Страница 88 из 239
— Собаки! — вслух выругался Валерий.
— Чего? — не расслышал Томмот.
— Собаки, говорю. Знают, что люди сутки ничего в рот не брали, и не дали хотя бы червячка заморить. Но теперь-то на них плевать! Я узнал, отец мой с семьёй находится здесь. Наедимся вволю! — И крикнул прохожему: — Стой-ка, друг! Не знаешь, где тут проживает старик Митеряй Аргылов?
Выйдя со двора штаба, Пепеляев с адъютантом едва не столкнулись со всадником. Конь, загнанный седоком, храпя, резко свернул и остановился, толкнувшись грудью в изгородь. Царапая пальцем кобуру, адъютант бросился заслонить собою генерала.
— Это штаб? — прохрипел с седла всадник.
— Кто такой?
— Подъесаул Наживин. От Артемьева с донесением.
— Давайте сюда!
— Велено командующему, лично в руки.
Пепеляев отстранил адъютанта:
Связной спрыгнул с коня и, узнав генерала, протянул ему пакет:
— Срочное…
Чуя неладное, Пепеляев нервно вскрыл пакет. В донесении значилось:
«Отряду красных из Петропавловского с командиром Стродом во главе на местности Суордах удалось миновать нашу засаду. Было предположение, что они, узнав о засаде, повернули назад в Петропавловское. Но оказалось, что они обошли нас окольной дорогой. Сейчас отряд Строда идёт по направлению к Амге.
Артемьев.
с. Петропавловское, 10 февр. 1923».
— Где Артемьев сейчас? — спросил Пепеляев связного.
— Идёт на соединение с вами, брат генерал.
— Поручик! Генерала Вишневского ко мне! Не-мед-ленно!
Скомкав и сунув в карман бумагу, Пепеляев резко повернулся и заспешил назад, к штабу. Ещё не осмыслив возникшую ситуацию, он почему-то мучительно вспоминал и никак не мог вспомнить, какое нынче число. Он суеверно опасался — не оказалось бы нынче роковое тринадцатое. Но вместе с половиной ночи тянулся ещё тот же самый двенадцатый день февраля.
Тринадцатое предстояло завтра…
В этот длинный-предлинный день к старику Аргылову заявились трое вчерашних — Угрюмов, Сарбалахов и Чемпосов, уже заметно навеселе. Шумно ввалясь, они без приглашения разделись, расселись и закурили.
Сарбалахов, как хозяин, придвинул стулья к столу:
— Старик Митеряй, Ааныс! Просим вас сесть вот сюда.
Аргылов отчуждённо взглянул на гостей:
— Что такое?
— Имеем к вам разговор.
«Не о сынке ли? — Аргылову больно сдавило сердце. — Неужели? О, боже мой! Если принёс злую весть, чего же давеча, заходя, скалился, варнак этакий? А что с Чемпосовым этим — прячет глаза…»
— Надо, чтобы и Ааныс подошла. Обычай соблюсти…
— Побыстрей, ты! — прикрикнул старик на жену.
Та оставила свои дела у камелька и подошла.
«Чего этот нучча уселся в стороне и выставил свой носище? Куда девалась его вчерашняя прыть!» — Аргылои покосился на Угрюмова.
— Не обессудьте, старик Митеряй и старуха Ааныс! Мы пришли к вам с предложением и речами, которые могут показаться неуместными в эти дни, когда на всём белом свете крозь людская течёт, а ненависть и вражда выплёскиваются через край, — торжественно и витиевато, словно рассказывая олонхо, начал Сарбалахов, распрямившись и подыгрывая себе жестами. — Но хоть на просторах нашей земли угнездился дух войны и бедствий, корень жизни не должен исчахнуть. Погибшим уже не ожить, а живой человек тянется к жизни…
— Чего ты там плетёшь несусветное! — рассердился Аргылов. — Нечего нести околёсицу, говори по-человечески!
— А мне кажется, я толкую по-якутски, по-человечески!
— Не мучай, говори, что там из Якутска сообщили.
— Из Якутска?
— Да, о сынке… Валерии…
Поняв, о чём беспокоится старик, Сарбалахов перешёл на другой тон.
— Оказывается, Митеряй, ты нас принял за недобрых вестников. Не приведи господь такого. Мы по другому делу. Ну, успокойся, сядь.
— О, грех какой… Не мори уж, скажи прямо, чего надо.
Сарбалахов выбил трубку о край стола и положил в карман.
— Мы с Чемпосовым пришли как сватья…
— Что-о? — Аргылов дёрнулся, как уколотый. — Ты, сын Сарбалаха, решил надо мной посмеяться?
— О, боже! — схватилась за голову и Аанас.
Сарбалахов, осердясь, надул щёки.
— У вас имеется взрослая дочь. Так вот к ней сватается наш офицер, ротмистр Николай Георгиевич Угрюмов.
Услышав своё имя, ротмистр наклонил голову и обнажил под зачёсом лысину.
— Харчагай… — Ааныс отвернулась, с шумом отодвинула свой стул и пошла прочь.
Угрюмов проводил её взглядом.
— Пусть женщина уходит, это лучше, — нашёлся Сарбалахов. — Мужчины скорей поймут друг друга. Николай Георгиевич не какой-нибудь безродный бродяжка. Должно, ты слыхал о людях, приближённых царя — их называют «дворяне». Ротмистр — дворянин. До революции его родители владели большим имением, ну, значит, землями. Ещё они имели в Петербурге и Москве несколько своих домов. Когда восстановится прежняя власть, все свои владения он получит обратно. Имеет военное образование, воевал всю германскую войну при царе, воевал и при Колчаке, прошёл сквозь огонь и воду. Старик Митеряй, распространись мыслью и вдаль и вглубь: дочь твоя становится дворянкой. У тебя самого появляется возможность развернуть торговлю на севере и на юге. К твоим ногам падут даже власти города Якутска, потому что, насколь слыхать, среди якутов нет ещё человека, породнившегося с русскими дворянами. Ты будешь первым. Старик Митеряй, мы ждём твоего слова! Неспроста говорится, что у женщины волос долог, ум короток, с ними можно и не считаться. Главное — твоё слово.
Подперев голову, Аргылов погрузился в думу. Вначале он был ошарашен, но способность соображать вернулась к нему быстро. Сын Сарбалаха и вправду не шутил: они пришли свататься. Потому-то, оказывается, этот русский и угнездился отдельно. Серьёзны ли его намерения или он бесится? Для зятя этот нучча уж больно того… Сидит, сатана, расплывшись, копна копной. Староват, немногим, кажись моложе меня самого. Однако деньги у всех одинаковы — и у русских, и у якутов, и у старых, и у молодых. Правильно говорят, что деньги не пахнут. Если он действительно дворянин, то это заманчиво. Стать сановитым тестем Аргылов не прочь. О-о, тогда бы он кое-кого хорошенько бы проучил! Только не шибко ли скоропалительно это?..