«Б» – значит безопасность

– Вы меня звали?

– Нет-нет, все в порядке. Просто нашла то, что искала.

– А-а. Поздравляю.

Беки исчезла. Я сунула паспорт в глубь нижнего ящика стола и заперла его на ключ. Слава Богу, нашелся. У меня словно камень с души свалился. Увидев в этом добрый знак, приободренная, я решила поработать над своими отчетами, достала портативную пишущую машинку и поставила ее на стол. Было слышно, как Беки в ванной гремит инструментами; через несколько минут она снова высунула голову в дверь.

– Эй, Кинси. Окошко здорово раскурочено. Хотите, чтобы я все поправила?

– Конечно. Почему бы нет? – ответила я. – Если получится с окном, у меня для вас еще найдется кое-какая работенка.

– Отлично, – сказала она и исчезла.

Послышался скрежет – видимо, она снимала раму с петель. Ее бьющая через край энергия и энтузиазм начинали действовать мне на нервы. Что-то хрустнуло.

– Пусть вас не смущают эти звуки! – крикнула Беки из ванной. – Один раз я видела, как это делал мой папа, – раз плюнуть!

Спустя какое-то время она показалась в очередной раз, робко – чуть ли не на цыпочках – пересекла комнату и, приложив пальчик к губам, заговорщически зашептала, словно почему-то решив, что причинит мне меньше неудобств, если будет говорить как можно тише:

– Простите, что пришлось вас побеспокоить. Мне надо взять проволоку в машине. Вы можете не вставать.

Я закатила глаза к потолку и продолжала печатать. Через три минуты она постучала в дверь. Мне пришлось подниматься из-за стола, чтобы впустить ее. Она еще раз на ходу извинилась и снова обосновалась в ванной. Я написала сопроводительное письмо Джулии и занялась бухгалтерией. Бам, бам, бам – доносилось из ванной: Беки стучала своим верным молотком.

Прошло несколько минут, и она предстала передо мной:

– Готово, работает. Хотите проверить?

– Минуточку. – Я допечатала адрес на конверте, встала и направилась в ванную. Наверное, так оно и бывает, когда в доме маленький ребенок. Шум, гвалт, то и дело приходится отвлекаться, и от тебя постоянно требуют внимания. Женщина-Мать не переставала удивлять меня. Поразительная сила духа.

– Смотрите, – радостно произнесла Беки, поднимая фрамугу.

Прежде мне это давалось с трудом. Дойдя до середины, она вечно заедала, а потом неожиданно взлетала вверх и с грохотом ударялась о верхнюю раму, так что стекло только чудом оставалось на месте. Чтобы опустить фрамугу, мне приходилось чуть ли не виснуть на ней всем телом, медленно – дюйм за дюймом – добиваясь своего. Поэтому большей частью окно оставалось закрытым. Теперь окно открывалось как по маслу.

Беки беззаботно рассмеялась:

– Я же сказала, работает.

Я рассеянно уставилась на нее, потом перевела взгляд на окно. Мне в голову пришли сразу две идеи. Я вспомнила о докторе Пикетте с его рентгеном и снова подумала о словах Мэй Снайдер, которая говорила, что в тот вечер, когда убили Марти, она слышала какой-то стук.

– Мне срочно надо в одно место, – пробормотала я. – Вы ведь закончили?

Беки как-то сдавленно хихикнула тем робким, фальшивым смешком, который невольно вырывается, когда внезапно понимаешь, что твой собеседник немного не в себе.

– Да нет еще, – промямлила она. – Вы, кажется, говорили, что у вас еще есть работа.

– Завтра. Или как-нибудь на днях, – сказала я, тесня ее к двери.

Беки сделала обиженную мину:

– Я сказала что-то не то?

– Поговорим об этом завтра, – безапелляционным тоном заявила я. – Очень признательна вам за помощь.

Сев в машину, я снова отправилась в район Виа-Мадрина. Меня интересовал офис доктора Пикетта на Арбол-стрит. Я уже как-то видела его: один из тех одноэтажных, обшитых досками коттеджей, которые некогда были так популярны в этих местах. Большинство теперь переоборудованы в отделения компаний, торгующих недвижимостью, или в антикварные лавки, которые отличает от перенаселенных частных домишек лишь вывеска у входа.

