Страница 25 из 42
Да, с такой логикой трудно было не согласиться. И все-таки мое лицо, видимо, выражало столь явное сомнение, что Моргалов добавил:
— Из тяжких болезней сейчас привлекает всеобщее внимание рак. И, скажем, полиомиелит наши медики научились лечить только недавно. Или вы всерьез будете на основании этого утверждать то, что в шутку сказал известный юморист Ликок, — будто «появлением всех этих болезней мы обязаны медицине»? Они мучают человечество очень давно, хотя, может, и под другими названиями. Но следы явно раковых опухолей находят и при исследовании мумий, а на одной из древних египетских фресок, помнится, медики обнаружили изображение мальчика, изуродованного полиомиелитом.
Он наступал уже, вторгаясь в мою вотчину, и все никак не унимался:
— А нильская рыбка мормирус. Слышали вы о такой?
— Нет, признаться, не слышал.
— Ну как же! Хотя наверняка видели ее изображение на древних фресках! С таким забавным длинным носом трубочкой. Видели?
— Наверное, видел, но не обращал особого внимания. А что в ней такого особенного? Я, собственно, не рыболов…
— Я тоже рыбной ловлей не слишком увлекаюсь, — засмеялся Моргалов, — но теперь интересуюсь этой рыбкой как физик.
— А какое она может иметь отношение к физике? — Этот любопытный человек начинал мне все больше нравиться.
— Вот если бы вы были более наблюдательны, то наверняка обратили внимание на то, что древние египтяне изображали эту рыбешку непременно висящей уже на крючке. Других рыб египетские художники рисовали по-всякому: и просто плывущими в воде, и запутавшимися в сети среди зарослей папируса, и уже лежащими в корзинах или на праздничном блюде. А вот мормируса они изображали всегда в одном положении: пойманного непременно удочкой, на крючке. Почему?
Вопрос застал меня врасплох, и я мог только неуверенно пожать плечами и задумчиво промямлить:
— Ну, как вам сказать… Египетское искусство вообще очень традиционно.
— Вы хотите сказать: канон такой был и художники не решались его нарушить?
— Возможно.
— Так и все думали тридцать веков подряд и проходили мимо удивительного открытия, а оно буквально плавало у нас перед носом. Все дело в том, оказывается, что природа наделила мормируса поразительным… электролокатором, что ли? — не знаю даже, как и назвать его, потому что ничего подобного техника пока не знает. У самого основания хвоста этой рыбешки есть особый электрический орган, вроде батареи с напряжением порядка четырех-шести вольт. Излучаемые ею электромагнитные колебания попадают в воду и улавливаются специальным приемником, он находится у мормируса в зоне спинного плавника. Чувствительность этой природной системы так велика, что позволяет рыбке в мутной нильской воде по изменению электрического поля обнаруживать добычу и любое препятствие, даже если оно не толще капроновой нити, из какой плетут сети. У нас в лаборатории живут сейчас три мормируса, мы наблюдаем за ними. Так, поверите, — стоит лишь подойти к аквариуму поближе и начать причесываться, как рыбешки уже весьма бурно реагируют даже на разряды от трения гребенки о волосы.
— Что-то я уже ничего не понимаю, чем вы занимаетесь, — перебил его я. — То вы сказали, будто физик, то вдруг рыбешки… А побиваете мои сомнения примерами из египтологии.
Моргалов опять засмеялся, и лицо его стало лукавым и добродушным.
— Ну, во-первых, само время сейчас такое, что не дает стать узким специалистом, подобным флюсу. О бионике слышали? Вот она и заставляет нас, физиков, интересоваться и рыбками и многим иным. А интерес к египтологии у меня, так сказать, наследственный. Вообще стараюсь, как это Герцен говорил, «жить во все стороны».
