Страница 11 из 39
Шемма любил тень и прохладу храма, он любил, когда не было никаких особенно важных дел, бродить, рассматривая роспись, покрывающую стены. Снова и снова любовался он картинами, рассказывающими зрителю историю основания и расцвета города, когда он был единственным местом отдыха для несчетных караванов, которые шли с юга на север, и единственным местом сбора пошлины для караванов, идущих с севера на юг. Самый чудесный город, где останавливались подолгу многочисленные путешественники, город, о котором говорили, что счастлив тот, кто видел Мари. Цари соседних городов посылали своих сыновей, чтобы те увидели прекраснейший из городов, чье великолепие невозможно описать словами, чтобы их дети были среди тех, кто имел счастье увидеть эту неземную красоту, которую невозможно забыть. Прекрасна также была мозаика, украшавшая стены в глубине храма, где говорилось о той жизни, которую вели они все, где так искусно было показано, как радостно ухаживали они за богом, принося ему свои дары.
Шемма никогда и никому не признавался, что больше всего ему нравилось представлять, что художник в одной из фигур изобразил его, Шемму, стоящим перед Даг-аном с молитвенно сложенными руками. Маленький жрец считал, что их сходство было несомненным: бритая голова, восхищенные огромные глаза, смотрящие на мир с детским удивлением, нежная, почти женская улыбка. Но самым главным было то, что Шемма ежедневно просыпался с великой благодарностью в сердце за то, что бог назначил ему судьбу жреца, он всем сердцем любил хозяина и наслаждался каждой минутой проведенной под кровом его дома.
Но в тот день, он не смог позволить себе задержаться около чудесных изображений. Ему нужно было торопиться, он слишком много времени провел в школе, а ведь сегодня шестой день, и ему предстоит пойти в маленькую комнату, специально переделанную для того, чтобы он, Шемма, мог записывать слова, сказанные ему Даг-аном, если тот, конечно, того пожелает. Комнатка была сделана для того, чтобы бог, со всеми удобствами расположившийся в соседнем помещении, был невидим для своего слушателя, но чтобы тот, в свою очередь, отчетливо слышал каждое произнесенное слово.
Каждый ребенок, только получивший свою судьбу, знал, что с начала времен боги никогда не показываются людям в своем естественном облике. Даже самые приближенные, выполняя самые интимные функции, не видели того, кого они обслуживали, — это достигалось благодаря сумраку помещения и плотным занавесям, отделявшими жреца от его хозяина. Старики рассказывали, что они слыхали о неких редких людях, которым было позволено увидеть богов в их истинном обличье, но в это никто особенно не верил, а если и верил, то не придавал особенного значения. Когда богам требовалось обратиться к народу, если в этом была серьезная необходимость, или же участвовать в пышном празднестве, использовались статуи, облик, которых делался в соответствии с пожеланием каждого бога. Иногда это могло зависеть от сезона или настроения божества, поэтому статуи одного и того же бога могли отличаться друг от друга. Некоторые говорили, что богам нравилось иногда придумывать самые невероятные изображения, просто для того, чтобы пошутить. Но ни для кого не было секретом, что главным было не внешнее, а внутреннее содержание, боги обучили людей, а точнее, ремесленников, как приготавливать глину, отличающуюся от обычной, с которой умел работать каждый гончар. Они начертили художникам, как сделать правильное изображение, но самое главное — они научили некоторых жрецов специальным магическим ритуалам, при помощи которых боги могли войти в статую и говорить ее устами. Но даже если все было сделано правильно, бывало так, что бог отказывался входить в приготовленную для него статую, поэтому всегда изготавливалось не одно изображение, а несколько.
Поэтому Шемма, и так удостоенный высочайшей привилегии слышать голос своего обожаемого бога, застыл на месте в немом изумлении, когда он услышал приказ выйти из маленькой комнаты и пройти в ту часть храма, которая была закрытой для всех.