Доктору Пикетту пришлось замостить несколько цветочных клумб, чтобы получилось некое подобие автостоянки. На ней была припаркована единственная машина – "бьюик", модель 1972 года, с престижными, сделанными на заказ, номерными знаками, на которых значилось "FALS ТТН". Я поставила свой "фольксваген" рядом, закрыла дверцу и, обойдя машину спереди, поднялась на крыльцо. Надпись на двери гласила: "ВХОДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА". Так я и сделала.

Все было примерно так же, как в моей старой начальной школе: те же покрытые лаком деревянные полы и запах овощного супа. На кухне кто-то гремел посудой и работало радио – передавали музыку кантри. В центре холла стоял деревянный стол, весь в царапинах, на нем – маленький колокольчик и табличка с надписью "ПРОСЬБА ЗВОНИТЬ". Я позвонила.

Справа от меня находилась приемная с простыми пластиковыми стульями и низкими столиками из клееной фанеры. На столиках были аккуратно разложены журналы, однако подписывались на них, видимо, очень давно. Среди прочих я заметила номер "Лайф" с фотографией Дженис Рул на обложке. Кабинет доктора Пикетта отделялся от приемной простой перегородкой. В открытую дверь я увидела старомодное черное кресло и белую фарфоровую плевательницу. Круглый столик на ножке, очевидно, вращающийся. На столике на куске белой бумаги, напоминавшей сервировочную салфетку, набор зубоврачебных инструментов, точно позаимствованных в музее стоматологии. Все-таки хорошо, что я пришла не затем, чтобы удалять зубной камень.

Слева вдоль стены стояло несколько допотопных деревянных ящичков для бумаг. Без присмотра. Я почувствовала, что во мне просыпается мелкий бес. Как примерная девочка, я еще раз позвонила. Музыка не смолкала. Я знала эту песню – ее слова всегда разбивали мне сердце.

На каждом ящичке имелась маленькая медная рамочка, а в рамочки были вставлены белые бумажные карточки с выведенными от руки буквами алфавита. На первом значилось "А – С", на следующем – "D – F". Дело в том, что старые ящики не закрываются. Бывает, конечно... но эти не закрывались. Мне уже наскучило слушать музыку... к тому же я могла ошибаться – зачем же попусту тратить чужое и свое время? Останавливало меня лишь то соображение, что в судах крайне щепетильно относятся к так называемой чистоте улик. Ты не имеешь права нечестными путями добывать информацию, которую в дальнейшем рассчитываешь представить в качестве вещественного доказательства от обвиняющей стороны. Это дело полиции – добывать улики, складывать их в пакетики, нумеровать и тщательно следить, кто имеет к ним доступ и где они хранятся. Это называется "цепь улик". Я об этом читала – знаю.

Я крикнула: "Йо-хо!" – и снова стала ждать, размышляя, является ли восклицание "йо-хо" таким же универсальным для большинства языков, как слова "мама" и "папа".

24

Появилась миссис Пикетт. По крайней мере я решила, что это именно она: дородная, с большим круглым лицом и вздернутым, как у мопса, носом, на котором сидели стеклышки очков без оправы. Она была в платье из темно-синего джерси с рисунком в виде белых стрел, которые разлетались во все стороны; волосы, стянутые резинкой в пучок на макушке, походили на маленький фонтанчик. Завидев меня, она смущенно одернула белый фартук.

– Мне показалось, я слышала, что кто-то пришел. Простите, не знаю вашего имени, – сказала она вкрадчивым, с легким южным акцентом голосом.

У меня была секунда, чтобы решить, стоит ли говорить правду. Протянув ей руку и представившись, добавила:

– Я частный детектив.

– В самом деле? – удивилась она. – Что же я могу для вас сделать?

– Да пока и сама толком не знаю, – сказала я. – Вы миссис Пикетт?

– Да, это так. Надеюсь, Джон ничего не натворил? – У нее были изысканные оперные интонации, придававшие некий драматизм ее словам.

Я покачала головой:

– Меня интересуют обстоятельства смерти одной женщины, которая жила в этом районе...

– Бьюсь об заклад, вы имеете в виду Марти Грайс.