Он снова закурил, задумался о чем-то и добавил:
— Да, так вот эта история с мормирусом, для чего я ее вам рассказал? Тут сразу два открытия, если хотите: у рыбки обнаружен чрезвычайно любопытный локатор, его бы весьма заманчиво скопировать и нам в технике, а с другой стороны, выясняется, что древние египтяне были в большей степени реалистами, чем вы предполагали. Они весьма точно изображали то, что видели. Мормируса просто невозможно поймать в сети, только на крючок, — если он его, так сказать, добровольно захочет проглотить, привлеченный наживкой. И древние египтяне это прекрасно знали, хотя, возможно, и считали каким-то мистическим чудом. Вот вам еще пример, как между эмпирическим знанием какого-то природного явления и его научным объяснением вполне может пройти тридцать веков, а то и побольше. Разве не примечательно, что все крупные месторождения урана расположены в малолюдных, глухих местах? Похоже, будто их издавна обходили стороной, избегали селиться поблизости.
— Сдаюсь, — ответил я. — Вы меня убедили. Хотя пока только своей железной логикой! Но не ошиблись ли вы сами в своих предпосылках? Пока ведь нет никаких доказательств, будто песчаник, из которого сложена пирамида Хирена, радиоактивен…
— Проверить это просто. Поезжайте в Египет, поднесите к вашей пирамиде счетчик Гейгера — и все сразу станет ясно.
Но тут я снова вспомнил, как щелкали невидимые радиоактивные частицы, вылетая из пожелтевших бумажек с лабораторными записями Марии Склодовской-Кюри, и схватил его за руку:
— Постойте, постойте, нам не надо ехать в Египет, мы можем это проверить сейчас, немедленно!
— Как?
Я торопливо рассказал ему о том, что так потрясло меня на выставке. Судя по тому, как менялось лицо Моргалова, эта история тоже произвела на Атона Васильевича сильное впечатление.
— Как же я не догадался раньше! — пробормотал он, выслушав мой рассказ и беря в руку папку с документами Красовского.
Я так и замер: вот сейчас сразу все разъяснится!
Но он отложил папку в сторону и сказал:
— Ладно, завтра же проверю.
— Почему завтра?
Наверное, вид у меня был столь обескураженный, а тон такой жалостный, что он посмотрел на меня удивленно и расхохотался.
— Что же вы думаете, у меня целая лаборатория на дому? И счетчики Гейгера, и всякая такая штука? Потерпите уж до завтра, я вам утречком позвоню.
Опять я долго не мог уснуть в эту ночь. И снова мелькали в голове сумбурные, скачущие мысли.
«Я побывал в пирамиде и заболел, форменным образом заболел, дорогой мой!» — вспомнились вдруг слова профессора Меро. Они оказались пророческими!.. Сообщить ему о наших предположениях? Но почему же я не заболел? Или пробыл в камере слишком мало времени? Нечего поднимать панику. Ведь это пока лишь догадка, врачи сами там разберутся.
Если Моргалов прав и пирамида действительно сложена из глыб радиоактивного песчаника, может, удастся разыскать каменоломни, где его добывали. Хотя что это мне даст? Ведь важно найти настоящую гробницу Хирена. Но коли он применил такой смертоносный строительный материал сознательно, то уж, наверное, использовал его для защиты и своей настоящей гробницы. Так что ее следует искать по тому же признаку повышенной радиоактивности.
Ушебти! Как я забыл о ней. Ведь она находится здесь, в одном из залов Эрмитажа, и я всего несколько дней назад любовался ею. А статуэтка пробыла в радиоактивной пирамиде тридцать три века и наверняка обладает более сильной радиоактивностью, чем странички из дневника Красовского. Надо и ее непременно проверить!..
Потом я начал мысленно заново просматривать все выписки из дневников покойного археолога — и, кажется, продолжал этим заниматься уже даже во сне.
Моргалов позвонил мне утром в начале одиннадцатого и лаконично сказал:
— Щелкает, хотя и не шибко. Недоказательно, можно отнести за счет природного фона.
Я торопливо рассказал ему про ушебти.
— Хорошо, давайте проверим и ее, — ответил он. — Я сейчас приеду в Эрмитаж.
Наверное, никогда еще торжественные залы Эрмитажа не видели таких необычных исследований. Все произошло очень быстро и просто. Моргалов поднес к статуэтке счетчик Гейгера — и он сразу защелкал на весь зал.
— Вот и все, — суховато сказал Моргалов, убирая прибор. — Если вы нам дадите эту фигурку на денек, мы сможем точно определить степень радиоактивности.