Страница 62 из 239
Шатаясь, он пошёл к топчану и повалился на него лицом вниз.
Вывели его из тюрьмы ночью и в окружении пяти вооружённых конных повели по тёмной улице. Затем спустились вниз по какому-то откосу… Смирившийся со своей участью, полумёртвый, шёл Аргылов, ничего не видя и не слыша вокруг и едва волоча ноги. Прошли через Зелёный луг, началась река. Пройдя ближнюю протоку, вступили на лёд главного русла. Впереди и чуть левее зачернел остров.
— Стойте! — скомандовал Ойуров.
Все остановились.
Выше по реке, в морозном воздухе далеко окрест разносился слитный топот коней.
— Кто такие там скачут — догнать и проверить! — распорядился Ойуров. — А вы, Чычахов и Вишняков, приведите приговор в исполнение. На том вон острове. Как кончите — забросайте снегом. Понятно?
— Так точно!
До сознания Аргылова дошло только слово «понятно». «Что ему понятно?» — вяло подумал он. Ко всему, что происходило вокруг, Аргылов был безучастен, люди казались ему бесплотными, а их голоса отдавались в ушах далёким эхом.
— Выполняйте!
— Есть!
Ойуров и ещё двое конных быстро ускакали.
«Выполняйте! Кто и что будет здесь выполнять?» — автоматически подумал Валерий.
С вывернутыми назад и туго связанными руками его привели на остров. Конвоиры сошли с коней и набросили поводья на сухие ветки какого-то дерева.
— Кто-то скачет. Давай я встану тут — на всякий случай. А ты там, за ивой, управься, — сказал Чычахову его напарник, русский.
Чычахов ткнул Валерия стволом винтовки в бок, но Аргылов остался неподвижен. Он не ощутил толчка. Чычахов толкнул его ещё раз:
— Иди! Вон к той иве!
Аргылов вздрогнул на этот раз, и в голове его что-то сработало: «Выполняйте!», «Вон к той иве…» Вдруг до него дошло, что эти слова имеют к нему самое прямое отношение и что настали последние минуты его жизни. Протестуя против такой ужасной судьбы, взыграла каждая клеточка его тела, вскипела каждая малая капля крови, и эта жажда жизни, этот протест против смерти исторгли из его горла хриплый вопль: и мольбу, и плач обречённого, и мстительную злобу, и проклятье:
— Не надо!.. Постойте! О-о-о! Остановитесь! За что? Я всё рассказал… Не убивайте!.. Не убивайте меня!
— Шагай, шагай!
Аргылов упал на колени. В этот миг ему страстно захотелось сделать какой-то ему самому неведомый, самый что ни есть отчаянный шаг, чтобы только вызволить себя из этой ужасной доли. Невдалеке от себя он увидел чернеющие на снегу торбаса Чычахова и подполз к ним на коленях:
— Спаси меня! Ради Кычи… Упроси своих! Умоляю… Стань мне солнцем и луной!
— Чего там долго возишься! Поторопись! Какие-то едут сюда! — крикнул Чычахову второй конвоир издали.
От хрясткого удара в челюсть Аргылов опрокинулся навзничь в снег.
— Встань, контра!
Этот бесстрастно-жестокий окрик заставил Аргылова вскочить на ноги: он понял, что никакой пощады ему уже не будет, что жалки его мольбы и слёзы, а единственно уместна и в святости своей прекрасна лишь ненависть!
— На, собака! Стреляй, варнак! — Он пошёл грудью на Чычахова. — Нищий! Кумалан! Голяк! Жри меня, ешь!
Чычахов сильными толчками погнал его за иву, а тот, упираясь, всё шёл на него грудью:
— Собаки! И вы помрёте собачьей смертью! О, проклятые!.. Попались бы вы в мои руки! Стреляй, пёс!
Едва зайдя за иву, где второй конвоир не мог их видеть, Чычахов вдруг придвинулся к Аргылову вплотную:
— Тише, дурак! Как выстрелю, сразу замолчи…
И тут же над ухом Валерия ахнул выстрел.
Ещё секунду назад столь красноречивый Аргылов внезапно онемел. Он молчал, но не по приказу молчал, а от растерянности и от самого крайнего, на грани с помешательством, изумления.
— Всё, что ли? — крикнул Чычахову второй конвоир.
— Всё! Иди сюда, оттащим его в сторону! — отозвался Чычахов и шагнул навстречу тому из-за ивы.
Опять громыхнул выстрел: неподалёку от Валерия в темноте кратко взблеснул длинный язык пламени.
Чычахов подскочил к Аргылову и одним махом перерезал ножом верёвки у него на руках:
— А ну, быстрей!
Не понимая, куда торопит его Чычахов, Валерий не двинулся с места. Как и прежде, толчками, Чычахов подвёл его к коням.
— На этого садись! Да пошевеливайся ты!
Аргылов послушно сел на коня. Поднимаясь в седло, он мельком увидел под ивой лежащее вниз лицом тело второго конвоира.
— За мной!
Чычахов выскочил на пустующую дорогу и, направив коня на восток, за реку, взмахнул плетью. Конь под Аргыловым без понукания с места взял крупным намётом вслед за первым всадником.
Оба были уже далеко от противоположного берега, когда сбоку где-то захлопали выстрелы. Чычахов сорвал с плеча винтовку и, обернувшись, крикнул:
— Скачи по этой дороге!
На дороге раза два-три громыхнули выстрелы. Это отстреливался Чычахов.
Вымахнув на вершину береговой сопки, они остановили в лесной чащобе запалённо дышащих, взмокших от пота коней. Чычахов соскочил на землю и, зачёрпывая горстью, стал жадно глотать снег.
— Слазь и ты! Пусть конь отдышится.
Аргылов не слез, а сполз с седла, а затем, не удержавшись, сполз и на снег. Он вдруг заплакал:
— Спас… Никогда я этого не забуду, никогда! Клянусь… Оо… Оо… Клянусь…
— Перестань, дурак! Будь мужчиной! Мы ещё в опасности, можем наскочить на дозор! Перестань, возьми себя в руки. Посмотри-ка лучше, что у меня с рукой.
Аргылов пощупал левый рукав Томмота.
— Кровь…
— Значит, всё-таки задели меня. Ладно, потом… Надо спешить, пока не рассвело.
Рассыпая частую дробь копыт, кони опять понесли на восток. Через несколько мгновений их поглотил мрак.