Техас! Сейдж

К тому времени, когда молодые люди отстранились друг от друга, чтобы набрать воздух в легкие, их сердца сильно бились, они задыхались, кровь прилила к лицам, их тела горели огнем сильного желания, их бедра сводило от вожделения.

— Боже мой, — прошептал Харлан, снова пряча лицо у нее на шее.

Он жадно целовал Сейдж, широко открыв рот и забирая кожу зубами. Когда-то девушка грозилась убить того мужчину, который оставит какой-нибудь знак на ее теле. Теперь же, откинувшись назад, перебирая руками мышцы на его спине, Сейдж только поощряла его поцелуи.

Сначала Харлан целовал ей шею только возле воротничка. Потом он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке и покрыл поцелуями впадинку на горле. Сейдж стонала и изгибалась так, что ее тело плотно прижималось к нему. Харлан расстегнул вторую пуговицу, потом третью. Когда они уже не мешали ему, парень жадными губами проник в это благоухающее пространство.

Наконец Харлан поднял голову, чтобы можно было увидеть ее груди. Они быстро поднимались и опускались, чуть ли не выпрыгивая из прозрачных кружевных чашечек ее низко вырезанного бюстгальтера. Чашечки, как паутинка, едва сдерживали набухшие и напряженные соски.

— Боже мой, Сейдж! — едва слышно прошептал сквозь зубы Харлан и взял в руки каждую грудь.

Ее глаза закрылись и послышался длинный вздох и ошеломляющее:

— Да!..

Харлан гладил ее груди ладонями там, где были твердые соски.

— Да, да…

Она стонала и слегка покачивалась.

Вдруг девушка перестала чувствовать его руки и тепло. Сейдж с трудом открыла глаза и нашла его взглядом. Руки, которые так нежно ласкали ее, теперь были с решительностью спрятаны в карманы брюк, как будто им не доверяли. Харлан еще не мог отвести взгляда от ее грудей. Он кусал губы и едва слышно произносил проклятия.

Сейдж как будто очнулась от гипнотического сна. Если бы она обнаружила, что разгуливает обнаженной перед публикой в какой-нибудь интермедии, и то бы так не разозлилась на своего гипнотизера. В один прыжок девушка оказалась рядом с Харланом и ударила его по лицу с такой силой, на какую только была способна.

К ее ужасу, про себя Сейдж подумала, что ударила парня не за то, что он сделал, а за то, что он перестал это делать.

Потирая щеку, молодой человек сказал:

— Да, почти сработало.

— До этого даже и не дошло, — сказала Сейдж глухим, дрожащим от гнева голосом. — Ты ничего не сделал, за что мог бы себя похвалить. — Она стала неуклюже застегивать блузку, потом бросила это хитроумное занятие и прикрыла грудь, натянув на себя жакет. — Я совершенно ничего не почувствовала.

— Я не имел в виду себя и свои попытки, — спокойно заметил Харлан. — Я имел в виду тебя, твои попытки.

В его словах не было смысла или Сейдж была слишком зла, чтобы соединить слова в какую-то понятную мысль. Она откинула назад растрепанные волосы.

— О чем ты говоришь? Впрочем, мне это все равно.

— Я говорю о твоей неудавшейся попытке избавиться от меня.

Сейдж тупо уставилась на него ничего не понимающими глазами. Ее непонимание стало, казалось, раздражать его. Покусывая нижнюю губу, Харлан сказал:

— Мне совершенно ясно, что ты замышляла, Сейдж.

— Я ничего не замышляла!

Харлан насмешливо фыркнул.

— Я ведь не вчера родился. — Потом, подойдя ближе и наклонившись к ней, он добавил: — Женщина никогда не превратится из сосульки в сексуальную бомбу молниеносно, если у нее нет на это настоящей причины.

— Сосулька? Секс-бомба! Причина?

Сейдж, казалось, была в сомнении, на какое из этих слов отреагировать в первую очередь.

— У тебя есть основания хотеть выбросить меня из своей жизни. И ты надеялась, что заставишь меня сделать что-нибудь с тобой, а потом побежишь с воплями к своим братьям, не так ли?

— Что?! — произнесла Сейдж и тут же онемела от изумления.

— Да, да! Ты думала, что если я свяжусь с тобой, они выкинут меня отсюда, как пробку. Возможно, ты правильно рассчитала. Только у тебя ничего не получилось. — Харлан снова взглянул на ее груди. — Ты почти добилась своего, но я пришел в себя как раз вовремя.

