Страница 2 из 8
II
Исследователи далеких будущих времен, изучая крайне обширную и разнообразную литературу нашей эпохи, посвященную предвидению будущего, вероятно, будут поражены - до чего противоречивый, двойственный облик грядущего встает из этой гигантской груды книг. Впрочем, они вспомнят, каким трагически противоречивым был мир в наши дни, и поймут, что в наших представлениях о будущем неизбежно отражалась эта противоречивость окружавшей нас действительности и что колорит картины будущего, которую рисовал художник, целиком зависел от той позиции, какую занимал этот художник по отношению к настоящему. Это обстоятельство, кстати, тоже мешает говорить о прочных традициях жанра утопии, о его естественном и непрерывном развитии от Томаса Мора до наших дней. В современных предвидениях будущего очень часто, даже в большинстве случаев, вовсе не рисуется идеальный, светлый, пусть и недостижимый реально мир; наоборот, перед мысленным взором многих буржуазных художников неотвязно стоят зловещие картины гибели всего живого на планете или не менее зловещие образы "упорядоченного", полностью порабощенного, механизированного мира - мира, каким он не должен, не смеет и все же может стать при известных условиях. Эти мрачные, трагические предвидения, порожденные реальными противоречиями нашей эпохи, очень трудно называть мирным и светлым именем утопии. И потому, что они рисуют, так сказать, "антиидеал", и потому, что опасения их авторов, увы, вполне понятны, - ведь человечество сейчас и борется за то, чтоб эти опасения не оправдались. И если уж говорить о подлинных истоках современной утопии, то надо отметить, что истоки эти находятся довольно близко от нашей эпохи - в последней четверти XIX века. Следует вспомнить в этой связи роман американца Эдуарда Беллами "Взгляд назад" (1888) и английский ответ на него - "Вести ниоткуда" Уильяма Морриса (1890), эту философскую полемику марксиста против наивного, мещанского понимания социализма. Поэтическое описание "царства свободы" у марксиста Морриса (родственное знаменитым "снам" в романе Чернышевского "Что делать?") - это еще утопия в прежнем понимании слова: счастливый мир, который пока можно увидеть лишь во сне. "...Я все время сознавал, что наблюдаю новую жизнь со стороны и что я все так же опутан предрассудками, заботами и недоверчивостью своего времени, времени сомнений и борьбы", - говорит герой. И счастливые люди будущего отвечают ему: "Ты настолько принадлежишь несчастному прошлому, что даже наше счастье было бы тебе в тягость... Ступай обратно и будь счастлив тем, что, увидев нас, ты можешь внести немного надежды в свою борьбу". И вместе с тем "Вести ниоткуда" - это мостик, хоть и очень шаткий, к тому, что делает современная фантастика. Роман Беллами тоже неполностью противоречит утопиям прежних времен: ведь, в представлении автора, мир, нарисованный им, является идеальным, автор воплощает свою мечту. Другое дело, что мечта эта вызвала неодобрение уже у более передовых современников Беллами, а тем более не восхищает нас. Но ведь с нашей точки зрения, например, и "Город Солнца" Томазо Кампанеллы весьма далек от идеала. Хорошо, нечего сказать, мир, в котором сохраняются войны, постоянные армии, рабовладение (по отношению к военнопленным), казни (только нет официальных палачей, а есть коллективная, "демократическая" форма казни: весь народ побивает преступника камнями)! Так что расхождение между авторской и нашей оценкой явлений не мешает зачислить роман Беллами по рангу "традиционных" утопий. А вместе с тем в этом романе содержатся в зародыше многие идеи современной американской фантастики. И слияние всех трестов в один (образ гигантской монополии, возникающей в наше время!), и высокое развитие техники, и явно отстающее от него развитие человеческой личности - все это черты, предвещающие многие и многие современные произведения. Еще резче сказываются эти черты в интересной по замыслу, хоть и плохо написанной серии романов Альбера Робида "Двадцатый век". Хоть у Робида отчетливо звучит юмористическая, пародийная нота, но по сути дела он считает, что техника задавит человека, что он станет придатком к машине. Даже социальный оптимизм Жюля Верна в последний период окрашивается явственно звучащими нотами тре-воти за судьбу человечества. Рядом с идеальным городом Франсевиллем в романе "Пятьсот миллионов бегумы" (1879) возникает зловещий Штальштадт герра Шульце, чьи идеи так родственны идеям гитлеровского райха. Та же тревожная нота звучит и в его романах "Плавучий остров" (1895), "Флаг родины" (1896), "Вечный Адам" (опубликован посмертно). И уже не предвестниками утопии нашей эры, а первыми ее шагами являются романы Герберта Уэллса, в первую очередь "Машина времени (1895), "Когда Спящий проснется" (1899), "Война в воздухе" (1908), "Мир будет свободным" (1914). В них уже заложены основные отличия современной утопии от утопий прежних веков. Ведущие противоречия нашей эпохи в то время начали обозначаться с ясностью, достаточной для зоркого и проницательного художника. В этих романах и теоретических работах Г. Уэллс еще до начала первой мировой войны высказал свою тревогу за судьбы человечества, если оно пойдет по неправильному пути. Страшный мир морлоков и элоев в "Машине времени" - это противоречия капиталистического мира, доведенные до своих логических крайностей. "Когда Спящий проснется" - то же, но в более близком к нам времени, и с выходом социальным взрывом, революцией, которая была бы уже невозможна для выродившихся морлоков, но вполне естественна для порабощенных, измученных людей. Хотя диктатор Острог и убежден, что дни демократии навсегда миновали, что прошли времена, когда народ мог делать революцию, но его рассуждения о правящей расе господ, о сверхчеловеке, который имеет право на власть (как часто слышали мы эти слова позднее, в жизни, какое ужасное применение нашла эта ницшеанская теория в практике фашизма!) - эти рассуждения опровергаются ходом событий, победоносной революцией, которая сметает Острога. "Война в воздухе" и "Мир будет свободным" - предвещание гибели существующего строя в разрушительной войне (предсказана даже атомная война - одна из коронных тем современной буржуазной фантастики!). Идеи технократии, вспослед-ствии воплощенные, например, в сценарии "Облик грядущего" (1935), тоже высказаны уже в самых первых трактатах Г. Уэллса "Предвиденья о воздействии прогресса науки и техники на человеческую жизнь и мысль" (1901) и "Современная утопия" (1905). Г. Уэллс был, конечно, не одинок. Наиболее передовые люди буржуазного общества в то время уже предвидели неизбежную гибель своего мира. Правда, в "Острове пингвинов" (1908) Анатоля Франса картина анархической революции и разрушения цивилизации завершается новым возрождением все того же буржуазного общества, тех же гигантских городов-муравейников, тем же порабощением миллионов тружеников. Те же идеи высказаны в "Алой чуме" (1913) Джека Лондона: "Снова изобретут порох, - говорит старик, переживший гибель своей цивилизации. - Это неизбежно: история повторяется. Люди будут плодиться и воевать. С помощью пороха они начнут убивать миллионы себе подобных, и только так, из огня и крови, когда-нибудь в далеком будущем возникнет новая цивилизация. Но что толку? Как погибла прежняя цивилизация, так погибнет и будущая". Но в "Железной пяте" (1908) Джек Лондон дает другой вариант решения: революция, героизм и самоотвержение трудящихся, которые идут на штурм твердынь правящего класса и после жестокой и упорной борьбы добиваются победы. В те же годы наш соотечественник Валерий Брюсов, предвидя и приветствуя гибель капиталистического общества, писал: