Страница 6 из 96
— Ну, зачем же так резко… — пожимает плечами Белобоков. — Машины все тесты проходят без сбоев, в них я уверен. Это «Эллипс» виноват. Что-то у него не ладится с обменом. Но по прошествии некоторого времени — когда часа, когда трех — работоспособность сети полностью восстанавливается. Снова начинают идти задачки, скрипеть принтеры… Словно бы ничего и не было. Как приступ лихорадки, знаете? Потрясет, потрясет — и опять ничего.
— А Михаил Олегович знает об этом?
— Ну конечно. Только я три докладных ему написал по этому поводу.
— И что директор?
— Говорит, сообщил куда следует. Принимают меры.
Интересно будет узнать у него, какие — именно. И почему он не сказал мне при встрече ни о мерах, ни о причине, вызвавшей их. Не нравится мне ваше поведение, Михаил Олегович! Более того, оно вызывает подозрения!
Белобоков озабоченно смотрит на часы.
— Да вы и сами можете пронаблюдать. Приступ должен начаться через десять минут, ровно в полночь. Словно бес вселяется в наши компьютеры. А как изгнать его… Разве что попа пригласить и святой водой консоли окропить, — криво усмехается начальник смены в аккуратно подстриженные усы. У них что, все мужчины усатые, что ли?
Дверь в каморку вдруг широко распахивается, и на пороге появляется девушка. Светлые волосы ее влажно блестят, плащ потемнел и набух от влаги. На лице двумя слезинками застыли дождевые капельки. Они притягивают мой взгляд, словно магнитом.
— Ой, Виктор Алексеевич!.. Я никак не могла раньше, честное слово! Да еще этот дождь… Я на такси приехала, — оправдывается девушка, для убедительности широко раскрывая и без того огромные глаза. Именно от них-то я и не могу оторвать взгляд, а вовсе не от капелек.
— Во-первых, здрасьте! — насмешливо отвечает начальник смены. Во-вторых, познакомься: инспектор Управления Полиномов Павел Андреевич. И если он сообщит в рапорте, что производственная дисциплина у нас хромает на обе ноги, Михаилу Олеговичу будет трудно отстоять нашу квартальную премию. А это — Элли, лучший программист центра.
— Ну, так уж и лучший… Надеюсь, инспектор не станет ябедничать? полуспрашивает-полуутверждает Элли, и я вдруг с ужасом понимаю, что готов тут же выполнить любое, самое сумасбродное ее приказание. Любую, самую фантастическую просьбу. Любое, самое потаенное ее желание… Споткнувшись на этом двусмысленном слове, я вновь обретаю утраченный было дар речи.
— Не наябедничаю, — говорю я хрипло. Но у Элли в этом нет никаких сомнений: она уже выпорхнула из каморки, оставив дверь приоткрытой. Стрекотание принтера становится громче и окончательно выводит меня из транса.
— Я хотел бы посмотреть, как начинается приступ «лихорадки».
— Если он будет сегодня, — хмуро говорит Белобоков, вставая.
Мы выходим из кабинетика, и в операторской я сразу же отыскиваю глазами Элли. Она нажимает кнопки телефона. Видимо, абонент занят, и это очень раздражает Элли. Скользнув по мне невидящим взглядом, она швыряет трубку на рычаг и сердито барабанит пальцами по стеклу, покрывающему стол.
Хотел бы я быть тем человеком, которому бросается звонить красивая девушка, даже не успев привести себя в порядок. Мокрые волосы слиплись висюльками, лицо еще не высохло… А все равно — хороша!
— Подождите, я сейчас… — говорит мне извиняющимся тоном Белобоков, направляясь в операторскую. В левой руке его — толстая пачка распечаток. Сделав вид, что не расслышал, я почти бесшумно иду вслед за ним.
Элли подсела к одной из «персоналок» и лихорадочно вводит в нее с клавиатуры то ли программу, то ли просто текст. Начальник смены раскладывает распечатки на столе в дальнем углу комнаты. Я, заложив руки за спину, задумчиво бреду, огибая стоящие на дороге стулья, в его сторону. Поравнявшись с Элли, медленно поворачиваюсь, невзначай задерживая взгляд на дисплее…
На нем длиннющая серия чисел: 42.83.17.61.21.84.60.11… Прочитать дальше я не успеваю, потому что цифры с дисплея вдруг исчезают. Я перевожу взгляд на трогательно-беззащитный затылок Элли, склонившейся над клавиатурой, и натыкаюсь на ее гневный взгляд, нацеленный, словно дуэльный пистолет, мне в переносицу.
