Страница 6 из 7
Следующий семинар, в котором я принял участие, касался экономического развития и бедности. Первое, что я сказал его участникам: «Я мало что смыслю в мировой экономике». Поэтому здесь я в основном слушал, для меня это было самое скучное заседание (смеется). Однако я выразил свою точку зрения относительно бедности в Африке. Мне доводилось бывать в Африке, и я видел это своими глазами.
Я сказал, что колоссальный разрыв между богатыми и бедными странами недопустим как с нравственной, так и с чисто практической точки зрения. Этот разрыв необходимо устранить, но инициатива должна исходить от бедных стран, они обязаны упорно трудиться и прилагать усилия. Богатые страны могут предоставлять им возможности, но работа – это их дело. Я обнаружил, что африканское население страдает от неуверенности в себе, и в этом источник их проблем. Нужно дать им образование, которое помогло бы им обрести уверенность и начать упорно трудиться. Только в этом случае можно надеяться на позитивные перемены.
Я также выступил с предложением к лауреатам Нобелевских премий, мыслителям и ученым. С моей точки зрения, именно они могут стать подлинными «вестниками мира», ведь у людей есть доверие к личностям такого масштаба. В будущем, если где-нибудь на земле будет назревать конфликт, они должны принимать самое активное участие, чтобы как-то изменить ситуацию.
В этой связи я рассказал им одну историю. Незадолго до начала иракского кризиса мне пришло письмо, в нем говорилось, что я должен отправиться в Багдад и предотвратить назревающий кризис. Тогда я счел это предложение нереалистичным. У меня нет никаких связей с Ираком или Саддамом Хусейном. Я там никого не знаю. Даже если я приеду в Ирак, к кому я обращусь? Возможно, мне даже чая там не предложат. Так мне тогда казалось. Однако миллионы людей активно выступили тогда против насилия. Видя это, я подумал: возможно, одних только демонстраций протеста недостаточно, чтобы решить проблему. И я тотчас же вспомнил – Нобелевские лауреаты, ученые, мыслители! Люди, к которым даже Саддам Хусейн питает доверие. Знает, что они не солгут, ибо не являются представителями тех или иных государств или политических партий. Их единственное устремление – мир на земле. Быть может, они сумеют создать почву для переговоров, и конфликт будет устранен. Я был тогда весьма уверен, что это возможно. Впоследствии я говорил об этом с Нельсоном Манделой.
Помимо участия в этих семинарах я также встречался с мусульманскими учеными, главами греческой православной церкви. Мы провели очень продуктивный межрелигиозный диалог. Я также встречался со студентами, все они говорили по-английски и были очень хорошо подкованы.
Недавно, когда избирали нового Римского Папу Бенедикта XVI, ему был задан вопрос, как он относится к современной европейской культуре. Бенедикт XVI ответил, что современная культура не имеет никакого отношения ни к христианству, ни к любой другой религии мира. Что вы думаете по поводу буддизма и современной культуры? Не боитесь ли вы проникновения современной европейской культуры в культуру Тибета?
Я не слышал такого высказывания Бенедикта XVI. Я всегда думал, что современная культура – это то, что касается внешней стороны вещей: зданий, одежды, песен… Важным аспектом современной культуры также являются новые технологии и индустриализация, то есть материальные аспекты. Религия же, будь то христианство или буддизм, в основном работает с миром идей. Так что я не вижу здесь почвы для столкновений.
Материальное и духовное развитие – это две отдельных плоскости: внешняя и внутренняя. Для развития человечества нужно и то, и другое. Материальный прогресс, на мой взгляд, вовсе не обязательно должен означать отказ от духовности. Никакие новые технологии никогда полностью не заменят человека. Никакие новые технологии не решат наших внутренних эмоциональных проблем. Только мы сами можем избавить себя от них. Если мы – христиане, то молимся богу, если буддисты – применяем аналитическую медитацию.
Если я, буддист, стану говорить, что новые технологии нам ни к чему, то это будет звучать глупо. Технологии нужны. Благодаря им вы все быстро добрались сюда. А иначе пришлось бы купить ослика и несколько лет ехать от Москвы до Дхарамсалы. Технологии облегчают жизнь. Даже религиозным лидерам нужны динамики и микрофоны, чтобы выступать перед верующими. Пожалуй, единственное исключение – созерцатели, которые занимаются медитацией высоко в горах. Вот им не нужны технологии, всем остальным без них не обойтись.
Существуют также радикальные материалисты, которые полностью отвергают духовные ценности. Это другая крайность. Я обычно стараюсь предложить некий третий путь, который бы проходил в стороне от слепой веры и радикального материализма. И путь этот основан на общечеловеческих ценностях, которым мы учимся у наших матерей, когда те окружают нас любовью. Мы учимся у них проявлять заботу друг о друге. И это то, чего не дадут никакие технологии.
В действительности, общечеловеческие ценности являются сердцем любой религии, но можно следовать им и, не являясь верующим человеком. Посмотрите на ребенка, вот он родился, у него еще нет никакой веры, но уже есть привязанность и любовь к матери. Это основа выживания.
В своих выступлениях вы часто говорите о том, что не добиваетесь полной независимости Тибета и согласны оставаться в рамках «большой автономии». Актуален ли в этом контексте лозунг «Free Tibet», который по сей день используют многие международные организации, лоббирующие интересы Тибета?
Слово «свобода» имеет много оттенков смысла. Его можно понимать, как «независимость», а можно – как «свободу в рамках автономии». Я обычно говорю об «определенной степени свободы», и это означает автономию. В этом наша цель. Однако официальные лица Китая продолжают обвинять меня в том, что я лишь прикрываюсь словом «свобода», а, в действительности, имею в виду независимость. Но это не так. Я остаюсь целиком и полностью верен провозглашенной мною политике Срединного Пути.