Страница 39 из 53
- Это не по-инженерному, товарищи, - сказал Алексей.
- А-а, инженеров здесь нет, здесь дельцы, - сказал Малинин с резкостью, какой Алексей в нем не ожидал. - Можно ведь сделать все культурно, продолжал Малинин, - как предлагает Алексей Кондратьевич. Регенератор нуждается в ремонте.
- А можно его залатать и работать дальше, - сказал Рыжов, - коли на то пошло.
Алексею теперь все было ясно, все ошибки и просчеты понятны, надо было еще раз, последний, взяться и сделать все как следует. Теперь неудачи не будет, Алексей мог ручаться.
Он опять пошел на установку. Обернувшись, увидел, что Митя идет следом, за ним плетется Малинин. А маленький мужественный Кресс остался с Рыжовым - будет его укрощать.
Бой с Рыжовым - не главный бой. Предстоял еще серьезный бой с главным механиком. Сейчас вся задержка была из-за него. Главный механик уже высказался в том смысле, чтобы катились ко всем чертям со своими непомерными требованиями - на заводе не один только цех каталитического крекинга. Так кричат плохие кондукторши в трамваях или кассирши в магазинах: "Вас много, а я одна". Там берут жалобную книгу и пишут жалобу на некультурное обслуживание пассажиров или покупателей. А здесь? Для реконструкции требуется оборудование, которое стоит десятки тысяч. Главный механик его не дает. Он даст, если ему прикажет директор завода.
Надо было идти к Терехову. Алексей знал, что этого не избежать. Он готовился к этому, то есть говорил себе слова, которые всегда были для него убедительными, но сейчас теряли значение: "надо", "необходимо", "должен", "я не имею права не идти, страдает дело". Ведь только дело и оставалось в жизни Алексея. Оно оставалось всегда. Помогало ему держаться. Постоянная необходимость общаться с людьми тоже заставляла его держаться. "Никто не должен знать, что я перееханный трамваем", - повторял Алексей.
Через знакомую приемную, мимо черного дивана с шоферами Алексей прошел в кабинет Терехова.
Начиналось утреннее совещание.
Терехов сидел за столом с обычным своим видом величавого неудовольствия - неподвижная фигура на фоне розовой стены.
Сердце Алексея забилось быстрее, в висках застучало, как будто в кабинете не хватало воздуха и было слишком много людей. Он сел, еще раз посмотрел на человека за столом и внезапно успокоился.
- Кого мы ждем? - спросил Терехов.
Ему ответили:
- Горелов в горкоме, Середа не придет.
- Значит, напрасно я кричу, - сказал Терехов, улыбаясь глазами.
"Комедиант", - презрительно подумал Алексей.
Молоденькая девушка-диспетчер встала, чтобы отвечать на вопросы директора.
- Неприятностей ночью не было?
Диспетчер ответила сдавленным голосом:
- Электроэнергия отключилась на пять минут.
Директор крикнул:
- Когда это прекратится?
Кто-то ответил меланхолически:
- Ошибки случаются.
- Все несчастные случаи из-за ошибок. Как все-таки избавиться от таких вещей? - гремел Терехов. - Ни одного еще не посадили в тюрьму, чтобы другим неповадно было! Они недопонимают, где они работают, пожара еще не видели!
Главный механик сказал:
- Надо все время людей держать в напряженном состоянии.
- Так держите! Кто вам мешает?!
Пожевав губами и дав всем посмотреть, как он сердится, Терехов спросил:
- Что у нас в плане на этот месяц?
Алексей задумался и прослушал, о чем стали говорить дальше.
Потом Рыжов доложил о реконструкции каталитического крекинга.
- Изложи свои соображения, Леша. - Казаков потянул Алексея за руку.
Алексей, не поднимаясь со стула и глядя прямо в бульдожье лицо Терехова, в его ускользающие, неприязненные глаза, сказал:
- Надо менять коллектор. Коллектор имеет сильный прогиб. Сделать раз, но хорошо. - Помолчав, Алексей еще раз повторил громче: - Надо менять коллектор.
Терехов спросил, сколько еще - он сделал ударение на слове "еще" времени надо на "все эти доделки и переделки".
