эти воры такие хитрые, их не разглядишь, - смущенно бормотали старые иудеи. - Но как же нам без Торы-то молиться?
- А вот так! - раздался снизу веселый голос. По лестнице поднимался Хони с новым свитком Торы. По поручению ребе он съездил за ней в Курган.
Когда я сдавал в библиотеку "Иерусалим в веках", Дина Штерн сказала:
- За десять лет вторую Тору украли - наша община должна задуматься, что-то мы не так делаем... живем! Кстати, знакомый экстрасенс сказал, что Тору найдут скоро.
Мы все не так живем. Не ходите ни к обаятелям, ни к колдунам, сказано в Библии. А ты, Диночка, почему вместе с массой русских, татар, немцев, евреев экстрасенсов навещаешь?.. Подумаю ночью, в тишине, о двух чеченских войнах за десять лет: знак чего они?
- Здорово, разгильдяй! - ткнул меня в бок Ицик тяжелым солдатским кулаком.
Оказывается, уже вечер и Ицик пришел на встречу субботы.
- Я понял, Ицик Бернгардович, - покорно ответил я.
- А, понял! Хорошо, хоть поздно, но понял...
- А почему вас утром не было?
- Немецкий осколок опять спорит со мной. А хорошо бы посидел Баграт в тюрьме, чтобы щеки немного со спины опали! - мечтательно добавил Ицик, закуривая вечный "Беломор".
Чудотворная Почаевская икона Божьей Матери приехала в Пермь!
Я бодро прихромал к хвосту колонны, которая тянулась от самых трамвайных путей и до монастыря. Это часа на два-три. Все стояли, стараясь построить разговоры так, чтобы не обиделась Почаевская Божья Матерь. Тут как само собой разумеющееся стояла Хая - я узнал ее по широкозахватному запаху дезодоранта. Губы ее были приглушенно накрашены, но я все-таки безжалостно сказал, что нельзя прикладываться к иконе напомаженными губами.
Хая послушно, как большая девочка, стерла помаду носовым платком.
- Миша, только ты никому не говори, что я здесь была.
- Смотрите: молодой какой без очереди прошел!
- Ой, да пропустите его, он думает, что по блату ему Богородица поможет.
- Я инвалид первой группы и то стою уже второй час.
- Вас-то как раз и пропустят, идите без очереди.
- Я уже могу стоять. Третий раз тут - и помогает: шею еще ломит, а позвоночник уже гнется!
- А вы исповедовались, причащались? - спросила его одна женщина.
- А у меня грехов почти и нет, чего мне исповедываться? - удивился бодрый инвалид.
- Так нельзя говорить! - вскрикнул я и спохватился: какой я инструктор по религии? Молчи, Миша.
- Хотел сначала пирамидами Голода лечиться, - это прозвучало апокалиптически. - Но если прочел внутри этой пирамиды молитву, то она уже не лечит. Значит, это действие не от светлых сил.
- А счастья можно у иконы попросить?
- Я хочу, чтобы папка бросил пить.
- Во второй раз - поблагодарить: с родителями помирилась.
Оказывается, сзади меня уже столько же народу, сколько впереди. Передо мной люди уже молчали, приближаясь к святыне, а за мной редко пробегали реплики:
- Сын мой на своей "Оке" врезался в джип широкий...
- Невестка изменяет сыну с каждым первым...
- Но это лучше, чем обмануть каждого первого...
- А нынче молодежь первого мужа зовет "черновичок".
- И ведь никак она не уйдет от него, он гонит-гонит...
- Так ведь легче семь женщин завоевать, чем от одной отвязаться!
- В защите населения сказали, что за вставление зубов денег не дают... - Видимо, в соцзащите.
- Ох, сторонушка наша! Я второй раз приехал, а в третий не смогу сюда, хвосты меня держат.
- Какие хвосты?
- Корова, овцы, поросенок...
- Подруга погибла в автокатастрофе, и я не могу жить: каждую минуту в воздухе словно мгновенные фотографии вспыхивают - ее разные выражения лица.
Мимо очереди пошел фотограф, озаряя нас вспышками. Хая вдруг закричала: "Валера, Валера!" И что же: это оказалась конопатая лихая физиономия Валеры Сушко из моей бывшей газеты. Хая мимоходом сказала мне, что Валера - друг Ленчика, и вся ринулась в беседу:
- Ты знаешь, что Ленчик в Израиль уехал?
- Знаю. Дядя Лозик умер, и он уехал...
- С Лизкой, с уголовной стрижкой!
Эта история пролилась в таком виде, в каком обычно и сваливаются на слушателей все истории: выхватываются сочные куски из середины, с конца, с боков - я только успевал их в уме расставлять согласно времени. Отец Ленчика, дядя Лозик, оказывается, был профессором-историком, и с пятого класса ребята собирали коллекцию старинных монет, горшков и прочее.
Это еще я в редакции слышал от Валеры, что у легионеров варикозное расширение вен из-за невыносимой поклажи, что средний новгородец, поступивший в ватагу, вел себя, как нынешний бандит. А в учебниках через полтысячи лет писали: "Новгородская республика расширяла свои границы".
...подарили Валере Сушко книгу "Моя коллекция". Посмотрел на эти жалкие дребезги - простенькие горшки. Нашел глину, лепил-лепил, вдруг заколебался - получилась копия. Тогда сплюснул, сделал горшок косорылым! Взял щепочку, процарапал ею засечки такие фигурные и засушил в духовке. Потом краем горшка о плиту хряснул: выпала треугольная часть. Грязи много втер и принес к Ленчику: давай меняться - на монеты.
Тут Хая не выдержала:
- Сейчас я дам кому-то по хитрой рыжей морде!
...однако Ленчик сказал, что должен отдать горшок отцу на экспертизу. "Всё, зря лепил - не обменяет", - понял Валера. Но на другой день Ленчик охотно обменял свои монеты на ложно-исторический горшок. С тех пор еще много битых горшков "находил" огненный рассказчик и обменивал их с другом на самые редкие монеты. И вот черепки Ленчик увез в Израиль...