Сказав это, молодой человек повернулся и медленно пошел к выходу.

Какую-то долю секунды Сейдж смотрела ему вслед. Потом бросилась за ним, схватила за рукав и быстро развернула лицом к себе.

— Никогда в жизни меня не обвиняли в такой гадости и подлости, такой… За кого ты меня принимаешь?

— Ты — лгунья.

— Нет, я не лгунья.

— Могла бы одурачить меня. Ты же не сказала своим, что Казанова бросил тебя.

— Меня никто не спрашивал.

— Но он все-таки бросил тебя. Когда он не так давно приезжал сюда, были не только поцелуи и примирения.

Сейдж стояла, чувствуя себя разоблаченной преступницей. Харлан рассмеялся.

— Да, я врала тебе, — закричала Сейдж. — Но я не врала своей семье.

— Ты все время молчала, когда речь заходила о Трейвисе.

— А тебе какое дело?

— Никакого! И пусть будет так и в будущем. Не впутывай меня в свои дела, как ты это делаешь с другими.

— Я ничего подобного не пыталась сделать. Одна бровь на лице Харлана поползла вверх.

— Это правда?

— Да, — с вызовом сказала Сейдж. — Это правда.

— Тогда зачем ты целовала меня таким образом?

Девушка открыла рот, чтобы резко ответить ему, но вдруг поняла, что у нее нет ответа. Она быстро закрыла рот и отвернулась.

— Скажи, — медленно начал Харлан и стал приближаться к ней, пока Сейдж не пришлось сделать несколько шагов назад. — Ты случайно не потеряла голову по-настоящему, когда мы целовались? Я думал, все эти вздохи и стоны, объятия и царапанья были просто выдумкой. Неужели ты действительно что-то чувствовала? Неужели все эти просьбы, твоя мольба, твои «да, да» были искренними?

— Заткнись. Ты отвратителен!

— Отвратителен? — Харлан засмеялся и повторил это слово несколько раз, как будто с каждым разом оно становилось более забавным. — Именно поэтому ты схватила мой язык, как младенец — соску.

Его самоуверенность была невыносимой. Сейдж тогда просто на какой-то миг изменил здравый смысл, вот и все. Это можно объяснить ее несостоятельностью, или глубокой любовью и стечением обстоятельств, или необъяснимой гормональной неустойчивостью.

Что бы там ни было, девушка испытала какое-то временное безумие.

Сейдж не только позволила парню быть с ней таким бесцеремонным, но даже убедила себя в том, что ей нравилось все, что Харлан делал, что она страстно желала всего этого. Если молодой человек когда-нибудь поймет это, он воспользуется ситуацией и превратит ее жизнь в кошмар. Лучше пусть думает, что девушка — бессердечная интриганка.

Сейдж отбросила волосы, презрительно посмотрела на Харлана и сказала:

— Что ж, стоило попытаться, не так ли? Если бы ты пошел на большее, я бы точно рассказала своим братьям, какой ты тихоня. Еще не поздно это сделать.

— Они бы, пожалуй, тебе поверили, — хмыкнул Харлан, осматривая ее с головы до ног. — Ты выглядишь так, будто только что была с мужчиной. Губы красные и надутые. Волосы в беспорядке. Глаза широко раскрыты. Да, в таком возбужденном виде ты можешь спокойно сказать им, что это я причина твоего состояния, и они, без сомнения, набросятся на меня с заряженными ружьями. — Харлан дерзко ухмыльнулся и прищурил один глаз. — Но ты ведь не собираешься рассказывать им об этом, не так ли? Потому что тогда мне придется сказать, что ты тоже целовала меня и вела себя так, будто мы уже лежим в постели. Твои братья честные, справедливые люди, они понимают, что такое страсть, и непременно спросят, как ты можешь позволять себе так развлекаться с одиноким мужчиной, когда ты помолвлена с другим. Тогда вся история насчет страстных поцелуев волей-неволей станет известна всем и… — Чмокая губами и покачивая головой, Харлан смотрел на Сейдж с явным сожалением. — Это испортило бы всем Рождество. Мужчины не увидели бы конца футбольного матча. Лори стала бы плакать, потому что ей трудно было бы представить, что ее маленькая девочка могла так забавляться с мужчиной. У Марси от переживаний испортилось бы молоко, а у крошки Джимми началась бы рвота…