— Простите, — помимо воли срывается с моих губ.
Но, собственно говоря, что я такого сделал? Ну прогулялся туда-сюда, ну машинально скользнул взглядом по дисплею… И за это — под дуло пистолета?!
— Не люблю, когда стоят за спиной, — рассеивает Элли мое недоумение, готовое перейти в обиду.
Фу-ты, ну-ты. А я-то уж думал…
Что-то неуловимо меняется вдруг в машинном зале. Его словно захлестывает гигантская невидимая волна. Мы все чувствуем это одновременно: и Элли, испуганной кошкой спрыгнувшая со стула, и Белобоков, втянувший голову в плечи, словно его вот-вот должны ударить, и два парня, суетившиеся — я хорошо вижу их сквозь стеклянную перегородку — возле мэйнфрейма.
Элли и Белобоков спешат в машзал. От быстрой ходьбы полы их белых халатов разлетаются — словно у врачей, спешащих к умирающему больному. Полюбовавшись — всего лишь пару мгновений — стройными ножками Элли, я, слегка согнув в локте левую руку, лихорадочно ввожу в память «петушка» числа: 42.83.17.61.21.84.60.11. На всякий случай. Так охотник, идущий на крупного зверя, запоминает все, что видит и слышит: и свежесломанную ветку, и необычный крик сойки…
Глава 8
Выбежав на площадку в центре зала, Элли и Белобоков останавливаются. Больной умер…
— Ну вот, опять! — недовольно говорит один из парней, отходя от стойки с ленточными накопителями и потягиваясь. — Шабаш, братцы! Эл, соорудила бы ты нам чайку, а? Все равно дела не будет.
По-прежнему шумят вентиляторы системы охлаждения, все так же светятся светодиоды на фасадах процессорного блока и накопителей. Ага, вот в чем дело. Стало намного тише. Перестал работать матричный принтер, застыл с красным фломастером в «руке» графопостроитель. И полыхают малиновым указатели перегрузки каналов связи.
Батюшки-светы! Это сколько же гигабитов надо по ним перекачивать, чтобы перегрузить? Или счет идет уже на терабиты?
— Ладно, мальчики, сейчас соорудим. А заварка у нас есть?
Не дождавшись ответа, Элли убегает в операторскую.
И это — вместо того, чтобы искать причину и устранять неполадки?! Вот уж воистину: каков поп, таков и приход. Директор-мямля, за полгода не добившийся ремонта линии связи, подчиненные, гоняющие чаи вместо того, чтобы авралить…
Ко мне вразвалочку подходит Белобоков.
— Ну, видите? И так будет часа два-три. Словно припадок какой-то.
Он тянет меня к ближайшему компьютеру. Его пальцы порхают над клавиатурой, словно стайка бабочек. У одной из них крылья с золотыми полосками: обручальное кольцо. Наконец, мизинец правой руки замирает на клавише «ввод». «Не могу установить соединение с сервером,» — тут же отшивает Белобокова система.
— И так — по всем терминалам, — разводит он руками.
— А если… Если какую-то из машин просто отключить от сети?
— Да пробовали уже! Весь прошлый квартал экспериментировали. Эффект отрицательный. Длительность приступов увеличивается — и вся любовь! А отключенная машина в автономном режиме работает нормально, без сбоев. Эти опыты нам уже в копеечку влетели: в прошлом квартале без премии из-за них остались. Потом плюнули на это дело. Через пару часов сеть образумится сама по себе. Элли долго с нею возилась… Она же первая и догадалась, что лучше «Эллипс» во время приступов не трогать: себе дороже получается. Причем, самое обидное, в буквальном смысле.
Кажется, между Белобоковым и Элли что-то было. Ему так приятно сообщить, что она «первая догадалась»… Да, собственно, между каждым нормальным мужиком этого ГИВЦа и Элли что-то должно быть. Или тайная неразделенная любовь, или явная, но тоже неразделенная, или разделенная, но потом отвергнутая. А ведь есть же где-то счастливчик… Или даже здесь…
— Толковая девушка, да? Замужем? — вскользь интересуюсь я.
— Да вроде нет пока, — нехотя отвечает начальник смены, нервно оглаживая усы.