Лед и пламя 1-2

Кейн никогда в жизни не говорил ни с кем о своих личных проблемах, но в последнее время все стало быстро меняться. Он рассказал Опал кое о чем, и сейчас ему хотелось выговориться своему дяде. Может быть, мужчина сможет помочь ему.

Кейн рассказал Рейфу о том, как он рос в конюшнях у Фентона, о своей мечте построить огромный дом. Рейф понимающе кивал, как будто то, что говорил Кейн, было ему близко и хорошо понятно.

– Естественно, Хьюстон просто из себя вышла, когда узнала, почему я на ней женился, и тут же от меня ушла. Я заставил ее вернуться обратно, но ей это что-то не очень нравится.

– Ты сказал, что хотел, чтобы она сидела за твоим столом во время этого дурацкого ужина. Ну а потом-то что? Ну а что потом?

Кейн начал рассматривать ногти.

– Мне не нужна была жена, и я думал, что она была влюблена в этого Вестфилда, который обманул ее. Так что мне казалось, что она только рада будет от меня избавиться после ужина с Фентоном. Я решил подарить ей ящик драгоценностей и вернуться в Нью-Йорк. Весь идиотизм состоит в том, что я все-таки подарил ей драгоценности, но она даже не взглянула на них.

– Так почему бы тебе не оставить ее и не вернуться в Нью-Йорк?

Кейн ответил не сразу.

– Я не знаю. Мне вроде как понравилось здесь. Я люблю горы, и тут не так жарко летом, как в Нью-Йорке, и…

– И тебе нравится Хьюстон, – ухмыляясь сказал Рейф. – Она красивенькая маленькая штучка, я, скорее, согласился бы иметь такую женщину, как она, чем весь штат Нью-Йорк.

– Так как же получилось, что ты не женат?

– Все те, кто мне нравились, не хотели за меня идти.

– Мне кажется, со мной происходит то же самое. Когда мне было все равно, выйдет за меня Хьюстон или нет, и я думал, что и любая другая могла бы сойти, она повторяла, что любит меня. А сейчас, когда я понял, что вряд ли смогу нормально жить без нее, она смотрит на меня, как на кучу дерьма.

Оба мужчины на минуту замолчали, задумавшись о том, как несправедлив порой бывает этот мир.

– Хочешь виски? – спросил Рейф.

– Не откажусь.

Когда Рейф повернулся, чтобы достать бутылку, Кейн в первый раз пригляделся к обстановке в доме. Он прикинул, что все хозяйство уместилось бы в одной его ванной комнате. Дом был до такой степени грязным, что никакой чисткой этого уже не исправить. Света было совсем мало, и в воздухе витал запах крайней нищеты, На камине стояла жестянка с чаем, две банки с овощами и то, что должно, по идее, было быть половиной буханки хлеба, завернутой в тряпку. Кейн был уверен, что это было единственной пищей в доме.

Совершенно неожиданно Кейн вспомнил комнаты над конюшнями, где он вырос. Он посылал свои простыни и одежду прачкам Фентона, а когда вырос, то подлизывался к горничным, чтобы те убирали его комнату. И еды всегда было в изобилии.

Что там, по словам Хьюстон, она возила углекопам? Лекарства, мыло, чай? Все, что можно спрятать в кочане капусты. Кейну никогда действительно не приходилось волноваться о куске хлеб. И где бы он ни жил, он никогда не жил так, как жили здесь.

Когда он перевел взгляд на угол потолка, в котором неприкрыто зияла дыра, он задумался над тем, как же его мать, выросшая в роскоши, жила в этом доме столько времени.

– Ты знал мою мать? – тихо спросил Кейн, когда Рейф поставил жестяную кружку с виски на стол.

– Да.

Рейф смотрел на этого человека, который был его родственником, знакомым и в то же время таким незнакомым. Иногда Кейн делал какой-нибудь жест, который заставлял Рейфа думать, будто это Фрэнк сидит перед ним, а иногда он так глядел на людей, что напоминал ему милую Чарити.

Рейф сел за стол.

– Она жила с нами всего несколько месяцев, и ей было тяжело, но она была не из робкого десятка. Мы все думали, что Фрэнк самый счастливый человек на земле. Ты бы ее видел! Она целыми днями работала, убирала и готовила, а потом как раз перед тем, как у Фрэнка кончалась смена, она так приводила себя в порядок, будто готовилась к встрече с президентом.

Кейн посмотрел на дядю.

– Я слышал, она была избалованным ребенком и презирала других женщин, за что ее все и ненавидели. Лицо Рейфа даже покраснело от гнев.

– Я не знаю, кто тебе это сказал, но он презренный лжец. Когда убили Фрэнка, ей просто стало все равно, живет она или нет. Она сказала, что едет домой родить ребенка, потому что знала, что Фрэнк бы пожелал самого лучшего для него, и она хотела разделить радость рождения ребенка со своим отцом.

– Подлец! – задохнулся Рейф. – Следующее, что мы узнали, было то, что Чарити и ее ребенок умерли, а ее отец от горя застрелился. Шервин и я были рады, что последние часы Чарити были счастливыми, и что отец принял ее обратно в дом. Многие годы никто из нас не знал о тебе или о том, что Чарити покончила с собой.

Кейн хотел спросить, почему Рейф ничего не сделал, когда они об этом узнали, но взял вместо этого кружку и сделал большой глоток. Он говорил Хьюстон, что деньги дают человеку власть. Что могли Таггерты сделать, когда они еле держались на плаву? И кроме того, он и сам не плохо устроился.

– Я тут думал, – сказал Кейн, глядя в кружку. – Мы с тобой поначалу не поладили, и подумал, чем бы я мог помочь…

Но уже говоря эти слова, он осознал, что ему не следовало их произносить. Хьюстон говорила, что он использует свои деньги, чтобы использовать людей. Он посмотрел на дядю и увидел, что тот выпрямился в ожидании, как Кейн закончит предложение.

– Яну очень нравится играть в бейсбол, да и Заку тоже, а теперь я не так уж часто их вижу. Поэтому-то я и подумал, что, может быть, я мог бы здесь организовать бейсбольную команду для ребят. Все необходимое я, естественно, куплю. Рейф расслабился.

– Детям бы понравилось. Может, ты смог бы прийти в воскресенье, когда они не в шахтах. Ты думаешь, Фентон согласится?

– Полагаю, что да, – сказал Кейн и допил виски. – Полагаю, я лучше пойду поищу жену. Судя по ее отношению ко мне в последнее время, она вполне могла меня здесь бросить.

Рейф встал:

– J– Лучше я пойду за ней. Думаю, тебе придется возвращаться домой под повозкой. Если охранники увидят, что ты уезжаешь, хотя и не приезжал, они станут боле подозрительными, и тогда другие дамы, которые приедут потом, могут попасть в беду.