Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

И политрон? - спросил Виктор.

- И политрон, - согласно кивнул Петр Николаевич.

- И Алеша?.. - Галина с недоверием поглядела на академика.

- С Алешей трудней, - засмеялся Петр Николаевич. - Но он молод, его можно увлечь новизной дела...

Так и случилось, что еще два дня Виктор и Галина не разгибают спины над географической картой. И какая увлекательная у них работа! Они, как птицы, МОГУТ лететь в любую сторону от Арала: на восток, на север - куда хотят И там, где они пролетают, ложатся синие ниточки волноводов; Аральский берег - Саратов, Аральский берег - Караганда... От главной сети отходят ветви, образуют треугольники, дельты.

- Как оросительные каналы! - любуется девушка строгостью линий.

- Только воздушные... - вторит ей Виктор.

Они знают друг друга давно - по институту, по семинарским спорам. Еще там Виктор отличил крутолобую упрямую Галку, как называли своего комсорга ребята. Однако дальше молчаливого восхищения энергичной девчонкой дело у Виктора не пошло. Она тоже заметила серьезного чернобрового парня, но когда он попробовал однажды заговорить с ней о чувствах, Галина быстро переменила тему.

А на работу они поехали вместе. И в Москву их послали вместе. И теперь, когда, склонившись над картой, они чувствуют локоть друг друга, - это еще больше сближает их.

- Мой отец был космонавтом, - рассказывает Виктор, накладывая очередную линию волновода. - Он был влюблен в корабли и в звездное небо. Я видел его два раза: в семь и в двенадцать лет. "Полетишь со мной?.." - спрашивал он. А в семье у нас, по уверению матери, не было счастья. Мать была агрономом, растила сады и хлеба. Мне она говорила: "Не лезь в космонавты..." Отец погиб в Четвертой экспедиции к Марсу. Мать любила его, и понять ее можно. Но счастье - в чем оно? У меня сохранился юношеский дневник отца. Он писал: счастье - в дерзании. И еще: счастье - в любви... Но ведь он отправился в космос, оставил любовь на земле и никогда не вернется. Что же значимей - любовь или дерзание?..

Вопрос Виктор ставит Галине. Девушка молчит. Но не потому что занята, - Виктор сказал не все.

- Или, может быть, есть вещи несовместимые, - продолжает он спрашивать, - любовь и космос?.. И сейчас уходят корабли к Марсу, к Юпитеру. Потерялся лайнер "Россия-7". Четырнадцать человек экипажа... У каждого осталась любовь, семья... Или это так нужно - так было и будет?

- Наверно, будет, - говорит девушка.

- Я послушался матери, - продолжает рассказывать Виктор. - Остаюсь на Земле. Ну, а если пробудится зов отца? Вдруг потянет к другим мирам?

Галина молчит. Она думает о людях, о судьбах и о своей судьбе. Без слов она соглашается с Виктором, и тот понимает, что больше ни о чем говорить не надо.

Президиум Всесоюзной Академии наук, рассмотрев доклад Петра Николаевича Стрелкова о постройке на Аральском море фабрики туч, сказал свое решительное "Добро!"

В тот же день на Волчьем в радиорубке был принят вызов: Москва просила заместителя для переговоров с Буяновым и Волгиной. Как ни ждал Дорошенко этого часа, к экрану он подходил не без внутренней робости: что, если все пропало, разрушилось?... Какими глазами он будет смотреть на Виктора и Галину?

Дорошенко нажал кнопку, давая сигнал, что адресат у видеофона. Тотчас вспыхнул экрал. С экрана глядели Галина и Виктор. Глядели и улыбались. Целую минуту глядели и улыбались. И пока эта минута - шестьдесят секунд - шла, Дорошенко пережил всю гамму чувствот отчаяния, когда нажал кнопку, до бурной радости, охватившей его при виде улыбки Виктора и Галины. Конечно же, все в порядке! Но и на этом не кончились переживания двадцативосьмилетнего заместителя начальника исследовательского центра. Он вдруг поймал себя на том, что вздыхает от зависти: очень уж эти двое на экране были счастливые...

3

Временный штаб Аралстроя разместился на берегу, в небольшом доме отдыха, любезно предоставленном рыбаками. Белые марши лестниц, вазоны, в них - словно брошенные - пригоршни ярких цветов. А внизу - море, осеннее, прохладное, синее и зеленоватое, будто наполненное небом и льдом одновременно.





Терраса на втором этаже превращена в конструкторское бюро: чертежные доски, в углу - счетная машина. Не так уж просторно, зато все вместе - драгоценное чувство локтя. К тому же найдется минута поговорить.

- Как это здорово! - всплескивает руками москвичка Сима. - Каждому городу - свой климат!

- Ну уж и климат!.. - не разделяет кто-то ее восторга.

- Конечно, климат! - настаивает она. - Захотел - и пошел дождь!

- А если дождь надоест!

- Бери тучу в электронный футляр, по методу Пенкина, и вытряхивай над горами, будет солнце!

- Фантазия же у тебя, Сима!..

- Ничуть не фантазия! Создадим озера, каскады...

- Гидростанции...

- Не понимаю иронии!.. - вспыхивает Сима. - Почему не создать?

- А меня заботит судьба Аральского моря, - слышится с другого конца террасы. - Вихри поднимут с его поверхности тысячи тонн воды...

- Так это же летом, когда тают льды и обе Дарьи полны водой!

- А сумеют восполнить?

- Можно ускорить. таянье ледников - посыпать угольной пылью, шлаком. Алеша, правильно?

Алеша отрывается от электронной машины. Третий месяц он здесь и теперь считается старожилом - по сравнению с теми, кто приехал недавно, с Симой например. Машина в полном его владении, сейчас он рассчитывает мощность энергоустановки, и вступать в разговор ему некогда. Приезжала Ирина, показывала медаль. Алеша по-мальчишески гордился: не каждый имеет подругу-рекордсменку, - но возвращаться в Москву до завершения работ отказался.

Самый большой стол на террасе предоставлен Виктору и Галине. На масштабной сетке местности они вычерчивают квадраты - тысячи белых и черных квадратов, которые лягут площадками на берег моря. Теперь они всегда вместе. После работы идут к морю, садятся над обрывом и говорят о чем-нибудь хорошем, о чем так охотно говорится в молодости. Иногда Виктор берет руку Галины в свои руки, они замолкают, и тогда обоим кажется, что для большого счастья нужно не так уж много.

В декабре начали поступать машины.

За сорок лет, со времен легендарной битвы за целину, казахская степь не видела такого количества машин: тягачи, бульдозеры, скреперы, грейдеры... Все это шумело, лязгало гусеницами, двигалось на Аральский берег.