Стая птиц

Тогда я опять стал записывать шумы, раздававшиеся вокруг меня. Падение листьев в ветреный день, плотские призывы животных и какой-то еще скрип, раздававшийся где-то поблизости. Я видел, как ветер носит над развалинами клочки бумаги и газетные страницы, которых я раньше не замечал. Мне попалась тетрадь ученика четвертого класса начальной школы. Звали его Гараттони. На многих страницах от сырости текст стал совсем неразборчивым. Но в середине тетради страницы остались пока что нетронутыми. Я проверил две задачи и прочел сочинение о землетрясении.

ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

При землетрясениях дома падают. Ломаются они всегда одинаково. Крыши и полы обрушиваются вниз, а стены вспучиваются и с треском разлетаются на куски. Колокольни валятся как подкошенные, будто их расстреляли. Колокольни можно было бы собрать на земле почти целиком. Но лежащие колокольни никому не нужны. Тогда их перестраивают. В том месте, где было землетрясение, обычно надо ждать, что оно повторится. Поэтому люди все время боятся. Они смотрят, не качаются ли лампы. Собаки и птицы всегда предупреждают нас о землетрясении. Они убегают и лают. Потом начинается гул. Землетрясения происходят чаще ночью, чем днем. Восемьдесят процентов ночью, а двадцать - днем. При ночных землетрясениях погибает больше народа, потому что люди спят и не ожидают никакого подвоха. После землетрясений люди с вытаращенными глазами кружат среди развалин, покинутые богом. Многие относят в безопасное место матрасы. Потом приезжают машины "Скорой помощи" и грузовики с солдатами. Почти сразу вырастает палаточный городок. В Персии привозят еще и дыни, потому что они утоляют жажду и заполняют желудок. Дети ходят в пыли и плачут. У пострадавших от землетрясения волосы встают дыбом и не приглаживаются. Нужно много месяцев, для того чтобы как следует их причесать.

5

Сегодня я записал шум дождя: грохот воды по ржавым консервным банкам, жестянкам, по другим металлическим предметам, даже по двум железным оградам. Но прежде я записал звук капель, падавших на землю, когда они еще тонули в сухой пыли. Я записал звонкий стук воды по стеклу, ее мягкое шлепанье по листьям диких растений, записал звуки при соприкосновении дождя с поверхностью луж, с бумагой, с кожей моей руки, травой, деревьями, плитками пола. Я смонтировал голос железа с голосом стекол и листьев. Прослушивая, я как бы снова увидел все предметы и почувствовал, что в этих шумах уже была осень. Осень, которая очень быстро наполнялась солнцем. Я стал искать в полях и заброшенных садах гроздья винограда, отбирая их у мохнатых разъяренных шмелей.

Однажды днем я увидел старика, стоящего неподвижно у стены в ожидании чего-то, может какого-то запаха. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я приблизился к нему. Закрыв глаза, он грелся на солнце или спал стоя. Я долго стоял возле него. Когда старик заметил меня, то не проявил никаких признаков беспокойства. Он смиренно переносил мое присутствие. А может быть, он потух, как вулкан, потому что уже не было сил извергаться. И на следующий день, и во все остальные дни старик появлялся то тут, то там, неподвижный и молчаливый. Много раз по утрам мы сидели рядом на большом камне, устремив взгляд на равнину и на птиц, исчеркавших все небо. Я думал о жене, о ее приступах неподвижности, перед тем как начинались ее побеги из дома. Я понял, что долгое молчание жены было одним из способов отдалиться от меня, но остаться в то же время рядом. Она напоминала рассеянную домработницу, которую иногда застанешь на кухне или в другом месте дома за прерванной на половине работой. Эту бездеятельность они свято блюдут назло кому-нибудь. Кем-нибудь в данном случае был я. Но ведь она не домработница, она моя жена и поэтому могла бы стоять и рассматривать, что ей вздумается, ровно столько, сколько считала нужным. Сразу же поясню: мы не держали домработницы. Обо всем заботилась моя жена. Только в первые два года после женитьбы мы нанимали женщину, да и то потому, что все надеялись - будет ребенок. Но у жены случился выкидыш, после которого она долго болела. Потом домработница ушла, а жена не захотела искать другую до тех пор, пока не основала общество реставрации кинопленок по американскому патенту. Но и последняя служанка через несколько месяцев ушла от нас, потому что забеременела от какого-то солдата-новобранца из Сардинии. С тех пор всем хозяйством заправляла моя жена. Ведь она всегда хотела чувствовать себя занятой и нужной. Естественно, жена все делала уверенно, спокойно и никогда не уставала. Короче говоря, она была настоящая хозяйка дома. Когда я стал замечать у нее приступы неподвижности, о которых уже упоминал, она не была больше хозяйкой дома, ею владел испуг домработницы. В первый раз я решил, что она просто задумалась. В тот вечер я лег раньше ее, потому что должен был прослушать маленькую кассету с исполнением ритуальной песни по случаю удачной охоты на слона, записанной у пигмеев бинга в среднем течении реки Конго экспедицией Огове-Конго. Я лежал и ждал жену. Она принялась мыть посуду. Плеск воды доносился до спальни. Громкий плеск, какой обычно получается у домработницы: та специально пускает сильную струю и со скрежетом трет щеткой посуду, для того чтобы досадить хозяевам и одновременно показать, что она работает. До этого вечера я никогда не слышал, как жена моет посуду. Она это делала тихо, так как прекрасно знала, что мне необходима тишина. Не видел я и как она подметает или стирает пыль с мебели. В общем, все самые неприятные обязанности по дому она выполняла либо в мое отсутствие, либо так заботливо и умело, что у меня даже не возникало ощущения, будто это делает она. Короче, она хотела, чтобы самая унизительная часть ее работы осталась для меня тайной. Так продолжалось до того самого вечера, о котором я рассказываю. "Почему же теперь она моет посуду с такой злостью? - думал я. - Потому что хочет, чтобы я слышал, как она работает?" Жена уронила тарелку, и та разбилась с таким звоном, что я подскочил. Я уверен, что она не выскользнула из рук, как это часто бывает у домработниц. Жена швырнула тарелку на пол. После этого все на некоторое время затихло. Затем до меня донеслось шуршание щетки, собиравшей в кучу осколки. Потом - ни звука. Я ждал жену, чтобы поговорить с ней, объясниться, понять, что происходит. Полчаса я провел в ожидании. Вдруг у меня возникло подозрение, что с ней что-то случилось, и я побежал на кухню. Жены там не было. Я обыскал весь дом и не нашел ее. Неизвестно почему я подумал, что она решила унести куда-нибудь осколки разбитой тарелки. Совсем как домработницы, которые вечно прячут вещи, которые разбили, или находят тысячу предлогов, чтобы свалить на кого-нибудь вину - на кошку там или на собаку.