Страница 36 из 36
- В памяти информационных машин хранятся все сведения, полученные в пути через квантовую связь. Чего не удастся узнать, дополните воображением.
- Уж не хотите ли вы, чтобы я написал роман о вас и о ваших приключениях?
- Ну, что ж, было бы ложной скромностью, если бы я отказался.
Не знаю, почему я дал согласие. Я никогда не занимался писательским делом, требующим воображения и некоторых профессиональных навыков. Но я был одним из немногих, ничем не занятых на корабле, и бремя времени чувствовал сильнее других. Может быть, потому и взялся не за свое дело.
Помогала мне и Эроя, комочек вещества, наполненный энергией и мыслью. Она рассказывала мне о настоящей Эрое, оставшейся на Дильнее, рассказывала так подробно, словно пребывала одновременно и тут и там.
Повествование мое подвигалось постепенно, пока не достигло кульминационного пункта.
Наш межзвездный корабль летел недалеко от планет солнечной системы. Мы теперь видели Солнце, которое освещало жизнь Земли. Мне пришлось поспешить и чуточку скомкать конец рассказа. Ларвеф готовился к полету на Землю и хотел взять с собой книгу, которую я спешил закончить.
И вот этот момент наступил. Ларвеф простился со всеми так, как только он один умел прощаться, расставаясь не только с нами, но и с тем временем, в котором мы пребывали. Прощаясь с поваром Неком, он дольше, чем следовало, задержал на нем взгляд. Он смотрел на это механическое существо, словно видел за ег о спиной нечто невидимое нами, другую, неизмеримо более необыкновенную действительность, более значительную, чем та, которая нас окружала.
РАССКАЗЫВАЕТ ПАВЛУШИН
Весь день моросил дождь. Я пришел домой, снял промокшую одежду и лег в постель. Сон не шел ко мне. Я все думал и думал о том же. Невидимый певец пел в моем сознании:
На Звезду, на Звезду
Улетел наш скиталец Ларвеф.
А в далекой Дильнее, милой Дильнее....
Сердце сжималось от предчувствия необыкновенного, и незаметно тело мое провалилось в сон. В странном мире я вдруг очутился, в мире без деталей и очертаний. Были слышны звуки незнакомой мелодии. Эти звуки были прозрачны, как стекло, как биение льдинок. Потом мелодия смолкла. И я услышал незнакомый голос, тихий, словно он звучал не вне, а внутри меня:
-Здравствуй, Павлушин, - сказал голос.-Как ты себя чувствуешь после той небольшой операции, которой ты подвергся?
Мне стало душно. Я проснулся от ужаса. Полежав минуты две или три, прислушиваясь к ночной тишине, я затем вскочил, зажег свет и подбежал к зеркалу. Стены комнаты раздвинулись. Все вещи словно развеществились и исчезли.
В овале зеркала я увидел вместо себя его. На меня смотрел Ларвеф, каким описывала его книга. Он смотрел на меня как из тумана, и за спиной его угадывался незнакомый мир, другая действительность, словно зеркало, купленное мною во Фрунзенском универмаге, стало окном в бесконечность.
- Кто ты? - крикнул я,
Он не ответил. Окно в бесконечность закрылось пеленой моросящего дождя.
Я проснулся весь в поту. На этот раз уже не во сне, а наяву. Окно распахнулось. И ветер с дождем влетел в комнату.
Я встал, быстро оделся и вышел, повинуясь безотчетному смутному желанию. Ночные улицы были пустынны. Я свернул с улицы Софьи Перовской в переулок, прошел мост и вышел на улицу Ракова. Вдали, окутанный сеткой дождя, стоял памятник Пушкину. Я шел туда. Зачем? Неужели для того, чтобы увидеть продолжение своего сна?
Когда я подошел к памятнику, я увидел его. Он сидел на скамейке как раз на том месте, где сидел я, когда нашел лежавшую на песке книгу. Завидя меня, он встал. Ощущение необъятного охватило меня, словно за его спиной была бесконечность.
- Это вы? - спросил я с трудом.
- Да, это я, - ответил он тихо, - Ларвеф.