Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 8

VI

Для создания широкой панорамы будущего светлого мира, основанного на коммунистических началах, больше всего сделали советские писатели - это можно заявить без всяких преувеличений. Конечно, "Астронавты" и "Магелланово облако" Станислава Лема написаны раньше, чем "Туманность Андромеды" И. Ефремова - первая ласточка новой советской фантастики. Но мир будущего в этих первых романах Лема показан в известной мере косвенно (ибо действие в обоих романах происходит преимущественно вне Земли). Лем тут еще не подымает многих проблем социологии, психологии, этики, которые впоследствии становятся для него важнейшими. А в более поздних романах Лем решает эти проблемы, так сказать, "от противного", показывая либо путь, заведший человечество в тупик ("Возвращение со звезд"), либо наглухо изолированный очаг ненависти и военной истерии, живущий своей призрачной, зловещей жизнью среди уже свободного мира ("Дневник, найденный в ванне"), либо ставит вопросы этики будущего на трагически обостренном конфликте, не касаясь проблем социального устройства ("Соларис"). Так что при всем громадном значении этих романов Лема для развития современной утопии (да и вообще современной литературы!) вклад советских фантастов в этот жанр трудно переоценить. "Туманность Андромеды" потому и вызвала такой пламенный интерес у читателей не только в нашей стране, но и за рубежом, что тут впервые и очень смело, с большим размахом, с подлинной глубиной мысли была сделана попытка нарисовать мир далекого будущего - нарисовать, так сказать, в упор, прямо нацелив объектив своего телескопа на этот грядущий мир и стараясь разглядеть его важнейшие черты. Разумеется, такая попытка могла увенчаться успехом лишь у художника, стоящего на позициях материалистической диалектики, на позициях коммунизма. В "Туманности Андромеды" есть великолепно сделанные картины, смелые зарисовки, но образы героев получились схематичными, бледными, речь их, несмотря на включенные в нее фантастические термины, отдает архаикой и сентиментальной насыщенностью. Но смелость мысли, полет фантазии, философская глубина делают "Туманность Андромеды" произведением весьма значительным, ярким, оригинальным. Об этом романе много спорили и вообще много писали. Поэтому здесь нет смысла давать подробный анализ этой блестящей утопии (в противном случае это было бы просто необходимо). Следует лишь отметить некоторые важнейшие ее черты. Мир, созданный воображением И. Ефремова, подлинно велик и прекрасен, даже неудачные разговоры героев на "личные" темы не могут погасить этого впечатления грандиозности и гармоничности, которое возникает при чтении "Туманности Андромеды". Пускай не все детали этой гигантской панорамы будущего прочерчены достаточно ясно и убедительно - целое существует! Хотя в изображении этого мира вполне естественно преобладают светлые тона, в нем отсутствует слащавая идилличность. Это - мир смелых мыслей, сильных чувств, мир, где есть место подвигам; точнее говоря, - o это мир, органически включающий в себя подвиги, героизм, творческие дерзания, а значит, и высокие трагедии. Многое из того, что приводит к трагедиям и смертям в нашу эпоху, эти "стаи сердце раздиравших мелочей" там, в царстве свободы, потеряли свою власть над человеком. Но остается трагедия ученого, который решился на отчаянный эксперимент, на прорыв сквозь пространство и время и заплатил за это жизнью своих товарищей; остается глубокая душевная драма человека, ради спасения которого любящая женщина пошла на смертельный риск, и трагедия героев, навсегда расстающихся с горячо любимой Землей, - настоящие высокие трагедии, а не мещанские слезливые драмы и не приторные идиллии. Естественно, что такой мир обеспечивает подлинное, гармоническое развитие индивидуальности, расцвет мысли и таланта, усиление творческой энергии. И потому веришь даже этим приблизительным наброскам образов героев, соглашаешься с замыслом автора: да, люди этого мира должны быть сильны и прекрасны, да, примерно так они должны действовать в таких обстоятельствах. На основании того, что дает автор, можно многое домыслить и переосмыслить в словах и делах героев, несмотря на незавершенность их образов. Да и вообще - кому под силу детально, пластично воссоздать психику и взаимоотношения людей, которые появятся в мире лишь через многие века? Это - задача, практически невыполнимая в художественном плане, и вполне естественно, что И. Ефремов в этих сценах добивается гораздо большего как публицист, чем как художник. Однако едва ли не самое сильное обаяние мира "Туманности Андромеды" заключается в том, что мир этот широко открыт в будущее, весь устремлен в будущее. Его мощная гармония вся проникнута движением, соткана из непрерывного движения. Почти все утопии прошлого рисовали осуществление идеала, достижение цели и счастливую успокоенность. "Туманность Андромеды" прославляет не завершение, а стремление, не точку, поставленную со вздохом облегчения, а линию, которая светлым пунктиром уходит все дальше, прорезая тьму грядущего. Эпиграфом к этой книге могли бы служить строки Валерия Брюсова:

Разве есть предел мечтателям? Разве цель нам суждена? Назовем того предателем, Кто нам скажет - здесь она!

