Страница 51 из 59
Только теперь поняли мы, что добрый и потешный мистер Берчелл был не кто иной, как знаменитый сэр Уильям Торнхилл, о добродетели и эксцентричности которого все были наслышаны. "Бедный мистер Берчелл" оказался обладателем огромного состояния и чрезвычайно влиятельным человеком, чьим мнением дорожили государственные мужи, к словам которого прислушивалась целая политическая партия; принимая близко к сердцу интересы сограждан, он вместе с тем всегда оставался преданным слугой своего монарха. Бедняжка жена, вспомнив бесцеремонное свое обращение с ним, казалось, оцепенела от ужаса, в то время как Софья, всего несколько мгновений назад считавшая, что он принадлежит ей безраздельно, теперь, когда ей вдруг открылась пропасть, их разделявшая, не в силах была сдержать слезы.
- Ах, сударь, - воскликнула жена в глубоком унынии, - простите ли вы меня когда-нибудь? Непочтительный прием, какой я оказала вашей чести в последний раз, дерзкие мои шутки... Боюсь, сударь, вы их никогда не простите.
- Помилуйте, любезная моя сударыня, - отвечал он с улыбкой, - что же худого в том, что вы шутили? Ведь и я, кажется, в долгу не остался; пусть общество рассудит, чьи шутки были острее. По правде говоря, я не расположен сейчас ни на кого сердиться, кроме как на злодея, так напугавшего мою милую девочку. Я не успел даже как следует разглядеть этого мерзавца, чтобы описать его приметы для огласки. Софья, душа моя, как вам кажется, - вы узнали бы его, если бы он вам повстречался снова?
- Право, сударь, - отвечала она, - я не могу сказать наверное, но вот сейчас мне вдруг припомнилось, что над одной его бровью был большой шрам.
- Прошу прощения, сударыня, - вмешался Дженкинсон, оказавшийся тут же, - этакий рыжий, без парика, не правда ли?
- Совершенно верно! - воскликнула Софья.
- А ваша честь, - продолжал тот, обратившись к сэру Уильяму, - не обратили внимания на необычайную длину его ног?
- Длинные они были или короткие, не знаю, - отвечал баронет, - но что прытки, то это так; ибо он бежал быстрее меня, я же до сей поры считал, что во всем королевстве мало кто может состязаться со мной в беге.
- Осмелюсь доложить, ваша честь, - вскричал Дженкинсон, - я его знаю! Кочечно же, это он! Лучший бегун в Англии. Он перегнал Пинвайра из Ньюкасла, и зовут его Тимоти Бакстер. Я прекрасно его знаю, и мне даже известно, где он сейчас обретается! Если ваша честь велит господину тюремному надзирателю отправить меня с двумя провожатыми за ним, я берусь доставить его вам самое позднее через час.
Тут же был вызван тюремный надзиратель, и сэр Уильям спросил его, знает ли он, кто с ним говорит.
- Так точно, ваша честь, - отвечал тюремщик, - я хорошо знаю сэра Уильяма Торнхилла; а всякий, кто хоть немного знаком с ним, пожелает узнать его еще лучше.
- А коли так, - сказал баронет, - я попрошу Вас отправить этого человека в сопровождении двух ваших служителей по моему поручению; как местный мировой судья я беру на себя ответственность за такое распоряжение.
- С меня довольно вашего слова, - отвечал тот, - и, если вашей чести угодно, мы пошлем его в любой конец Англии по первому вашему требованию.
Итак, с согласия тюремного надзирателя Дженкинсон был отправлен на розыски Тимоти Бакстера; меж тем мы вдоволь потешились, глядя на Билла, который, только лишь вошел в комнату, немедленно вскарабкался на колени к сэру Уильяму и, обвив его шею рукой, начал его целовать. Мать стала было корить мальчишку за такую фамильярность, но добрый баронет остановил ее и, усадив нашего маленького оборванца к себе на колени, воскликнул:
- Ах, Билл, плутовская ты рожица! Так ты помнишь еще своего старинного приятеля Берчелла? А вон и Дик - здравствуй, здравствуй, старина! И я ведь вас не позабыл, глядите!
Тут он дал каждому по большому куску печатного пряника, и бедняжки принялись уплетать за обе щеки, ибо завтрак их в тот день был весьма скуден.
Наконец мы все уселись за обед, который, по правде сказать, успел порядком уже простыть; впрочем, прежде чем сесть за стол, сэр Уильям, который в свое время увлекался медициной и достиг в этой науке изрядных успехов, написал для меня рецепт, так как опаленная рука моя все еще причиняла мне страдание; за лекарством послали немедленно к проживавшему поблизости аптекарю, сделали мне перевязку, и я тотчас почувствовал облегчение. За столом прислуживал сам тюремный надзиратель, который всячески старался выказать свое уважение к нашему гостю. Но не успели мы окончить обед, как племянник сэра Уильяма снова прислал гонца с просьбой, чтобы дядюшка выслушал его и дал ему возможность оправдаться и защитить свою честь; баронет согласился и велел просить мистера Торнхилла к нам.
ГЛАВА XXXI
Былые благодеяния вознаграждаются с лихвой
Мистер Торнхилл явился с обычной своей улыбкой и хотел было обнять дядюшку, но баронет презрительным жестом остановил его:
- Оставьте ваши льстивые манеры, сударь! - произнес он сурово. - Сердце мое открыто только тем, кто избрал путь чести; я же покамест вижу у вас одну ложь, малодушие и самоуправство. Как могло случиться, сударь, что бедный этот человек, другом которого вы себя провозглашали, очутился в таком тяжелом положении? В благодарность за его гостеприимство дочь его подло соблазняют, а его самого бросают в тюрьму чуть ли не за то, что он не согласен безропотно терпеть нанесенное ему оскорбление! Вот и сын его, с которым вы побоялись встретиться лицом к лицу, как мужчина...
- Возможно ли, сударь, - перебил его тут племянник, - чтобы родной мой дядюшка вменял мне это в преступление, когда много раз из его же уст слышал я совет избегать поединков?
- Укор заслужен, - вскричал сэр Уильям, - и тут вы поступили хорошо и благоразумно, хоть и не совсем так, как поступил бы ваш отец в подобных обстоятельствах! Мой брат был очень щепетилен в вопросах чести, а ты... Впрочем, здесь вы совершенно правильно поступили, и я одобряю ваше поведение.
- Надеюсь, сударь, - сказал племянник, - у вас не будет оснований бранить меня и за остальные мои поступки. Это верно, сударь, что я появлялся в местах общественных увеселений с дочерью этого джентльмена, но молва потрудилась раздуть до чудовищных размеров пустое легкомыслие, и стали говорить, будто я соблазнил ее. Когда же я сам отправился к ее отцу, чтобы объясниться с ним, он встретил меня бранью и осыпал оскорблениями. Что до причин, приведших его сюда, о них вам лучше могут рассказать мой управитель да поверенный - все это в их ведении. Раз он влез в долги и не хочет или пусть даже не может уплатить их, то они обязаны были обратиться к правосудию, и я не вижу ни особенной жестокости, ни несправедливости в этой законной процедуре.