Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 16



– Ого! – восхитилась Алиса, а Юля бросила на портрет полный пиетета и уважения взгляд.

– Это далеко не все его таланты, уверяю вас! Ведь он родственник шотландских королей, его предки бежали из Англии от преследований со стороны Кромвеля. Вот так-то, сударыни мои. И был Брюс инженер, математик и астроном, знахарь и топограф, и военный, и дипломат…

Серебряков подошел к портрету и жестом гида показал на Брюса. Граф стоял, повернувшись в три четверти к зрителю, выставив далеко вперед сухую старческую руку с тростью.

– Вот, обратите внимание, девочки… Видите, здесь в набалдашнике углубление имеется? Никак не могу понять его назначение. Зачем это нужно? Как вы думаете, что это значит?

– Ну если есть углубление, то его, по идее, надо чем-нибудь заполнить, – сказала задумчиво Алиса.

– Я совершенно того же мнения, – воскликнул профессор. – Гениально сформулировано! Вопрос поставлен правильно – чем его заполнить?

Алиса немного смутилась, потому что, по ее мнению, сказала банальность, а дальше что? Она бросила растерянный взгляд на подругу, но та только развела руками.

– Эта трость, девочки, – продолжал Серебряков, – отнюдь не обыкновенная палка с красивой резьбой по дереву и инкрустацией серебром и золотом. Это мощный магический артефакт, по сути волшебный жезл. Кстати, ты меня натолкнула на хорошую идею, Алиса, надо бы ее обдумать на досуге… Вполне возможно, что жезл как магическое устройство состоит не из одной детали. Ну-с, не пора ли закончить нашу экскурсию и приступить к более серьезному занятию?

Профессор весело улыбнулся и пригласил девочек на кухню – пить чай с пряниками.

Владимир Малышкин раскинулся в кресле начальника информационно-аналитического отдела. В огромном кабинете, скупо обставленном эргономичной современной мебелью скучного серого цвета, он был не один. Ведь рядом сидела подвижная, как птичка, и такая же хрупкая Нина Водорябова. Она каким-то непостижимым образом ориентировалась в нагромождении бумаг на столе, одновременно кликала на клавиатуре и говорила по телефону. А Владимиру было просто дурно от усталости. Кресло было мягкое и такое удобное, что его стало клонить в сон. А позволить себе уснуть он не мог, так как это было бы проявлением невоспитанности. Но у Малышкина продолжали слипаться глаза, и это не ушло от Ниночкиного внимания.

– Хочешь кофейку? – ласково спросила она, улыбнувшись, как Чеширский Кот.

– Ой, пожалуйста, если можно… Что-то я совсем засыпаю.

– Сейчас, сейчас, – прочирикала Водорябова и щелкнула кнопочкой на чайнике, стоявшем на приставном столике.

Как же хронически не везло в жизни Ниночке Водорябовой! Она сама себя называла «один шаг до счастья». Еще в школе золотая медаль досталась не ей, хотя все учителя прочили в медалистки именно ее. Если она вместе со страшненькой подружкой знакомилась с интересным парнем, то подружка шла под венец, а она, Ниночка, в лучшем случае выступала как свидетельница, хотя сначала, как правило, интересовались именно ею. И так далее и тому подобное…

На работе ей часто приходилось вкалывать за других, и лавры опять-таки доставались не ей. Вот и сейчас Ниночка по идее должна быть на месте Корделии Малышкиной, но опять не судьба! А в личной жизни – провал за провалом. Хорошо, что старушка-соседка надоумила ее обратиться за помощью к знающему человеку! Сейчас, сейчас… Уж хотя бы муж Малышкиной ей достанется! Как он живет с этой Корделией? Сразу видно, что она пилит его не переставая и совсем не ценит. А он, между прочим, такой милон! Похож чем-то на актера Александра Стриженова-младшего, такой же полненький и симпатичный.

Воровато обернувшись на Владимира, Нина незаметно насыпала в кофе какой-то зеленый порошок и старательно размешала ложечкой. А затем с кокетливой улыбкой подала Малышкину чашку, из которой он принялся с энтузиазмом прихлебывать.



– Волшебный кофе! – удивленно сказал Владимир. – Как называется?

– Ой, что ты, Владимир Владимирович! – смущенно хихикнула Ниночка Водорябова. – Обычный «Нескафе»!