"Туманность Андромеды" знаменует собой начало развития современной советской утопии. Вслед за ней появились другие книги, авторы которых пытаются представить себе облик будущего, основанного на коммунистических началах. Наиболее плодотворно и активно работают в этом направлении Аркадий и Борис Стругацкие. Их романы и повести "Возвращение", "Попытка к бегству", трилогия "Страна багровых туч", "Путь на Амальтею" и "Стажеры", "Далекая Радуга", а также некоторые рассказы ("Белый конус Алаида", "Почти такие же", "Частные предположения" и др.) в целом очень широко и детально обрисовывают мир будущего, каким он видится этим авторам. Мир этот, разумеется, не противоречит в принципе миру "Туманности Андромеды" - ведь идейная основа тут одинакова; но конкретный его облик совершенно иной и обрисован иными приемами. Прежде всего мир Стругацких кажется более близким к нашей эпохе, чем мир Ефремова. Так оно, собственно, и обозначено авторами: в "Туманности Андромеды" действие происходит примерно через 2000 лет после наших дней, а "Возвращение" Стругацких имеет подзаголовок: "Полдень, 22-й век". Впрочем, следует сразу оговориться: в мире Стругацких есть свое движение времени. Действие трилогии происходит в конце XX - начале XXI века; ее главные герои - Быков, Крутиков, Юрковский, Дауге появляются в "Стране багровых туч" молодыми, а в "Стажерах" мы видим их уже ветеранами космоса, стареющими людьми. Основное время действия в "Возвращении" - XXII век, но оттуда переброшены мостики в прошлое, ко временам трилогии, и в будущее к той эпохе, о которой идет речь в "Попытке к бегству". (Это уж не говоря о том, что "Попытка к бегству" захватывает в свою орбиту и эпоху второй мировой войны, и эпоху феодализма). Рассказы тоже относятся к разным эпохам, подключаются, как штрихи, к той или иной картине будущего. Поэтому в мире Стругацких очень отчетливо ощущается бег времени, движение во времени, которое И. Ефремов лишь намечает как тенденцию. Но дело не только в этом различии, хоть и оно весьма характерно. Мир Стругацких вообще отличается пластичностью, предметностью, он гораздо более ощутим, реален, обжит, чем величественная панорама "Туманности Андромеды". Это впечатление идет прежде всего от образов героев - они обрисованы вполне реалистично, без всякой внешней приподнятости, торжественности. Говорят герои Стругацких тоже простым, ничуть не возвышенным языком, частенько чертыхаются, еще чаще смеются и острят - у них прекрасно развито чувство юмора. Сила воображения у Стругацких развита не меньше, чем у Ефремова, но применяют они эту силу несколько в иных целях - чтоб добиться максимальной иллюзии реальности того мира, который пока существует лишь в их воображении, чтоб заставить читателей дышать воздухом этого далекого мира, видеть его небо, его здания, его обитателей, ходить по его дорогам и слушать его голоса. Конечно, выигрывая в точности и пластичности, Стругацкие по сравнению с Ефремовым проигрывают в смелости обобщений, в широте перспективы; однако их подход к теме имеет настолько явные преимущества, что с таким проигрышем есть смысл примириться. В самом деле, исходя из того, что и в XXI, и в XXII, и в последующих веках люди изменятся не так уж сильно, будут "почти такие же", Стругацкие сразу получают возможность применять для создания образов своих героев богатейший арсенал реалистической поэтики, в том числе и поэтики Хемингуэя, которая им явно импонирует. Придирчивые критики могут сколько угодно попрекать Стругацких за "приземленность" их героев: это не приземленность, а заземление, которое придает жизненную достоверность и правдивость их образам. Что же происходит в мире Стругацких? В конце XX - начале XXI века в этом мире, где межпланетные полеты уже вошли в привычку и начинается эра межгалактических экспедиций, все еще существует капитализм. Нет, это не то состояние "холодной войны", в любую минуту грозящее атомным взрывом, которое нарисовал Ф. Дюренматт. Это сосуществование, постоянная борьба во всех формах - от добродушной по тону, хоть и серьезной по существу перепалки (разговор Ивана Жилина с барменом Джойсом) до стычки с применением оружия (Юрковский и Жилин на Бамберге). Но это - сосуществование уже давно не на равных правах. Капитализм одряхлел и шаг за шагом отступает по всему фронту. "Да, да, коммунизм как экономическая система взял верх, это ясно, - говорит инженер американской компании Ливингтон. - Где они сейчас, прославленные империи Морганов, Рокфеллеров, Круппов, всяких там Мицуи и Мицубиси? Все лопнули и уже забыты. Остались жалкие огрызки вроде нашей "Спейс Перл", солидные предприятия по производству шикарных матрасов узкого потребления... да и те вынуждены прикрываться лозунгами всеобщего благоденствия". Картина будущего выглядит тут, пожалуй, чересчур идиллично. Однако авторы устами того же героя напоминают о реальной опасности, против которой придется долго бороться и после того, как коммунизм победит во всем мире. "Мещанство. Косность маленького человека. Мещан не победить силой, потому что для этого их пришлось бы физически уничтожить. И их не победить идеей, потому что мещанство органически не приемлет никаких идей... Я не знаю, куда вы намерены девать два миллиарда мещан капиталистического мира. У нас их перевоспитывать не собираются. Да, капитализм - труп. Но это опасный труп". Рассуждения Ливингтона во многом правильны. Но они ошибочны в исходной позиции: он считает, что "средний" человек - мещанин от природы, в каких бы условиях он ни жил, что мелкособственническое свинство и равнодушие имманентные свойства человека и тут уж ничего не поделаешь. В XXIII веке не остается даже следов ни капиталистического строя, ни мещанства. О последних капиталистах-продуцентах "шикарных матрасов" помнят только их современники-звездолетчики, благодаря парадоксу времени очутившиеся в XXII веке. В романе "Возвращение" мы видим счастливое, сильное, красивое человечество. Очень счастливое, но опять-таки ничуть не напоминающее ни карамельный рай, которым восхищается Ян Вайсс, ни тот внешне безмятежный и веселый, но неизлечимо больной мир, против которого страстно предостерегает Станислав Лем. Это мир, родственный ефремовскому, - устремленный в будущее, полный смелых замыслов и смелых дел, мир очень разнообразный, очень жизнерадостный и веселый, мир, многое познавший, но страстно стремящийся к новым высотам знания, - словом, мир, жить в котором очень хорошо и интересно. И показан этот мир в "Возвращении" тоже широко, по принципу панорамы, медленно проходящей перед глазами пришельцев из прошлого (классический прием утопии!). Штурман Кондратьев и врач Славин, единственные уцелевшие члены экипажа "Таймыра", вовсе не чувствуют себя несчастными, попав в это будущее, процесс акклиматизации у них проходит легко и довольно быстро: ведь они попали не в чужой и враждебный мир, как Эл Брегг в "Возвращении со звезд" Лема, - нет, они оказались среди своих. О более далеких веках Стругацким, пожалуй, не удается рассказать с такой же яркостью и убедительностью. Тут сказывается известная ограниченность избранной ими манеры (впрочем, опять-таки, выбор тут невелик - либо чистая публицистика, либо максимальное сближение с нашим уровнем реакций и восприятии). Мы допускаем, что люди начала XXI века будут очень похожи на нас. Талант авторов заставляет нас верить и тому, что эти люди, попав на столетие вперед своей эпохи, освоятся там легко и безболезненно, что опять-таки их психика не будет существенно отличаться от психики "правнуков". Но разница между людьми XXI и XXII веков все же ощущается в романе достаточно ясно, и доверие читателя не нарушается. Но когда оказывается, что и в последующие века человечество ничуть не меняется (а если и меняется, то не всегда разберешь, к лучшему ли, ибо наш современник Саул выглядит в общем-то умней, благородней и смелей тех обитателей далекого века, с которыми он сталкивается в "Попытке к бегству", хотя Вадим и Антон, бесспорно, милейшие ребята), то это уже заставляет задуматься: полно, так ли это будет? Ведь человеку XVIII века пришлось бы очень нелегко в нашем XX (а уж тем более - жителю, скажем, XV века!). А темпы развития все ускоряются, и даже за ближайшие пятьдесят лет человечество изменится весьма существенно, ибо изменятся условия его существования. Что же будет через двести лет и еще позже? Нет, философская правота здесь на стороне Лема - человечество будет непрерывно меняться и будущее нельзя строить по мерке настоящего, оно будет совсем иным. Но, с другой стороны, что же делать художнику, желающему изобразить будущее и людей будущего, желающему приподнять хоть уголок завесы над светлым миром коммунизма? Следует ли ему отказываться от этого намерения, если он даже и знает заранее, что не все ему удастся в равной мере? Нет, это было бы глубоко неправильно. Миру - всему миру, а не только Советскому Союзу - нужны картины светлого будущего, в которое приходится грудью прокладывать дорогу. И значение таких книг, как "Туманность Андромеды" И. Ефремова или "Возвращение" А. и Б. Стругацких, далеко выходит за рамки искусства. Это - умная, страстная, искренняя проповедь идеалов коммунизма, рассказ о том, к чему приведет осуществление этих идеалов, какая великолепная, яркая, глубоко интересная жизнь откроется перед человечеством, когда оно уничтожит войны и эксплуатацию. Книги эти активно участвуют в битве идей, идущей сейчас во всем мире.