Страница 3 из 7
Слепящий глаз желтый отблеск паркета,
Звон рассыпающихся монет.
Кладбище, солнце. Песок осыпает
Старую изгородь скрывшихся лет.
Ветер обрывки бумаг разгоняет,
С пиковых прутьев сметает их след.
Лица с камней улыбаются нежно,
Те, что под камнями погребены;
Дети одни среди иих безмятежно
Спят вечным сном, без тревог и вины.
Черные звезды. Контрастные тени.
Пики ограды воткнуты в зенит.
Здесь устает постоянство стремлений,
Непостоянство сквозь камень сквозит.
Лето. Слепящая знойность. И хвоя.
В бережно вынутом свете - рука.
Где ощущение прошлого сбоя,
Где совпаденье, что целит - пока?
Вздохи. И скорби - не жаль. Недоступно
Символом веры стремится пора
Той же планеты забвенья. Без стука
Та же потеря того же добра.
Страсти томление - между тисками.
Гулких, сочтенных обрывков и лиц
Светом свечи распадается пламя;
Сомкнут престол - то ли слов, то ли спиц.
Двое. Солнца ярчайшая бледность.
Дальние горы; пределом река.
Это предчувствие будущих версий
Будущей жизни, огромной пока.
Это - загадочный звон, это веский,
Точный, как вспышка, догадки рукав.
И отстраненно висят занавески,
Как в желтом небе висят облака.
Лето, 1973
ЖЕМЧУЖЕНА
У второгодника Ивана,
стукаришки и подлюгана,
не быть Жемчужине "иной",
а быть ей Жемчуга женой.
По принуждению ошибки
она склоняет стан свой гибкий
перед проклятым Жемчу-гом,
как под тяжелым утюгом.
Так, раз в начале было Слово,
из-за ошибки ивановой
и я как будто предназначен
судьбе трагичной - не иначе.
Потомок отпрыска Нафтали,
я из холодной серой дали
свой код влачу предназначенья,
как кто-то - банку без варенья.
Но если даже бюрократа
ошибка больше, чем гора
надежды нет и нет возврата
тому, что стало в Тех мирах...
И, если код ошибки высшей
записан на мою судьбу
я никуда не убегу:
всегда беглец, повсюду лишний...
Весна, 1972 - Осень, 1989.
ПОСЛАНИЕ
Я вас люблю. И что, если творенье
Навек под властью муз обречено!..
И все прошло, и только дуновенье
Еще последним вздохом рождено.
А руки холодны. И лед сжигает сердце,
А губы яркие, и кровь сочится чуть.
А здесь темно, и пляшут блики смерти,
И я один иду в последний путь.
И звуки музыки. Орган над капителью,
И кладбище, и в ярком свете сон,
И отблеск света в ночи над постелью,
И в тишине над утром тихий звон...
Но все прошло... И тихо, и печально.
И бредит сумраком покинутый рассвет.
И все прошло, и только нереально
Еще любовь, которой больше нет.
А ночь длинна. И молча ветер веет.
Ступени длинные. И стук копыт угас.
А там, вдали, бесплотный воздух реет,
И я туда иду в последний раз...
Встает туман. Чуть слышно дуновенье
С террасных плит доносится одно.
Я вас люблю, и что, если творенье
Навек под властью муз обречено?..
...
Лето, 1972. Бирштонас (Литва)
x x x
Сон, как день, и нарушена свежесть весны,
В светлых проблесках серые строки часов.
И в опущенных веках невинность вмененной вины,
И в опущенных шторах молчанье не сказанных слов.
Шепот стен. И в несказанных звуках теней,
Как в нарушенной связи миров,
Вечный Призрак в оковах реальных цепей,
Умирающий в чаше весов.
Смена дней. И под хохот их грузных часов
Повторяющийся вопрос,
Нерешенный судьбой и отверженный миром оков,
Неизменный, как капанье слез.
Суть добра. И в безмолвном сплетении грез
Новый мир. И печать простоты.
Мир - нелепо-беззвучен, медлительно-прост
В обиваньи порогов мечты.
Сотни тысяч шагов открывающий путь,
И открытая плоскость доски.
