Страница 12 из 22
Сталин уже давно составлял "генеалогические таблицы" своих приближенных. Ему мерещились евреи, которые оказывались всюду. У Молотова и Калинина - еврейки жены. У Хрущева - внучка от еврейской матери. У Маленкова - дочь замужем за евреем. У Микояна - еврейка жена. Но хуже всего у него, Лаврентия, - он родился в Абхазии от отца-грузина и матери-еврейки Моисеева завета. И хотя он когда-то лично уничтожил все следы, Сталин об этом не только знал, но даже не скрывал своей осведомленности. Словно хотел дать понять, что он, Берия, был и остается пешкой в большой игре. Игре, которая, похоже, вот-вот должна вступить в завершающую стадию, игре - на победителя... и побежденного.., каждый из которых не получает ничего. А значит, над всем этим непременно должен быть некто третий, у которого свой План и своя Цель, и конечно, Средство. И когда слишком поздно приходит понимание, что все эти годы борьбы и достижений были лишь иллюзией побед, а на самом деле тебя просто использовали - использовали, как последнюю шлюху из притона революции, чтобы в итоге выбросить на помойку истории... И хочется напоследок крепко хлопнуть дверью. По все тому же испытанному принципу: " Бей своих, чтоб чужие боялись"... Или на этот раз Сталин решил пойти дальше... Ведь теперь у него в руках атомная бомба, которая не выбирает ни друзей, ни врагов, но, как всегда, нужен только повод. А лучшего повода, чем евреи, просто не придумать. И, наконец, главный вопрос, ответа на который уже не избежать: а кому это выгодно? Кого-то, видимо, очень беспокоит, что евреи посмели возродиться из пепла и слишком быстро набирают силу. Появилось даже свое государство, по прообразу того же гетто, в котором сперва "концентрируют", чтобы потом... Знакомый почерк, знакомые дела. Особенно если учесть, что за всем этим стоит Сталин. Но тогда кто же стоит за Сталиным? Кто еще так последовательно и непримиримо делал из евреев врагов, чтобы мечтать одним махом разделаться с ними навсегда? Чтобы не препятствовали Великой цели, которая оправдывает все средства... Ну конечно же - иезуиты - самая таинственная и могущественная организация всех времен и народов, которая правит миром из глубины веков. Это она развязывает войны, готовит заговоры, смещает монархов и совершает революции, вовремя вмешиваясь в ход истории, если она делает не тот зигзаг. Возможно даже, что существует что-то вроде мирового правительства, которое решает судьбы народов и отдельных государств через своих преданных на крови наместников. И иезуит Сталин занял свое достойное место. Можно даже предсказать с точностью до года, когда это могло случиться. 1916 - когда взял себе дерзкий псевдоним Сталин. Еще со школы иезуитов, видимо, запало в память, как восхищенно называли иезуитов язычники - людьми, сделанными из стали...
Но почему-то обо всем этом в папке, заведенной на Сталина Берией, ни слова. Словно уже тогда он предчувствовал, с какой придется столкнуться тайной, и вовремя сделал задний ход. Были, правда, в этой папочке и документы очень даже интересные. Что, например, отец Като (матери Сталина) похоронен на еврейском кладбище возле Кутаиси. Что Сталин начал сотрудничать с Охранкой еще в 1903 г. Имеется даже подлинник телеграммы, посланной в жандармское управление из Баку: "Провокатор Джугашвили выезжает к вам для продолжения работы". Возможно, подобными документами Троцкий и держал Сталина до поры до времени на расстоянии. Не исключено, у Троцкого могло оказаться и еще что-то, о чем знали только двое, в конечном счете и погубившее Троцкого? Чего стоит, например, документ за 1918 год, когда, по представлению видных меньшевиков Мартова и Светлова Сталина предали партийному суду по обвинению в анархических и корыстных "эксах", проводившихся в Закавказье. Тогда ничего не удалось доказать - он всегда хорошо умел прятать концы в воду, беспощадно убирая всех свидетелей. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитое Тифлисское ограбление, когда бесследно исчезли 50000 царских рублей серебром, а в живых остался только он - Coco. Но его, Берии, люди провели свое независимое расследование и нашли одного свидетеля, который видел, как один абрек, прикончив двоих, ускакал по горной тропинке на Батум. К счастью, не заметив при этом мальчишку-пастушка... Были и другие документы - от сокровенных признаний многочисленных любовниц до подслушанных разговоров с Жуковым и Рокоссовским. На всякий случай копии самых важных документов находятся в надежном месте, за границей, но что такое надежное место, если в подвалах Лубянки заставляют говорить даже камни. На днях он, Берия, туманно намекнул ему на некоторые документы (якобы поступившие от его людей из Европы через Польшу), но хитрый Балабуст сделал вид, что не расслышал или не понял, а вчера вдруг изъявил желание ознакомиться с ними лично. "Вот свою Нино и пришлешь... - отозвался он мрачной шуткой, - с документами". И его желтоватые глаза колюче сузились, словно в эту минуту он читал чужие мысли.
