Страница 1 из 5
Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ
КОРМОВОЙ ФЛАГ "ГРОМОБОЯ"
Рассказ
Ночью на рейде стоял густой туман. До того густой, что с палубы "Громобоя" огни других кораблей чуть угадывались глазом. К восходу солнца туман сразу отделился от воды. Будто чья-то рука сдвигала медленно с картины белый лист бумаги: под обрезом туманного покрова сначала показалась зеленая водная гладь рейда, затем обнаружились черные громады крейсеров: "России", стоявшей на якоре впереди "Громобоя", ближе к выходу с рейда, и "Рюрика" - за "Громобоем". Потом на соседних кораблях можно было разглядеть поднятые до места катера и баркасы; показались желтые, словно стволы гигантских сосен, дымовые трубы - из них струились почти невидимые дымы.
По команде "На флаг!" под дробный грохот барабанов и звуки горна на бизань-мачту "Громобоя" взлетел белый комочек свернутого флага. Сигнальщик коротким рывком сдернул с флага петлю фала, и, резво плескаясь, флаг расцвел синим косым андреевским крестом на белом поле. И все на "Громобое" - от командира на переднем ходовом мостике до часового у флага на заднем мостике - вздохнули: флаг развернулся хорошо. Легкий ветерок повеял кстати. Мелкие волны, лопоча за бортом, зарябили воды рейда.
И на "России" и на "Рюрике", одновременно с "Громобоем", распустились на гафелях флаги. На средней мачте "России" подняли еще адмиральский флаг.
Все прошлые дни, пока эскадра отдыхала на рейде от последнего набега на вражеские берега, флаги подымались на кормовых флагштоках. Кормовые флаги на гафелях бизань-мачт говорили, что эскадра опять выходит в море.
На "Громобое" пробили две склянки.
Сигнальщик Цветков стоял на заднем мостике над правым бортом корабля. Кроме Цветкова, на мостике под флагом стоял часовой с винтовкой у ноги, а у левого борта мичман Свиридов, не спускавший глаз с адмиральского корабля в ожидании сигнала сниматься с якоря...
"Громобой" должен репетовать сигнал - повторить его для "Рюрика" и миноносцев.
Цветков все время семафорил "Рюрику" флажками. На формарсе "Рюрика" стоял и семафорил Цветкову тот самый Смыков, с которым, как слышал Свиридов, Цветков подрался на берегу в баре. Они уже успели, должно быть, помириться.
- Ха! Ха! Ха! - услышал вдруг мичман тихий хохот Цветкова: сигнальщик смеялся так, будто читал "ха-ха-ха" по книге.
Мичман повернулся и увидел, что Цветков стоит, поджав живот скрещенными флажками, что, очевидно, и означало "ха-ха-ха!".
Взмахнув руками, Цветков заговорил снова. Он сигналил так быстро, что мичман едва успевал читать. Сигнальщики разговаривали азбукой Морзе без шифра, обрывая слова на первых буквах. Так разговаривают знаками опытные глухонемые, дополняя слова улыбкой, движением головы, пожимая плечами, подмигивая. На расстоянии от "Громобоя" до "Рюрика" нельзя было разглядеть ни улыбок, ни подмигиваний, ни "фонарей", подставленных друг другу приятелями. Но мичман увидел, что на "ха-ха-ха" "Громобоя" сигнальщик с формарса "Рюрика" ответил, трепеща раскинутыми флажками, словно порхающий жаворонок. Вероятно, это означало ехидное "хи-хи-хи!", потому что Цветков рассердился, вслух "загнул" матросское словечко и ответил "Рюрику" с молниеносной быстротой.
Мичман уловил смысл этих слов:
"Никогда не сдадимся. Не робей, друг! Не выдадим, братишка. На "Громобое" нет крыс, не спустим флага..."
- Цветков, что ты делаешь? - строго спросил мичман.
- Балуемся для практики, ваше благородие.
- Прекратить частные разговоры!
- Есть.
И Цветков медленно и раздельно всеми буквами передал на "Рюрик": "Прекратить!"
- Ваше благородие, - сдержанно доложил часовой, - сигнал адмирала...
Свиридов круто повернулся. На адмиральском корабле развевался сигнал, приказывающий: "Сниматься с якоря. Следовать в кильватере за мной".
"Громобой" репетовал сигнал. То же сделал "Рюрик" для миноносцев. На кораблях загремели шпилевые машины, выкатывая якоря. Винты взрыли воду за кормой. Корабли дрогнули. Из всех труб повалил густой дым.
С "Богатыря" послышалось далекое "ура". Четвертый крейсер эскадры "Богатырь" стоял у стенки портовых мастерских: он чинил пробоину, полученную на каменной подводной банке, и не мог разделить участи боевых товарищей: флаг "Богатыря" развевался на кормовом флагштоке. Веселый сигнал командира "Богатыря" пожелал эскадре успеха: "Сердцем, товарищи, мы с вами!"
Мичман Свиридов улучил свободную минуту, чтобы продолжать начатое письмо.
"Я не успел, любимая, окончить письмо и отправить его. Мы уже в открытом море...
Три недели я здесь, куда стремился всей душой. Я едва успел ознакомиться с обстановкой, еще мало знаю людей. Но что за люди! Только что я подсмотрел разговор нашего младшего сигнальщика Цветкова с сигнальщиком "Рюрика" - они семафорили, поэтому я "подсмотрел", а не подслушал. Я увидел, что Цветков просемафорил "Рюрику" три страшные буквы: Ш. Ж. Д. По международному своду сигналов, эти три страшные буквы означают: "Сдаюсь!" Я прекратил разговор. Нет, нет, не думай, что команды "Громобоя" и "Рюрика" сговариваются о сдаче. Напротив! У наших братишек из-за одного напоминания о возможности сдачи вышла драка на берегу.
Дело в том, что с "Рюрика" списали на берег нескольких человек действительно больных. Наши сказали, что с "Рюрика" побежали крысы. Рюриковцы ответили: как бы у вас на корабле крыса флаг не спустила. Ты помнишь легенду о флаге "Громобоя"?
Прощай! Бьют боевую тревогу. Письмо получишь, если... Бегу на мостик..."
На каждом корабле есть своя легенда. Легенда "Громобоя", которую мичман Свиридов помянул в своем письме, была известна всем на флоте.
Кормовой флаг на "Громобое" - броненосном крейсере первого ранга подняли в первый раз, лишь только, сходя со стапеля, корабль коснулся вод Невы своими винтами. После спуска "Громобой" отвели к заводу Берда у Лоцманского островка для доделок и сборки механизмов. На палубе "Громобоя" вились шланги воздушных молотков. Всюду полыхали красным огнем переносные горны, трещали молотки, трюмы отзывались громовыми раскатами на удары о палубы и переборки тяжелых машинных частей, опускаемых с плавучего крана. А на корме гордо реял огромный (4x9=36 квадратных метров) андреевский флаг, уже закопченный дымом невских заводов. Около флага стоял часовой.