Алексей просил еще две недели, просил такелажников, некоторые новые запчасти и... новый коллектор.
- Коллектор? - удивленно переспросил Терехов. И хотя, казалось, ничего особенного не было в том, что он переспросил, на самом деле он выразил свое недовольство неудачей и нежелание дальше поддерживать все это дело.
Он сказал только одно слово: "Коллектор?" Но того, _как_ он это сказал, было достаточно, чтобы главный механик заявил: "О коллекторе не может быть и речи". Его моложавое лицо пошло красными пятнами. "Припадочный", подумал Алексей. Оставалось сделать последнее усилие, и установка каталитического крекинга начала бы работать вдвое производительнее.
Алексей понимал Терехова, разгадал его намерения. Сейчас Терехов, воспользовавшись неудачей реконструкции, хотел ударить по всему этому делу.
Главный механик все продолжал нервно вскидывать голову и в разных выражениях сообщать, что коллектора не будет.
Тут вмешался Баженов:
- Коллектор - дело хозяйское, но остальные требования законны. Все эти доделки и переделки должны быть произведены для успеха дела.
И Рыжов сказал:
- Ну уж что теперь, Андрей Николаевич, цех сам идет на все лишения материального порядка.
Это был отпор директору, это была защита реконструкции, защита сильная, и Терехов мгновенно понял это и сразу отступил. В конце концов против реконструкции он и не боролся. Слава завода - это была его слава. Но слава Алексея - это была слава его личного врага. Терехов сказал:
- Дорогие товарищи, я даю вам ваши последние сроки. Однако помните, что мы с вами, как врачи, права на ошибки не имеем.
И вдруг Алексей понял, что Терехов нервничал. Вел совещание, сидел как изваяние за столом, произносил привычные слова, а сам все ждал неприятностей.
Закрывая совещание, Терехов распорядился, чтобы главный механик пошел на установку, своими глазами посмотрел "знаменитый" коллектор.
- Уж лучше грешным быть, чей грешным слыть, - заявил Терехов надменно.
"Хорошие шекспировские строки, но философия дерьмовая. Наверное, подумал Алексей, - он цитировал эти строки ей".
- А коллектор дорогой? - спросил кто-то у главного механика.
- Золотой! - закричал истерично главный механик. - Двадцать семь тысяч!
- Двенадцать, - сказал Алексей громко.
Все засмеялись.
Алексей встал, вышел из кабинета, не дожидаясь остальных.
24
Андрей Николаевич ждал Тасю возле кинотеатра "Ударник". Она увидела его издали. Засунув руки в карманы синего свободного пальто, надвинув светлую кепку на лоб, он медленно расхаживал по тротуару. Даже здесь, в московской толпе, он был заметен, выделялся осанкой, смуглым лицом. Тася любила, когда он был в кепке, он казался молодым, простым.
Каждый раз, когда Тася видела Андрея Николаевича, она на мгновение переставала верить тому, что он ждет ее, стоит, печется на солнце, мокнет под дождем, бросив свои неотложные, важные государственные дела. Ради нее подвергает себя неприятностям, как мальчишка бежит к ней на минутное свидание, летит в Москву на два дня. Ради нее, из любви к ней...
Сейчас он заметит ее в толпе, улыбнется. Если бы можно было так всегда идти к нему навстречу, видя, что он стоит и ждет! Только этот миг был прекрасен, потому что сразу вслед за этим начинала стучать тревога в сердце, что скоро расставаться, прощаться, уходить, терять.
Андрей Николаевич заметил Тасю и сдвинул брови. Она опаздывала. Потом улыбнулся.
- Здравствуй, здравствуй, мое воскресенье, - сказал он нежно.
- Дай я на тебя посмотрю, - сказала Тася довольно громко.
Проходивший мимо военный обернулся, с откровенным восхищением посмотрел на Тасю и с неодобрительной завистью - на Терехова.
- Видишь, опять на тебя смотрят. Ты еще надеваешь этот красный шарф. И так девчонка, а еще этот красный галстук.
Они замешкались, не зная, в какую сторону идти, потом побрели по направлению к Каменному мосту.
- Сегодня у меня был смешной случай. В институте, в вестибюле, я встречаю... Ты не слушаешь? - спросила Тася.