После яркого уличного света и хорошо освещенной части храма, которую он так хорошо знал, маленькому жрецу показалось, что он перенесся в самую первозданную Бездну, настолько темно и тихо было в помещении, куда он попал. Когда постепенно его глаза привыкли к темноте, он разглядел, что комната почти пуста и разделена на две половины длинным непрозрачным занавесом. В той части, что была ему открыта, поблескивал какой-то крупный и круглый предмет, возможно, сделанный из бронзы. Рядом стояли два незажженных светильника, на полу лежали шкуры каких-то животных. Воздух в помещении был сырым и более холодным, чем в основном храмовом помещении, и Шемма почувствовал сильный озноб. Не зная, что ему делать дальше он стоял замерший и потерянный в этой темноте, стараясь сдержать дыхание, казавшееся ему слишком громким в окружавшей его мертвой тишине.
Но наконец он услышал тихий звук, и раздался знакомый голос, от которого ему стало снова тепло и радостно, — это был родной голос его бога.
— Знаешь ли ты историю моего народа, Шемма? — начал разговор с вопроса Даг-ан.
Жрец вновь задрожал, его никогда не спрашивали о таких вещах, его вообще никогда ни о чем не спрашивали — ему говорили, а он делал; если он не понимал, ему объясняли, и тогда он все делал правильно, так, как от него ожидали. Он молчал, не понимая, что хочет от него бог. Раздался звук, похожий на смешок, сухой и короткий, видимо, Даг-ан догадался о причине молчания Шеммы.
— Тогда слушай меня, я хочу, чтобы ты помог мне и моему народу обрести свободу, а для этого мне нужна твоя помощь. Сможешь ты это сделать для меня?
Маленький жрец, собрал всю свою храбрость, кивнул и прошептал непослушными губами:
— Да, господин.
Он все равно ничего не понимал, но одну вещь он смог осознать: его богу, его господину нужна помощь, и эту помощь может оказать он, Шемма. Огромная радость захлестнула его, и он сказал твердо и громко:
— Да, господин.
Даг-ан вздохнул, как-то странно втянув в себя со свистом воздух, и начал говорить, медленно и отчетливо выговаривая слова:
— Так случилось, что место, которое ты и люди твоего народа считают своим домом, стало много лет назад нашей тюрьмой. Я не знаю, как объяснить тебе, как назвать нас для тебя на твоем языке. Я только надеюсь, что ты сможешь понять то, что я хочу поведать тебе, ведь в тебе живет часть нашей крови. Ты знаешь, что на вашем древнем языке слово «бог» пишется так же как «звезда». Попробуй понять, что мы, живущие среди вас, и есть звезды. Мы не прилетели со звезд, как можно подумать после моих слов, а мы сами звезды, и то, что ты видишь наверху, то, что так загадочно сверкает в ночном небе, — не что иное, как наши дома, покинутые нами не по своей воле, а по воле судьбы.
Давным-давно, по вашим меркам, а у нас бы сказали, в начале времен, когда времени еще не было, одна из нас исчезла при загадочных обстоятельствах. Это было катастрофой. Во все времена никогда и никто не пропадал из нашего мира, и мы восприняли это событие, как угрозу нашему существованию. Какое-то время мы ждали, очевидно рассчитывая, что все образуется, но выяснилось, что некоторые нити, связывающие наш мир, оказались нарушенными. И тут стало ясно, что мы должны попытаться найти нашу пропавшую сестру. Наш поиск вел из одного уголка Вселенной в другой и однажды привел нас сюда, на эту планету. Мы услышали крик о помощи, раздавался он из глубины земли. Обрадовавшись, мы приняли решение задержаться здесь и произвести поиск более тщательно. Шло время, а мы не продвинулись дальше, чем были в самом начале. Это обеспокоило нас, мы долго колебались, но все-таки решили покинуть Землю, отказавшись от поисков. И тут началось самое страшное: оказалось, что пока мы находились здесь, наши тела, наши структуры видоизменились настолько, что мы потеряли некоторую часть наших способностей и не смогли покинуть Землю. Мы продолжали слышать крики о помощи, по ночам кричали сами, подняв взгляд к звездам, ставшим вдруг такими удивительно далекими, а Земля продолжала вытягивать наши силы, и, по мере того как наша сила слабела, росла мощь Земли.