– Не может быть! – поразился Малышкин. – Никогда бы не сказал! – Он внимательно посмотрел на Нину. – Слушай! А ты отлично выглядишь сегодня! Прямо красавица.

«Началось! – подумала Нина. – Вот оно, торжество справедливости».

Она с готовностью расплылась в улыбке:

– Ты мне тоже нравишься! – сказала она, подсаживаясь поближе.

Малышкин смутился и даже немножко покраснел. Ниночка Водорябова давно оказывала ему знаки внимания, и хотя фамильярность не считалась дурным тоном в отношениях работающих на телестудии людей, Владимир старался себя вести нейтрально со всеми, особенно с женщинами. Корделия неимоверно ревнива и сразу удалит отсюда любую соперницу, используя свой статус звезды, а Малышкину не хотелось, чтобы кто-нибудь из-за него лишился работы. Но сегодня ему почему-то было особенно приятно находиться рядом с Ниной, и он был не прочь не только поболтать с ней, но даже пофлиртовать. Почему он не замечал раньше, насколько это умная и красивая девушка?

В голове мелькнула крамольная мысль о служебном романчике, но Владимир постарался загнать ее подальше, на самый край сознания. Не в его правилах было заводить романы на стороне.

Чаепитие у профессора Серебрякова приближалось по сложности к китайской чайной церемонии. Прямо ритуал какой-то! Алиса с Юлей уже второй час сидели за круглым столом на огромной кухне. По сравнению с кабинетом кухня выглядела пустоватой и была тщательно прибрана. Мебель была старой, потемневшей от времени и очень массивной. Такие темного дуба резные стулья и буфеты девочки видели только в музее на Волхонке. И чайник, и чашки тоже были старинные и очень красивые, темно-синие с почти стершейся золотой полосой по краю. Алиса громко восхитилась тончайшим фарфором, и профессор довольно улыбнулся.

– Люблю все старое, – добродушно закивал он седой головой, – хотя старость – сомнительное преимущество. Смотрю я на вас, девочки, и глаз радуется! Вы такие разные, одна беленькая, другая черненькая, а вот похожи, большеглазые такие – сразу видно, что подружки. Это вы специально так одеваетесь, одна в красном, а другая в голубом?

– Да нет здесь никакой зависимости, – пояснила Юля, одергивая короткую голубую майку, – просто это наши любимые цвета, и мы… – Договорить она не успела, потому что ее перебила Алиса:

– Извините, Вилен Стальевич, а в какой области вы профессор?

– Какие тут могут быть секреты! – воскликнул Серебряков, соскучившийся по благодарным слушателям, и подвел девочек к висевшим на стене в гостиной в застекленных рамках дипломам и грамотам. – Вот видите, этот патент я получил за разработку устройства для перемещения предметов в пространстве. Это высшее мое достижение за всю мою карьеру, хотя, может быть, не все с этим согласятся. А вот этот кубок, – он показал на позолоченный сосуд в виде чаши с двумя витыми ручками по бокам, стоявший на отдельном столике, – этот кубок я получил на первенстве МГУ по шахматам…

Он отрекомендовался бывшим ученым, геофизиком по профессии и изобретателем по призванию. А затем с необыкновенной грустью перечислил свои многочисленные ученые степени, звания и премии. Его научная карьера с самого начала развивалась вполне благополучно, но с недавних пор ему стало тесно в рамках официальной науки. Профессора так влекло к себе все непознанное и необъяснимое, что он волей-неволей сошел со столбовой дороги науки на ее обочину.

Сначала Серебряков заинтересовался давно отброшенной в сторону теорией флогистона, а затем и вовсе перешел на позиции квантовой магии, или магии света, первым вступив в эту область неизведанного. Он разработал новую теорию, с позиций которой совершенно оригинальным способом объяснял сущность флогистона, энергетического начала, необходимого для путешествий в пространстве и времени. И этим поставил себя вне закона. Бывшие коллеги, не стесняясь его присутствием, выразительно крутили пальцем у виска, а потом и вовсе ополчились на него. В конце концов Серебряков забросил геофизику и отдалился от прежних знакомых, а те стали относиться к нему как к чудаку и ересиарху. Зато теперь уже ничто не мешало профессору предаваться своей страсти и дышать архивной пылью.