Сталин уже давно подбирался к его Нино, о красоте которой был наслышан от Ворошилова и Хрущева. И если до последнего времени ему, Берии, еще как-то удавалось прятать от него свое сокровище - ускользать, изворачиваться, то вчера он понял - дальше некуда, это приказ... И уже больше не раздумывая, достал из глубины сейфа заветную коробку. На черном бархате, поблескивая бриллиантовой спинкой, лежала золотая заколка для волос, исполненная в форме ящерицы с зелеными изумрудными глазками. Защелкнув крышку, осторожно опустил эту изящную вещицу себе в карман.
Личный телохранитель Надорая уже дожидался в вестибюле.
- Люди на местах? - спросил на ходу по-менгрельски.
- Ждут дальнейших указаний, - вскинулся с готовностью Надорая.
"Принял стойку", - как заметил бы острый на язык полковник Саркисов, но уж кто-кто, а он Надорая знал: на менгрельский хозяин переходил только в одном случае - если предстояло дело исключительной важности.
У дверей он, как всегда, оказался первым. Доведенный до автоматизма рефлекс телохранителя. Сначала действие, потом мысль. Даже самое нелепое действие может в нужный момент кому-то помешать расстроить чей-то план (так учил его японский инструктор Мацумото, который готовил телохранителей для императоров).
У подъезда уже бормотали прогретыми моторами две машины. Одна - марки "Паккард", новенькая черная, сверкающая как начищенный ботинок, другая сероватый мышиного цвета "Опель-капитан". Выбрал испытанный "Паккард", который не так бросался в глаза на московских улицах. Еще была примета: этот "Паккард" ему всегда приносил удачу.
Несколько поворотов - и Садовое кольцо. Желтые столбы света вертикально рассекали ночь. Машин было мало, но все они, казалось, словно сговорились, двигались навстречу, в одно место. Но там его уже нет. Его сейчас нет нигде. И можно кружить до бесконечности по циферблату Садового кольца, пока в невидимых часах ночи не кончится завод, и тогда случится что-то непоправимое... Настолько непоправимое, что леденеет кровь... Но ты уже не в силах ничего изменить.
Н И Н О
Своим ключом бесшумно отпер дверь. И сразу руки, губы... торопливые и нежные, чуть влажноватые от ожидания... и смелые... В которых он бы хотел раствориться навсегда... С закрытыми глазами... на пределе чувств... пока солоноватый привкус вчерашнего дня не вернет его на землю.
Но, как всегда, наступал момент, когда головокружительно начинал терять над собой контроль и, как всегда, панически боялся и ждал этого момента с предвкушением. До чего оказывается сладко - не принадлежать себе! Когда кажется, что ты ничто, и самое странное, что большего тебе не надо. Возвыситься, чтобы опуститься... Достигнуть, чтобы потерять... Вот она, высшая радость высшей власти - не принадлежать себе! Надо только закрыть глаза, зарыться в ее волосы и вдыхать пьянящий аромат кожи... и верить в Бога, который придумал это чудо, одним прикосновением способное превратить тебя в раба, в жалкое ничтожество со слюнявыми и липкими руками, готовое на все... И тогда, в знак высочайшей милости, ему могли уступить... Но, видно, все-таки сказалось напряжение последней ночи... и предпоследней, и еще многих томительных ночей до - в самый ответственный момент не выдержал какой-то нерв и, не успев добраться до вершины, вспыхнул жалкой паутинкой по всему телу, которое сразу стало невесомым и пустым.