Дополнением к тяжести сфер не уснуть
С тайной верой в четыре руки...
Робкий взгляд. Из-под мягкость скрывающих век
Так кольнет простота. И радирует сердцу покой.
И струят в глубину души медленные рек
От всесильной кристальности той.
Весна, 1972.
КАРУСЕЛЬ
Взойди во прах! Пред сапогом
Весь мир кружится бледным диском.
Ты мой в мечтах, и я в твоем,
И вместе мы играем риском.
С железной цепью в вышине
И черной бездной под ногами
Я мчусь, и все навстречу мне
Летит гигантскими шагами.
В движеньи вечности залог,
Движенье - детище Вселенней.
Я отрешенье превозмог
И взвился ввысь над мглой презренной.
Взойди во прах. Несется вдаль
Земля под кожаной перчаткой,
Рука сжимает крепко сталь
И вверх несется над площадкой.
Так ближе стань. Ты мчишь кругом.
Я над тобой вознесся выше.
Изнемогай под сапогом
И думай,что живешь на крыше.
Весна,1971.
ПОРУКА
Аляповатый дикий страх
Связал манжеты их рубах.
Связал им руки за спиной,
Как небосвод над головой.
Связал их всех между собой
Порукой липкой круговой.
Я - на беду - в их круг не вхож.
На них я больше непохож,
Я их поступков не пойму:
Я не играю в их тюрьму!
Но, как назло, не кормят тут
Тех, кто избавился от пут.
Пусть даже и вкусив испуг,
Я пищу не возьму из рук,
И среди них - ручных зверьков
Один без пут и без оков.
Мне остается только знать
И голодать, и прозябать...
С улыбкой гнусной на устах,
Двуличный, миром правит Страх.
И править ставит слуг своих
Он теми, кто забит и тих.
И цепью всех связал одной:
Своей порукой вековой.
Модифицированное
стихотворение
1970-го года
* Книга стихов "ОТСТУПЛЕНИЕ" *
1973-1974
ОГЛАВЛЕНИЕ:
1. ТАЙНА МГНОВЕНИЙ
2. Наполеон! Повелевай мной...
3. Бросается вечно ненужная поступь...
4. Я сегодня хотел поиграть на скрипке...
5. РОМАНТИЗМ
6. Над холмом возвышались столбы, как спички...
7. Духами пахнет. Сосны вперемежку...
8. ИСТИНА
9. Секс мертв, как дерево. Блеском кружева...
10. ПАРК ОБМАНА
11. Молчи. Тишина тебе песню споет...
12. Когда встает рассвет...
13. Мне кажется: весна в свои права...
14. Плеск стихий. Черное на белом...
15. В этом городе тени такие другие...
16. После сумрака ночи и рева мотора...
17. За поворотом глаз с прожилками белков...
Стихи кризисных лет
Юношеские стихи
ТАЙНА МГНОВЕНИЙ
Этот день не запомнился. Он расстаял в других,
Отражающих будничность, днях, что проплыли,
Но до этого дня и мгновений таких
Я не знал, что живут и минуты иные.
В заповеднике времени, в тайной его глубине,
Я живу: в этом сгустке былых метрополий,
Осторожно шагая по прошлому словно во сне,
Извлекая из сущего отзвуки этих гармоний.
Нежной плоти мясистой их спрятанных тайн я коснусь,
Весь их быт обустроенный томно окину я взглядом,
Чтобы кожей впитать эту странную звучность их струн,
Их холмов и оврагов застывшие в прошлом каскады.
Город весь как бы умер для смены реальных эпох.
Он остался в каком-то хрущовском и сталинском мире,
И ловлю я его еле слышный и сдержанный вздох
Ухом чутким своим в этой снятой на месяц квартире.
Я на улицу выйду. Пройду по его площадям,
Проведу как бы пальцем по улиц прямых перекресткам
И почувствую пыль. Словно в комнате, где никогда
Годы не был никто, я стою с полотенцем и щеткой.
Только стоит ли лазить, на корточках пыль вытирать:
Эта пыль не снимается, тайная дщерь откровений