Такой знакомый незнакомец

— Синди, ты познакомилась с моей матерью. Ты видишь обстановку здесь. Ее вряд ли можно назвать дружелюбной, но я потрясен, что она позволила тебе остаться так надолго.

— Ммм, мясо очень вкусное. — Синди проглотила. — Она не позволила остаться мне здесь, Хитч, она хотела, чтобы я осталась. Она этого не сказала, но я вижу. Не знаю, почему… возможно, пойму рано или поздно, но здесь нужно что-то менять, и она знает это, а как человек со стороны, я, возможно, смогу подсказать, что. Твоя мама измучена. Ничего не могу сказать о твоем отце, я почти его не видела, но твоя мама достаточно умна, чтобы понять: если не расслабится, она не выдержит. Но только она не знает, как расслабляться. В каком-то смысле она напоминает мне тетю Си.

Хитч только покачал головой в невольном восхищении.

— Ты неподражаема, знаешь это?

— Ну да… мы все такие, разве не так? Неподражаемые, я хочу сказать. Только все мы

гораздо больше похожи в душе, чем некоторые из нас это показывают. Все мы причиняем боль, только некоторые из нас стараются больше других. Все мы смертны, но некоторые из нас предпочитают об этом не думать. По крайней мере, — добавила она смущенно, — я так считаю.

Все в доме ходили на цыпочках. Все, включая прислугу, разговаривали только шепотом. Хитч размышлял над тем, что сказала Синди, о боли и старании и о нежелании думать о смерти.

В чем была проблема его матери? После того как так долго властвовала в суде, неужели она настолько боялась признаться себе, что есть вещи, над которыми она не властна, что предпочла довериться вместо сына незнакомому человеку?

Да, теперь, когда ему открыли глаза, он понял, насколько это могло быть правдой. Все эти годы они как-то реагировали друг на друга, не давая себе труда задуматься. Его родители, даже некоторые из его старших двоюродных сестер отнеслись к его желанию стать инженером как к какой-то ереси. Он, в свою очередь, расценил их реакцию как в высшей степени высокомерную.

Потребовался такой человек, как Синди, с ее комбинацией наивности и мудрости, чтобы пробиться через всю эту шелуху.

В эту ночь, лежа без сна в своей старой комнате, Хитч думал о той женщине, которая находилась в комнате в конце коридора. Спит ли она?

Что она думает — что она на самом деле думает о его родителях? Он так давно не думал о них как о личностях. О реальных людях, с их мечтами, целями и страхами. Да, ему и вправду уже давно стоило проверить свои глаза.

Или, может быть, свою голову.

Ах, Синди, Синди, что же мне с тобой делать?

Она вписывалась в его жизнь не больше, чем в жизнь его родителей, но она существовала. И почему-то он не мог больше представить себе свою жизнь без нее.

Глава 11

-А эту я называю Перламутр, — сказала Синди, осторожно вытащив из мешка следующую шляпу и водружая ее на голову.

— Не правда, — сухо сказал Хитч, — она называет ее Мутрперла.

Джанет Хитчкок переводила усталые серые глаза с одного на другого.

— Да, действительно…

Хитч вдруг заметил, что с лица его матери немного сошла восковая бледность. Может, она подкрасилась? Он бросил взгляд на неподвижную фигуру, лежащую на больничной кровати, поймал неуверенный взгляд Синди и незаметно поднял большой палец.

Она не хотела делать это. Это Хитч ее уговорил.

— Устроить демонстрацию шляп! — воскликнула она. — Хитч, да это просто сумасшествие! Я не могу сделать это. Только не в этом доме. Не при твоих родителях. Особенно в такое время, когда твой отец болен. Это было бы… это было бы неуместно.

Неуместно. Одно из любимых слов его матери.

— Сделай мне одолжение. Это как раз то, что нужно в этом мавзолее, и мама хоть немного отвлечется. У тебя есть что-нибудь в этом мешке, что можно носить с черным халатом?

— Будь серьезным, — упрекнула его Синди.

— А я серьезен. Абсолютно серьезен.

Он и сам не знал, зачем предложил это, но, наблюдая за тем, как она надевает одну нелепую шляпу за другой и принимает позы в мрачной комнате больного отца, он понял, что был прав.

