Первое дело

- Брать будем? - небрежно, будто он всякий день кого-нибудь "брал", поинтересовался Богатырев. - Инструктаж проведите, товарищ лейтенант.

Андрей провел "инструктаж", посадил бравого командира в коляску, братья оседлали видавшие бездорожье велосипеды, и, как рассказывал потом Богатырев, "группа захвата решительно отправилась на задание".

Не доезжая Оглядкина, Андрей остановил мотоцикл. Дальше пошли пешком. Пока добирались, стемнело. Остановились у крайнего дома, где ярко светили на дорогу окна и картаво, на чужом языке орал магнитофон.

- Останьтесь здесь. Один - на задах, другой - с улицы, - шепнул Андрей братьям. Те молча кивнули. - Богатырев - за мной!

Андрей расстегнул кобуру, бесшумно взбежал на крыльцо, прошел темные сени и рванул обитую войлоком дверь.

Здесь уже, видно, пили не первый день: в комнате стоял густой до рези в глазах, тошнотворно осязаемый запах перегара, пролитой водки, окурков и табачного дыма. За неопрятным столом, заставленным и заваленным бутылками, вспоротыми консервными банками, грязными тарелками, где вперемешку с закуской дымили незагашенные сигареты, сидели Сенька Ковбой и двое в телогрейках и с вилками в руках. Третий из механиков топтался посреди комнаты - пытался под иностранную музыку удариться вприсядку, но заваливался на пол, толкая стулья и нелепо взмахивая руками. Он, первым разглядев милицейскую форму на Андрее, неожиданно бросился к двери, столкнулся с Богатыревым, упал и быстро, по-тараканьи, побежал на четвереньках в угол и сел там, выставив вперед руки.

Один из сидящих за столом, тоже сильно пьяный, вскочил и сдернул со стены ружье.

- Ты что, сдурел? - вырвал у него ружье Сенька. - Это же наш участковый - Андрюшка Ратников!

Тот дурашливо присел и поднял руки.

- А ты что здесь делаешь? - спросил Андрей.

- Гуляю, - нахально пропел Ковбой, но в глазах его всплескивала то ли злость, то ли тревога.

- Отойди-ка в сторонку. Попрошу всех, - со спокойной строгостью сказал Андрей, - оставаться на местах и предъявить документы.

Документов, конечно, ни у кого не оказалось.

- Прошу следовать за мной, - объявил Андрей, - для выяснения личности.

Плясун следовать не захотел: с отчаянным вскриком натянул на голову пиджак и маханул, как нырнул, в приоткрытое окно. Задел створку зазвенели стекла. Богатырев бросился было за ним.

- Куда он денется? - остановил его Андрей. - Забери-ка лучше это, - и выдвинул из-под кровати почти пустой водочный ящик. - И это, - снял приколотую над детской кроваткой шоколадную обертку "Сказки Пушкина". Колбасу-то небось уже сожрали? - Андрей повернулся к Семену. - Давай-ка, Ковбой, иди запрягать.

Сенька дернул плечом, ничего не сказал, вышел. Вслед за ним потянулись задержанные.

Плясун маялся за забором, озираясь, вытряхивал из пиджака осколки стекла. К нему с двух сторон подбирались дружинники.

- Не набегался еще? - усмехнулся Андрей.

- А что мне будет, если сдамся? Учтут, что самовольно?

Братья враз бросились на него, схватили за руки, повели к телеге. Богатырев нахмурился, свел брови и демонстративно сунул руку в карман:

- И чтоб больше без глупостей у меня.

В тот же вечер Андрей допросил быстро протрезвевших механиков. Каждого по отдельности. Для проверки их показаний он попутно задавал такие неожиданные вопросы о деталях, сговориться о которых они не могли. Потом, уже утром, устроил им очную ставку, предложил покурить, собрал окурки. Напуганные тем, что над ними повисло обвинение в убийстве, механики были предельно откровенны, слезливо оправдывались, вызывая у Андрея чувство омерзения.

