Страница 8 из 11
По получении проекта манифеста я немедленно отправил таковой Генералу Рузскому в его вагон.
***
Около 10-ти часов вечера я получил известие о скором прибытии поезда с ехавшими к нам депутатами и потому отправился снова на вокзал.
Я нашел Генерала Рузского в его вагоне выслушивавшим доклад Коменданта города Пскова. Последний только что получил сообщение, впоследствии оказавшееся ложным, о движении со стороны Луги по шоссе на Псков броневых автомобилей с солдатами, принадлежавшими к Лужскому гарнизону.
Надо сказать, что разного рода тревожным слухам в то время не было конца, почему к ним и надлежало и общем относиться с большою осторожностью. - Тем не менее вышеупомянутое известие, в виду перехода Луги на сторону восставших и нахождения на ст. Псков Императорского поезда, очень взволновало всегда спокойного Главнокомандующего и он тут же отдал ряд распоряжений об остановке этих автомобилей силою, не допуская до Пскова.
Покончив с этим делом, Генерал Рузский сообщил мне, что им отдано распоряжение о передаче ожидаемым депутатам просьбы пройти к нему в вагон, прежде представления Императору, дабы предварительно осведомиться "с чем они приехали"; затем он рассказал мне все, что произошло в мое отсутствие.
- Обдумывая наедине еще и еще раз положение, сказал мне Н. В. Рузский, и приняв в соображение, что сюда едет В. В. Шульгин (слывший у нас всегда убежденным и лояльным монархистом), мне пришла в голову мысль - не повернулись ли дела в столице таким образом, что отречение Государя явится ненужным и что страна окажется удовлетворенной созданием ответственного Министерства.
- Это прежде всего доказывает правильность Вашего совета Государю - не отправлять телеграмм об отречении до беседы с ожидаемыми депутатами, ответил я.
- Да, но мне думается, что в Царском поезде происходят какие то колебания в этом отношении. Я вижу это из того, что Государь присылал ко мне Нарышкина (Один из Флигель-адъютантов Императора Николая II) взять назад отданные мне временно на хранение телеграммы.
- Как же поступили Вы, Николаи Владимирович? - спросил я.
- Я сказал Нарышкину, что буду по этому поводу с личным докладом у Государя и затем действительно прошел в вагон к Его Величеству. - Государь объяснил мне свое требование о возвращении телеграмм его настоятельным желанием не отправлять таковые впредь до нового распоряжения. - Я успокоил его в этом отношении и телеграммы {234} остались у меня. - Но в этом эпизоде, добавил Генерал Рузский, я усмотреть наличие в Царском вагоне каких то новых колебаний...
Только впоследствии мне пришлось узнать, что Государь в этот период дня долгое время совещался с Лейб-Хирургом Профессором С. П. Федоровым о здоровье своего сына.
Получив новое подтверждение о неизлечимой болезни Цесаревича Алексея, Государь Император видимо тогда же решил изменить характер своего отречения и отказаться от Престола не только за себя, но и за сына; Генералу Русскому он однако о своем новом решении не сказал ни слова.
***
Чрезвычайно живо описывается в некоторых воспоминаниях тот, скажу "подсознательный" процесс, который в конце концов вылился в определенную мысль о неизбежности немедленного отречения от престола Императора Николая.
Однако, авторы этих воспоминали ошибаются, когда говорят, что мысль эта была впервые оформлена не в столице, а в Ставке, и при этом называют, в целях обвинения, имя Генерала Алексеева,
Из приведенного выше мною рассказа видно, что уже в ночь на 2-ое марта Председатель Государственной Думы, во время своей беседы с Н. В. Рузским, определенно затронута династический вопрос. - Что же касается Генерала Алексеева, то последний лишь присоединился к мысли, высказанной по этому вопросу М. В. Родзянкой, и передал ее на заключение Главнокомандующих фронтами в телеграмме того же 2-го марта, но отправленной из Ставки, как мною уже отмечалось, лишь утром названного числа.
Я не думаю, чтобы почин в вопросе об отречении мог иметь какое либо решающее значение, ибо мысль о неизбежности такового отречения зарождалась у массы людей, и притом у части их - задолго даже до возникновения сейчас описываемых событий. Вытекала же она из оценки ими реальной обстановки того времени И если я счел необходимым остановить на данном обстоятельстве внимание моих читателей, то лишь в интересах исторической точности хода событий.
Важно, наоборот, отметить, что уже к ночи на 2-ое марта, эта мысль созрела и в Петрограде и в Ставке окончательно и что она стала обсуждаться громко, но не в качестве принудительного революционного "Действа", а как лояльный акт, долженствовавший исходить сверху и казавшийся наиболее безболезненным выходом из создавшегося тупика.
В такой постановке вопрос подвергся обсуждению и во Временном Комитете членов Государственной Думы, причем этот Комитет" пришел к выводу о желательности доведения его заключения до сведения Государя. Точно также было поступлено и Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего, равно Главнокомандующими всеми фронтами, представившими честно и откровенно свои мнения на Высочайшее воззрение. Здесь не было потому ни "измены", ни тем более "предательства".
Эти слова, найденные впоследствии в дневнике отрекшегося Императора, должны были быть отнесены конечно не к тем, кто брал на себя {235} решимость высказываться в столь трудное время о возможных выходах из положения, но скорее к тем, кто, горой стоя за устаревшие формы самодержавия в дни "силы" последнего, - исчез с лица земли в решительную минуту и оставил Царя, как жертву и искупление за упрямое безумие его прежних советников!
Для выполнения ответственной задачи по осведомлению Императора Николая II о том, что Комитет Государственной Думы находит единственным выходом из создавшегося положения его отречение, в пользу сына Императора и для доставления, в случае согласия Государя с этим мнением, соответствующего манифеста, добровольно вызвались выехать во Псков А. И. Гучков и В. В. Шульгин.
Оба эти лица, принадлежа к монархическим партиям, насколько мне это известно, полагали, что передача акта об отречении Императора Николая II, в пользу его сына, через них не будет знаменовать окончательного крушения в России Монархии вообще и династии в частности.
Правда, А. И. Гучков был из числа тех общественных деятелей, которых особенно не любили при Дворе, считая их лидерами оппозиции и врагами "святого старца", но там, при Дворе, простодушно полагали вообще, что всякая оппозиция вредна и непременно несет в себе зародыши революционности. Во всяком случае совсем иначе могло быть истолковано дело отречения, если бы в поездке к Царю приняли участие представители левых партий, как об этом одно время шли разговоры в Таврическом Дворце.
- Я отлично понимаю, почему я еду, говорить в своих воспоминаниях В. В. Шульгин. Я чувствовал, что невозможно поставить Государя лицом к лицу с "Чхеидзе". Отречение должно быть передано в руки монархистов и ради спасения монархии!..
Так ставился вопрос в то время лояльными кругами...
***
Около 10 часов веч. 2-го марта к концу длинной платформы ст. Псков подошел поезд, доставивший из столицы депутатов. - Поезд собственно состоял из паровоза и только одного вагона. Половину последнего, как доложил впоследствии Комендант станции, занимал салон; другая же половина была подразделена на несколько отделений, с длинными поперечными диванами в каждом из них.
Генерал Рузский и я, думая, что приехавшие, согласно переданной им просьбе, зайдут предварительно к нам, стали поджидать депутатов в вагоне Главнокомандующего; но прошло несколько минут и никто не появлялся. - Я вышел тогда на платформу узнать в чем дело и издали увидел в темноте прихрамывающую фигуру А. И. Гучкова в теплой шапке и пальто с барашковым воротником; рядом с ним шел В. В. Шульгин. - Оба они были окружены, словно конвоем, несколькими железнодорожниками, вышедшими по обязанности службы встречать столичных гостей; впереди же двигавшейся к царскому поезду группы шел дежурный флигель-адъютант, кажется Полковник Мордвинов или Герцог Лейхтенбергский.