Хитч не знал, понимает ли отец то, что происходит, но обязан был верить, что под этой неподвижной оболочкой существовал все тот же острый ум, все та же гордость достоинствами его жены, та же самая нетерпимость по отношению к его единственному сыну, которая превратила в ад его пребывание здесь.

Хитч молил бога о том, чтобы все это сохранилось, но при всех условиях они могли позволить себе отвлечься, ведь его родители впервые в жизни были бессильны. Это было бы достаточным потрясением и для обычного смертного, но для того, кто уверовал в незыблемость своего могущества, это должно было быть просто невыносимо.

Его мать на глазах сдавала. Вчера в больнице он заметил, как дрожат ее руки. Сегодня она даже не причесалась. Никогда, насколько он помнил, Джанет Хейл Хитчкок не выходила из своей спальни иначе чем одетая и причесанная призванная исправить все ошибки мира.

Теперь, представ перед рыжеволосой незнакомкой в мешковатых джинсах и розовых тапочках, с садовой клумбой на голове, она пришла в полное замешательство.

— Это очень… мило, — пробормотала судья… мама…

Синди повернулась к неподвижной, безмолвной фигуре на больничной кровати, в спешке установленной в кабинете. Хитч договорился об этом и о бригаде круглосуточно дежуривших сиделок, перед тем как забрать пациента из госпиталя.

— Мистер Хитчкок, вот эта модель должна произвести впечатление на мужчину. Как вы думаете? Моргните, если она вам нравится, и нахмурьтесь, если нет.

Отец, естественно, не сделал ни того, ни другого. Однако Хитчу показалось, что его глаза сверкнули на лице, которое в одно и то же время было и старше, и странно моложе, чем он помнил. Куда-то ушли глубокие линии, которые доминировали на этом суровом лице.

— Я захватила не все свои шляпы, — объяснила Синди. Она выглядела в этой темной комнате с панелями орехового дерева, тяжелой мебелью и стеллажами с книгами в кожаных переплетах так же неуместно, как радуга в угольной шахте. — У меня одиннадцать законченных моделей и материал для нескольких еще, но вы должны понять, что это только рабочие модели.

— Да, конечно, — вежливо пробормотала судья.

Она выглядела немного обескураженной, и уже не впервые за последнее время.

Пора уходить, дорогая, молча призвал Хитч.

Никогда в жизни он бы не пригласил се сюда. Решение прийти принадлежало Синди. Она видела во сне, что Хитч зовет ее. И он должен был сознаться, что никогда в жизни так не радовался, как заметив рыжеволосое, веснушчатое видение, появившееся в дверях солярия. Он почувствовал, как тепло проникло глубоко в его душу и выплеснулось наружу, подобно растаявшему свечному воску.

Во время их вчерашнего нескончаемого ужина она сказала, что могла бы уехать завтра, если не будет ему нужна. Или поищет работу и жилье где-то здесь.

— Я не обязана оставаться в Ричмонде, — серьезно объяснила она. — В этом и прелесть независимости. Я могу уехать, куда захочу, делать то, что захочу, и никому нет до меня никакого дела.

Мне есть, подумал он, но не осмелился произнести это вслух. Время еще не пришло, и к тому же у него не было оснований полагать, что она хочет это услышать.

— Синди, как ты думаешь, что можно сделать с цветами, которые прислали? — спросила Джанет после того, как демонстрация шляп была закончена. — Может, ты принесешь сюда по несколько цветков из каждого букета?

Огромные букеты прибывали все утро; в основном, как подумал Хитч, они были призваны не порадовать, а произвести впечатление.

— С удовольствием. В эту комнату хочется принести что-то яркое.

— Может, тебе разложить несколько твоих… шляпок вокруг? — пошутила судья.

Хитч, который никогда не слышал от матери ничего даже отдаленно напоминающего шутку, чуть не свалился со стула.

Остаток недели прошел в мучительной смене надежд, разочарований, привыкания и откровений. Вызванный Джанет Хитчкок на дом доктор сказал, что пока слишком рано ждать каких-то изменений, но все выглядит обнадеживающе.