Показания задержанных, по существу, сводились к следующему:

"Застряли в Оглядкине по причине разлива рек. Загуляли от нечего делать. В ночь на 20-е действительно заезжали на колесном тракторе "Беларусь" в Синеречье, искали выпить. Примерно в половине второго, проезжая мимо магазина, увидели, что он открыт, в тамбуре - свет. Зашли. Сторож был уже мертв. Один из механиков (кто именно, Андрей так и не добился), желая проверить, бьется ли у сторожа сердце, просунул руку под пиджак, нащупал кобуру и вынул из нее револьвер. Другой (тоже неизвестно кто - все трое валили друг на друга) предложил взять водку и закуску - все равно, мол, растащат до утра. Дверь они не взламывали - до них кто-то постарался. Забрали ящик водки и, так как в кабине трактора трое не помещались, один из них, как и раньше, стал сзади на прицеп, держа под мышкой батон колбасы. У дома Ворожейко поняли, что дальше не проедут, решили вернуться в Оглядкино. Развернулись на огороде, трактор тряхнуло, стоящий на прицепе колбасу выронил".

Андрей едва зубами не скрипел.

- Вам не пришло в голову сообщить в милицию, вызвать врача? Возможно, сторожа удалось бы спасти.

- Испугались. Поддатые были сильно. Не сообразили.

- Ну да, а кражу совершить сообразили? Мертвого обобрать догадались, воспользоваться трагичным случаем, чтобы поживиться, смелости хватило? Знаете, как это называется? - не сдержался Андрей. - Мародерство!

- Да не крали мы, товарищ участковый. Просто взяли. Мы вернем все, заплатим. Ты уж не казни нас строго. Ну что мы такое сделали?

Андрей развел руки, обреченно вздохнул.

- Хороши! До полной потери стыда и соображения допились. Да вы, голубчики, по трем статьям проходите. И подозрение в убийстве с вас не снимается.

Андрей не имел права так говорить, и, кроме того, косвенное свидетельство Дружка и другие данные подтверждали, что механики к убийству непричастны. Но это еще нужно проверять, да и успокаивать этих сволочей Андрей не собирался, пусть подумают - не вредно.

Он позвонил в район, доложил, что установил таких-то и таких-то, совершивших кражу в магазине и похитивших оружие сторожа, и сказал, что выезжает за револьвером, который в настоящее время находится в таком-то месте.

- Молодец, Ратников! Энергично действуешь! Мне тут вертолет обещают скоро будут у тебя наши орлы. А как с убийцей, есть соображения?

Андрей ответил, что есть, но высказывать их считает преждевременным.

- Экой ты осторожный, - посмеялся начальник.

Через два часа, когда Андрей с дружинниками перерыл весь сарай, где был спрятан револьвер, и не нашел его, он горячо пожалел о своей поспешности.

День кончился. Сделано вроде много, да все как-то на холостом ходу, с пробуксовкой.

Глава 5

Не хотелось, очень не хотелось Андрею допрашивать Дашутку. И жаль ее было, и на душе больно, и неловкость какая-то возникла между ними: будто бы Дашутка безмолвно его в чем-то упрекала, а он, в свой черед, в чем-то винил ее...

Ничего существенного она не сообщила. Смерть деда была настолько неожиданной, нелепой и жестокой, что девушка совсем потерялась и не смогла (или не захотела) вспомнить ничего важного, необычного из предшествующих несчастью событий. И про паспорт она ничего не сказала: дедушка говорил, мол, у него целее будет. Дашутка на первый взгляд старалась помочь Андрею, но он быстро почувствовал, что некоторые его вопросы камешками отскакивают от невидимой стены, и никак не мог уловить, где он натыкается на незаметное, но упорное сопротивление, что именно рождает тревогу в синих заплаканных глазах. Она знает что-то очень важное, убедился Андрей, но добиться от нее признания невозможно.

После разговора с Иванцовым Андрей понял, что получил хороший, дельный совет. Бывший участковый подсказал ему самый простой и надежный путь. И если с точки зрения юридической он, может, действительно был "не по науке", но психологически очень верен.

- Когда-то, - неторопливо рассуждал Иванцов, - было у юристов простое правило: ищи - кому выгодно. В твоем деле я бы вопрос по-другому направил: кто мог? Ведь что я полагаю? Преступником, как и заведомо честным человеком, не родятся, верно? К правонарушению постепенно идут, зреют, что ли, в определенных условиях. Вот отсюда и танцуй - кто у нас созрел, кто докатился до такого? - И первым (с горечью Андрей убедился, что мысли их совпали) назвал Сеньку Ковбоя. - Парень он по нутру неплохой, но больно шалопутный, вот-вот сорвется всерьез. Штрафовался, за хулиганство привлекался к ответственности. Сейчас за ним строгий глаз нужен. Если еще не поздно - остановить надо, не то ему очень дальняя дорога предстоит...